Против шерсти: почему предложенная Кудриным новая приватизация опасна для системы
Если бы в России была настоящая либеральная партия, статья бывшего министра финансов и нынешнего главы Счетной палаты Алексея Кудрина о необходимости ухода государства из экономики могла бы стать ее программой. Другой разговор, что за 20 лет правления Владимира Путина в народе последовательно воспитывался потребитель государственных благ, недаром многие стремятся работать на государство или госкомпании. А доля оставшегося на птичьих правах малого и среднего бизнеса в последние годы только снижается.
Портрет госкапитализма
В статье последнего российского «легального» либерала множество важных цифр, причем алармистских и демонстрирующих риск многолетней стагнации российской экономики, — показатели текущего года, которые будут высокими из-за эффекта низкой базы, не в счет.
Взять хотя бы индикаторы доли государства в экономике, рассчитываемые РАНХиГС: в 2000 году индекс госсобственности составлял немногим более 30% ВВП, в 2019-м — то есть еще до ковида — 53%. Причем в этом показателе учитываются только три компонента — сектор госуправления, компании с госучастием и государственные унитарные предприятия. А сколько еще полугосударственных, квазичастных, напрямую зависящих от государства компаний! Если брать весь массив работников, зависящих от государства, занятых благодаря ему, и присовокупить сюда членов их семей, то получатся совсем уж впечатляющие цифры.
Кудрин не приводит другие индикаторы, которые имеют гораздо большее отношение к жизни обычных людей, чем валовый внутренний продукт. Это реальные доходы населения. Беда не только в том, что они то падают, то стагнируют: у них — катастрофическая структура, вполне коррелирующая с данными о росте доли государства в экономике. Округляя: в 2000 году доля доходов от предпринимательской деятельности достигала почти 15%, сейчас — колеблется вокруг 5%. Доходов от собственности и того меньше. Зато социальные платежи перекрывают советские показатели, вращаясь вокруг 20%, — ведь это основной инструмент покупки лояльности населения.
Глава Счетной палаты приводит показатели доли совокупной выручки контролируемых государством компаний в разных отраслях и секторах. Даже в финансах и страховании этот индикатор составляет почти 47%. Государство просто везде. И ему это нравится.
Так что Алексей Кудрин с идеей, скажем так, нового этапа приватизации идет не просто против течения. Он идет против шерсти государства, против тех, кто, по определению из бессмертного советского фильма, «путает свою шерсть с государственной», против тех, кто, торгуя овечьей шерстью, регистрирует торговую марку «Умное голосование».
«В российской десятке крупнейших компаний только четыре — частных. Для сравнения: в топ-10 американских крупнейших компаний нет ни одной с госучастием», — пишет Кудрин. Аргумент серьезный. Но не в политической системе, где Америка — главный враг и где самоизоляция стала одним из ключевых принципов государственной политики, в том числе в экономике. Ибо «тысячелетняя история» России, как однажды сказал Путин Кудрину, важнее экономики.
«Великая стагнация»
Частные собственники эффективнее государственных — это прописная истина, известная студентам экономических вузов, если, конечно, это нормальные вузы. Но Кудрин вынужден в очередной раз повторять первые буквы экономической азбуки, как будто осуществляя ликбез. Однако здесь есть нюанс: те, кто управляет государством, как раз и ощущают это самое государство как свою частную собственность.
Власть в России равна собственности, собственность означает власть. Как в «тысячелетней истории» сильные мира сего мерялись ресурсами, так меряются до сих пор. Административный ресурс совпадает с политическим, а политический — с финансово-промышленным.
Приватизация, важный источник бюджетных средств, способна поменять лицо и лица российской экономики. Но это именно то, чего не хотел бы допустить существующий режим. Для приватизации нужна политическая же воля и политические решения. Отношения собственности в России — это ровно то, что, например, как и пенсионную реформу, удалось развернуть или профанировать. То, что происходило в нулевые, было не реприватизацией, а грубым переделом собственности: старые олигархи уступали командные высоты новым государственным олигархам. Олигархический капитализм, где все-таки существовали частнособственнические отношения, уступил место государственному капитализму, где государство — и основная правоустанавливающая сила, и арбитр, и игрок с правом менять правила игры по ходу пьесы.
Приватизация в России и уход из экономики государства невозможны в той политической системе, которая сложилась в стране за 20 лет и чьи «духовные» основы были зафиксированы в Конституции в 2020 году. Потому что государство в экономике — это именно политическая основа системы. Отсутствие ротации в политической верхушке коррелирует с отсутствием приватизации в экономике. Это прочно связанные вещи.
Бессмысленно гадать, почему статья Кудрина появилась сейчас. Вряд ли она каким-то боком привязана к выборам — содержательные вопросы во время электоральной кампании в авторитарном государстве не обсуждаются. Она могла появиться в любое время. И, в сущности, это предупреждение о неизбежности перманентной стагнации в том случае, если сохранится или увеличится существующий уровень присутствия государства в экономике.
У авторитарной политической элиты есть шанс спастись и избежать стