Юмор, украшения и шапито: как релоканты обосновались в Грузии

Петр (фамилию герой попросил не указывать), основатель джем-бара Philosof Jazz Club

«Я достаточно много путешествую. К моменту, когда наступила «спецоперация»*, я уже был готов куда-нибудь переехать. Остановился на Грузии именно потому, что здесь сложилась достаточно большая диаспора людей, говорящих на русском языке. Я просто решил сделать себе полегче жизнь. Грузия, Тбилиси в том числе, всегда была очень многонациональным городом. Всегда здесь жили евреи, иранцы, турки. Русский язык, конечно, тоже здесь занял определенное место.

Наверное, первое, на что я обратил внимание, это местное законодательство. Посмотрел налоги, и в этом отношении Грузия вполне выигрывает среди других стран. Тбилиси — активный город, столица, очень нескучный, постоянно происходят какие-то мероприятия, тут можно недорого покутить. Это очень напоминает крупные интересные города, такие, как Санкт-Петербург, Тель-Авив, Шанхай. 

Весь Тбилиси — это большой-большой ресторан. Общепит — ты в него всегда много вкладываешь, но и достаточно быстро потом имеешь оборотное средство. И в течение года понятно: выживет или не выживет предприятие. Поэтому в новом месте всегда лучше попробовать общепит. И мне кажется, что как раз в месте, где культура общепита построена, и есть большое количество желающих, в том числе развит туризм, достаточно беспроигрышно (делать общепит), если ты делаешь что-то не совсем как все. 

Когда-то очень давно крафтовое пиво вызывало очень странное ощущение. Особенно, например, в Сибири. Сейчас прекрасно работают крафтовые бары. Какое-то время назад в Тбилиси тоже не было крафтовых баров с пивом. Но они здесь появляются и имеют определенных поклонников, в том числе и среди местного населения. Потому что вкусно. 

Формально, для открытия заведения вроде этого, нужно $50 000–60 000. Когда оно окупится — пока неизвестно. У меня было заведение в Новосибирске, которое окупилось за полтора месяца. Это случайность. Формально любое заведение — это окупаемость два года. 

Несмотря на то, что Грузия очень ресторанная, особенно Тбилиси, мы столкнулись с не очень эффективным сервисом относительно HoReCa. То есть поставки всего. В этом отношении, конечно, есть некоторые нюансы. 

В России, конечно, своеобразная бюрократия: лицензии, всякие ЕГАИС. Там не столько большие деньги, сколько ты просто постоянно удивляешься этим новшествам, которые тебе то одно, то другое, то третье, то четвертое. В Грузии, конечно, тоже такое есть, но гораздо больше свободы. То есть, алкогольная лицензия здесь не нужна. Закупка идет, ты предоставляешь свой код, тебе выписывают документ на твой код. Все, налоговая это видит. Я считаю, что это достаточно современно. 

Из плюсов Грузии — эффективно работающая полиция. Соответственно, безопасность. Они постарались бороться с бюрократией. Как в большом городе, здесь всегда можно найти и где недорого поесть, где недорого пошуметь, где недорого поселиться. Из минусов, мне кажется, что есть проблемы с монополией. То есть, иногда некоторые вещи, продукты стоят необоснованно дорого. Но я думаю, что это тоже вопрос времени». 

Тенгиз Аблотия, аналитик ресурса FactCheck и беспартийной неправительственной организации по наблюдению за политикой и аналитического центра Georgia's Reforms Associates, публицист

«К нам приехали, в основном, образованные городские ребята, по-европейски мыслящие. Публика, за которую российская власть, по идее, держаться должна. Золотой запас. Они там радуются, «либерасты» уехали, у них праздник. А сейчас не до праздника. Это лучшие люди России, по идее. Плохо, что это никто во власти понимать не хочет, в российской. Наши-то понимают. Если меня спросить, никакой опасности от них нет. Я бы, например, делал все, чтобы хотя бы вот эти 100 000 русских релокантов не уехали. Но третью волну эмиграции, наверное, уже не нужно. Но из тех, кто приехал, было бы хорошо, чтобы они остались. Я бы давал и ВНЖ, и все: оставайтесь, никуда не уезжайте. Это не такая большая цифра — 100 000 человек на страну с примерно 3,7 млн населения. У нас армян и азербайджанцев по 200 000–300 000 уже столько лет, и ничего страшного. Как-то спокойно уживаемся. 

Максимально холодные отношения у России и Грузии были, наверное, в 2008 году [на фоне Пятидневной войны. В августе 2008 года между Грузией, с одной стороны, и Россией, и поддерживаемыми ей в конфликте самопровозглашенными республиками Южной Осетией и Абхазией — с другой, велись боевые действия. — Forbes]. А сейчас мы имеем очень странные взаимоотношения. С одной стороны, это, наверное, страх грузинской власти перед Россией, что мы не должны слишком Россию раздражать. Попытка держаться на расстоянии. Второе, это использовать какие-то экономические возможности, которые есть, но при этом по-настоящему сближение не идет. Очень странные взаимоотношения и в том, что касается торговли: Грузия соблюдает все санкции, которые только есть. Например, в большом количестве вывозились автомобили, у нас экспортеры автомобилей озолотились. А потом в августе американские машины попали под санкции, а в сентябре попали под санкции уже европейские. И тут же прекратился экспорт машин. То есть Грузия все санкции соблюдает, при этом сама свои санкции не объявляет. Что, собственно, и произошло с восстановлением авиасообщения. 

Потепление [отношений], несомненно, есть, взаимовыгодное. Это больше на выгоду ориентированно и с хитростью.

Но проблема не в самих отношениях, а в том, что они могут быть прекращены в любой момент. Оппозиционно настроенные граждане, включая меня, категорически за то, что надо с Россией иметь минимальные экономические взаимоотношения, только если дальше никакого выхода нет, вопрос жизни и смерти. Тогда да. И причина не в том, что кому-то русские нравятся или не нравятся, причина в том, что это все может быть закрыто за одну секунду, будут перенастроены целые бизнесы. Как виноделие сейчас, оно в страшном состоянии, не дай Бог завтра Путину что-то в голову придет и будут какие-то санкции на виноделие. До <...> [«спецоперации» — заменено Forbes] доля России в виноделии потихоньку-потихоньку падала, дошла до 50-55%, а сейчас она уже за 60% пошла. Это очень опасно, в первую очередь для самих виноделов, потому что обязательно завтра что-то будет. 

Грузия была ориентирована на закупки нефтепродуктов, где-то 80-90% нефтепродуктов, бензин, дизель в основном, где-то полтора-два-три года закупаются из России. Вот оппозиционно настроенные граждане и власти говорили нефтяному бизнесу, мол, не надо вам это делать, потому что рано или поздно это закончится, не надо на российскую нефтяную иглу подсаживаться. И вот результат: из-за известных проблем на внутреннем рынке России экспорт прекращен, и теперь наши нефтяные компании вынуждены срочно переориентироваться на другие рынки. Соответственно, топливо подорожало. Можно было предвидеть год, два, три назад. Но бизнесы так далеко не думают. Им кажется, что они сегодня держат Бога за бороду, а завтра будет завтра. В этом проблема. А не в том, что если бы завтра Россия была демократической страной и так далее, мы были бы уверены в том, что, скажем, решение о запрете на импорт какого-то товара из Грузии будет приниматься реально из-за того, что там червяка какого-то нашли, а не потому, что в политике что-то не то. 

Каждый бизнесмен, который имеет дело с Россией, должен понимать, что это все не навсегда. Если все это было бы предсказуемо в правовой среде, то какие проблемы.  

С точки зрения экономики, именно открытие каких-то заведений [русскими реконтами в Грузии] — это капля в море, ничего не меняет. Но благодаря релокантам резко вырос объем денежных переводов из России в Грузию. 10 000 квартир купили за полтора года. Кто-то бизнесы покупает, земли и так далее. Вот это волна денег была. От нее была именно макроэкономическая выгода. А не то, что русский здесь открыл ресторан. Таких ресторанов рядом будет 500 штук. Ну и, конечно, определенную выгоду приносят айтишники, но она не масштабная. При этом, большая выгода, которая была от притока капитала, уже заканчивается. И единственное останется, что население страны вдруг резко выросло на 100 000 человек: молодых, дееспособных, платежеспособных, зарабатывающих и так далее. Но как в 2022-м, когда зафиксировано 10% экономического роста, этого уже не будет. Если, конечно, не будет новой мобилизации в России».

Иван Митин, основатель сети антикафе «Циферблат», загородного отеля «Болотов.Дача» и отеля в грузинской деревне «Шато Шапито» 

«В России я в какой-то момент понял, что мне не нравится то, что происходит. Я пытался с этим что-то делать через свои проекты, но потом понял, что жизнь не вечная и хочется помимо того, чтобы вкладываться в какую-то борьбу с чем-то, еще и просто понаслаждаться жизнью. Я эмигрировал из России и хотел делать международный проект в Израиле, потому что я еврей. Но в Москве я родился и вырос, и понятно, что мои проекты в большей степени люди знают именно там. В Грузии был активный международный туризм с Запада, из Европы, с каждым годом все больше и больше. Все стали сюда ездить, в том числе и из России. 

Когда мы делали «Болотов.Дачу», деревню на 70 домов, нас завертело в колтун бюрократии, непонятно чем вызванной, в которой мне пришлось сильно дружить и общаться с чиновниками. И я понял, что достиг такого масштаба, что дальше, если что-то еще делать в России, придется с ними еще больше общаться. А то, как все при этом происходит, мне совсем было не близко этически и эстетически. Как будто есть забота о каких-то своих интересах геополитических, в которых места для простого счастья простому человеку довольно мало.

Здесь [в Грузии] я тоже не к месту. В силу истории России, из которой я родом, она для Грузии тоже что-то сделала неприятное и здесь люди это помнят хорошо. Когда началась <...> [«спецоперация» — заменено Forbes] в Украине, произошла ретравматизация, какие-то мелкие вещи, типа надписи на стенах [например, «вам здесь не рады» и т. д.], нежелания разговаривать и так далее. Мне не нужно, чтобы мне кто-то дал в рожу, чтобы я почувствовал, что мне здесь не рады. Такие проекты, как мои, сильно теряют, если местное креативное сообщество не хочет с ним взаимодействовать. Мы все многое теряем, и я против групповой ответственности. 

Я увидел, что в Грузии каждое небольшое заведение делает себе приставку «шато», и решил, что чем мы хуже, поэтому наши заведения называются «Шато Шапито». Мы не отель в широком смысле, скорее становимся таковыми сейчас. Это наше градообразующее предприятие, то есть мы зарабатываем деньги на то, чтобы вообще тут зафиксироваться и дальше расти, наша задача создать притяжение и нарастить сообщество людей, которые будут либо долго, либо коротко здесь жить. Мы все еще строимся, в довольно сложном временном отрезке для современной истории, каждый день у нас то курица сдохнет, то осла сожрут, то потоп. 

Сюда [в проект «Шато Шапито»] вложен уже миллион долларов. Это не все мои деньги, у меня столько не было никогда. Клянчил у людей, широкой общественности. Но мы что-то предлагаем взамен. У нас можно вложиться и получить «вечный день» —  право всю жизнь сюда приезжать на один день в году. Можно купить неделю, 10 дней, месяц и так далее. Тогда мы тут толком ничего не построили, все выглядело максимально абстрактно и никто всерьез вкладываться не мог. А так поддержать прикольного чувака с неплохой идеей люди были готовы небольшим чеком. 

Еще более понятная схема, когда человек вкладывает сумму побольше и получает конкретный доходный юнит, который за ним закрепляется, баня, например, мы просто выручку в какой-то пропорции с этого конкретного места делим.

За $200 000 мы купили здесь 12 га земли, это было четыре с чем-то года назад, с тех пор стоимость выросла минимум в пять раз. Самое сложное началось сразу же практически, как только мы заехали, спустя пару месяцев началась пандемия, и Грузия закрылась полностью от всего мира. Даже в какой-то момент в Грузии нельзя было на машине ездить, мы на осле в магазин ездили пока его волки не съели. И мы оказались отрезаны от всего, было непонятно вообще, как дальше развиваться, потому что к тебе никто не может приехать, а без посещения людям на расстоянии зачем инвестировать в этот проект?

К сожалению, здесь ты не очень можешь доверять, что все, о чем вы договорились с подрядчиками, будет вообще осуществлено или в том виде, в котором вы договорились — в любой момент могут возникнуть какие-то странные препятствия. Вот мы сейчас оплатили какой-то экосептик за $8000 на несколько домиков, а в итоге компания обанкротилась, деньги потеряны, септика нет. Это и в России может произойти, но здесь это как будто чаще происходит. 

Что касается налогов, есть НДС 18% с выручки, есть налог на землю несколько тысяч долларов в год, по-моему, в районе $6000-10 000, есть налог на прибыль, на доход. Но у нас ее нет, поэтому этого налога нет. И еще налог на зарплату, там что-то вроде 22% суммарно выходит.

Здесь довольно сложно подружиться с местными жителями. Но есть и обратные примеры, безусловно. Мы работали и работаем много с грузинами, здесь из деревень 15 человек у нас работает, никаких проблем нет. Мы отлично дружим, ходим друг к другу в гости, и вообще все супер». 

Илья Овечкин, стендап-комик, сооснователь проекта российских комиков-эмигрантов в Грузии Comigration 

«Грузию я выбрал, потому что это одна из стран, куда не требовалась виза, одна из стран, которая имела, во всяком случае, до приезда сюда такой более проевропейский флер. И мы вроде как чувствовали себя здесь в большей безопасности. Был вариант остаться в Армении. Но у Армении на тот момент, сейчас вроде эта репутация потихоньку меняется, была репутация такой более пророссийской страны. На тот момент было непонятно, какая, например, степень сотрудничества наших следственных органов и армянских. И как-то по большей части у нас хаб собирался здесь. Здесь просто огромное количество специалистов по видеопродакшену. Ты просто пишешь в чат, даже бесплатно. Тебе напишет огромное количество людей. Здесь и ренталы, техники, и специалистов много. В самом начале еще, когда мы сюда приехали, без денег, продали первую рекламную интеграцию в видео, которого еще не существовало, на канал, который еще не существовал. И я на эти деньги сразу же закупил оборудование. Часть денег отходит в наш общий фонд, из которого мы потом покрываем производство выпусков, оплату и все остальное. В дальнейшем я просто, когда у меня появлялись какие-то деньги, сразу же закупал оборудование, что помогало продакшену. Когда у меня накопилось какое-то достаточное количество, я вообще начал сдавать эту технику в аренду. 

Мы с Гошей [Гоша Сморгуленко, стендапер] часто разговариваем с чуваками, кто сейчас в России, спрос на стендап просто сумасшедший. Плюс конкуренция снизилась и в стендапе в Москве сейчас вообще просто сверхвыручка. Те, кто зарабатывали по 100 000 рублей, начали зарабатывать по 250 000. Те, кто по 250 000, стали по 700 000 рублей. Те, кто по 700 000 — по полтора миллиона. А миллионники начали делать по четыре.

И до происходящих событий комики не особо лезли в политику, потому что это было достаточно опасно. Ты ставил под угрозу людей, с которыми выступаешь, место, где выступаешь. У меня не было таких шуток про политику, я не видел смысла об этом шутить. Мне всегда хотелось об этом говорить серьезно.

Когда я еще жил в Москве, мне всегда казалось, что если хочешь добиться каких-то высот, то должен столкнуться с какими-то серьезными трудностями. А у меня всю  жизнь до 24 февраля 2022 года удавалось с ними справляться. Не могу сказать, что с радостью уезжал в эмиграцию. Но уезжал с оптимистичным настроем. Потому что я прекрасно понимал, что я с этим справлюсь. Я прекрасно понимал, что я делаю правильно. 

Плюсы и минусы жизни в Грузии? Плюсы — я не в России. Минусы — я не в России. Чужая страна, чужая культура. Многие люди действительно искренне и обоснованно не рады тебя видеть. Это давит. Мне не нравится. Я не люблю остальным доставлять дискомфорт. Здесь я чувствую, что я им дискомфорт доставляю. Я бы, наоборот, хотел, чтобы у нас с ними были хорошие взаимоотношения, чтобы они рады были меня видеть, чтобы я их рад был видеть. В данный момент это невозможно. В будущем, надеюсь, изменится. 

Чувствую ли я себя здесь в безопасности? Да нет, я бы сказал, что мы здесь как на пороховой бочке. Здесь, если грубо обобщать, пророссийское правительство и прозападное общество. То есть мы враги и для тех, и для других. Каждый раз в разговоре с людьми у меня постоянно есть ощущение, что мне надо им доказать, что я не верблюд, что я не придурок и все остальное. 

Я очень сильно скучаю по России, безумно скучаю. Я люблю Россию. Я вижу в ней огромный потенциал. У нас внутри страны и снаружи живут потрясающие граждане, очень способные, очень творческие, продуктивные. Я верю, что Россия может очень много пользы принести и своим гражданам, и миру, поэтому я бы вернулся вообще с огромным удовольствием и сделал бы какой-то свой вклад. Я думаю, у России, когда мы выйдем из вот этого крутого пике, будет светлое будущее». 

Дарья Камышина, основательница бренда украшений «Клюква»

«У меня толком не было денег на рекламу, сотрудников и какое-то внятное юридическое оформление. В общем, я называю себя быдло-бизнесменом.

«Клюква» началась с философского разговора в электричке. Мы рассуждали о том, что по фоткам в Instagram (принадлежит Meta, которая признана в России экстремистской и запрещенной) легко узнать Париж, Марокко, Рим, Берлин, Китай, многие страны. А по фоткам России трудно понять, что это за страна. И трудно так сразу сказать, чем мы отличаемся и какие у нас символы. То есть то, что приходит в голову, не совсем нас отражает: эти шапки-ушанки, водка и медведи — это какой-то образ, но он вообще никак не вплетен в нашу реальную жизнь. И захотелось побольше в этом покопаться и поискать, что в нас сегодняшних особенного. 

Мы стараемся играть с более старыми образами и с новыми прочтениями. <...> [«спецоперация» — заменено Forbes] выбила нас на два с лишним месяца. Мы вообще не понимали, что делать. Именно с точки зрения позиционирования и вообще собственного ощущения действительно, а как говорить о русской культуре, когда началась <...> [«спецоперация» — заменено Forbes]. Но потом, в общем, мы как-то ожили, отмерли, пересобрались. И сейчас я уже понимаю, зачем, как и почему. Люди в государстве не закончились, и всем нам надо продолжать жить. И эту жизнь надо как-то осознавать. И стараться понимать, какие мы сегодня, что нас отличает, что нас объединяет. И этот разговор, мне кажется, особенно должен продолжаться во время, когда все тебе говорят «молчи». 

Сначала [25 февраля 2022 года] я уехала в Турцию, это были первые попавшиеся билеты. Я прожила там полгода и ездила в Грузию повидаться с друзьями. А потом поняла, что хочу здесь жить. Я называю это пока «навсегда», то есть в точке, как здесь сейчас, мне нравится, и я правда люблю этот город, эту культуру, и все, что здесь. Но нет уверенности, что так останется. Я, в общем, не очень верю в эту долгосрочность, поэтому, наверное, какой-то недвижимостью я бы не стала здесь обзаводиться. 

Тут дорого и с ценами, и с сегодняшним курсом. Первые квартиры, которые я снимала, стоили по $700 и это были неплохие, но не очень центральные районы. За год я освоилась, и, в общем, как-то получше разузнала все. И, может быть, еще повезло. Сейчас я снимаю за $550. За столько сейчас в Москве можно снять квартиру. Я достигла какого-то дзена, и у меня сильно упали мои бытовые траты, сейчас я укладываюсь в 100 000 рублей вместе с квартирой, но раньше мне не хватало 150 000. 

Здесь душевно, тепло, вкусно, много можно решить на личных взаимоотношениях. Мне очень нравятся здесь архитектура и улицы, а еще — огромное количество локальных кафешек и магазинчиков. 

В плане русофобии, здесь «кричат» только со стен. Поначалу это действительно бросается в глаза и неприятно. Но очень быстро это замыливается. Я не уверена, что это хорошо, но я сейчас просто не замечаю эти надписи. Ходят слухи, что это вообще написал российский активист. Но никто точно не знает. Мне, как девушке, когда я иду одна, вообще никто слова не скажет. Но несколько моих знакомых жаловались».

Максим Иванцов, основатель образовательного проекта Frame

«24 февраля 2022 года я встал с утра и понял, что не хочется жить в государстве, которое развязывает <...> [«спецоперацию» — заменено Forbes]. С другой стороны, хочется говорить и делать, не боясь и не живя в страхе. Мы быстро провели онлайн-планерку и решили переезжать. В принципе, был уже план, что мы можем переехать еще 23 числа. Мы из Петербурга. С друзьями, с которыми вместе работали, гуляли по Гатчине, размышляли, что <...> [«спецоперации» — заменено Forbes] не будет, что это все ерунда. Я приехал [в Грузию] 24 февраля, команда, те, кто решил переезжать, — 26. А тех, кто решили не переезжать, пришлось сразу же в экстренном порядке уволить, для их безопасности.

Из команды переехали трое, а из друзей и комьюнити — почти все. Сначала в Тбилиси, сейчас, правда, все уже живут в разных странах. 

Россия становится, на мой взгляд, более тоталитарным государством и пытается подчинить и взять под свой контроль школу, навязать какую-то единую программу. Вот мы недавно с интересом листали новые учебники истории, которые появились в России, следим за трендами, например, что английский теперь больше не в моде и контрольных не должно быть по английскому языку. Это негативные тренды. Насколько в нынешнем сильно информационном обществе возможно выстроить систему, где люди, условно, будут одной идеологии, верить в одни и те же мифы, не знаю, посмотрим.

У нас есть несколько целевых аудиторий, мы не ограничиваемся работой только в Грузии, из разных стран прилетают люди на программы, в зависимости от проекта. Три категории людей, с которыми мы в первую очередь работаем: русскоязычные учителя и преподаватели, активисты, журналисты. У нас прекрасная школа журналистики, где мы учим расследовать по открытым данным, брать интервью у людей, писать этичные расследования с нормальной доказательной базой.

Большинство программ стараемся делать бесплатными, искать деньги из грантовой поддержки в первую очередь. Гранты от разных международных организаций. То есть у нас, естественно, здесь нет практически российских денег. Это часто миф такой, что есть Госдеп или Европейский союз, которые дают деньги на развал России. Нет, есть разные грантовые программы, есть условно в разных странах фонды. Часто это некоммерческие фонды, иногда это около государственные фонды. Например, появилась программа, которая сейчас называется «Эразмус», где цель, чтобы разные люди из Европы мотались в разные другие европейские страны, например, там полгода учились. 

Я здесь не зачем, а почему. Потому что невозможно, к сожалению, жить в России, не чувствовать страх, быть свободным и в безопасности при этом. Понятно, что есть напряжение, когда люди приезжают, цены на квартиру сильно увеличиваются. Я сейчас не очень задумываюсь, кто где рад, кто где не рад, потому что я космополит. 

Я родился в Таллине, жил в Петербурге. Для меня это очень странно, мыслить масштабами России или какой-то другой страны. Говорить, вот это вот мое, все остальное не мое. 

Есть Армения, например, туда едут те, у кого нет загранпаспорта. Есть Грузия, сюда можно ехать с загранпаспортом, но, например, когда у тебя нет визы. Для многих людей это большая проблема. Для того, чтобы сделать визу в Грузии, нужно получить ВНЖ, плюс европейские страны не очень охотно дают визы. Но много, действительно, очень много активистов либо уезжают по гуманитарной визе, либо по рабочей в НКО (некоммерческих организаций). Жизнь в Европе тоже, правда, многих не радует и часто не сахар. В Грузии все более понятно. Здесь можно не очень хорошо владеть английским, при этом нормально жить и чувствовать себя в относительном комфорте. Единственная проблема, что ты не понимаешь, тебя выпустят, впустят в Грузию или не впустят в Грузию при очередном пересечении границ, потому что здесь есть такое основание, которое называется “иные причины для отказа”. И не помогает даже вид на жительство или недвижимость. И поэтому ты здесь живешь, строишь жизнь, а потом выехал, въехал и, бац, — тебя не пустили [26 февраля 2024 года Иванцова не впустили на территорию Грузии]. Это для многих людей тоже такой ограничивающий фактор. И некоторые выбирают стабильность и уезжают за стабильностью в Европу.

Мы все равно живем российской повесткой здесь. Нет такого, что активисты переезжают и тут же переключаются на грузинскую повестку, немецкую повестку. Все равно люди так или иначе живут Россией. И кто-то думает, что он вернется очень скоро, я вот так не думаю, но все равно это твой мир, в котором ты жил и который тебе важно делать лучше». 

* Согласно требованию Роскомнадзора, при подготовке материалов о специальной операции на востоке Украины все российские СМИ обязаны пользоваться информацией только из официальных источников РФ. Мы не можем публиковать материалы, в которых проводимая операция называется «нападением», «вторжением» либо «объявлением войны», если это не прямая цитата (статья 57 ФЗ о СМИ). В случае нарушения требования со СМИ может быть взыскан штраф в размере 5 млн рублей, также может последовать блокировка издания.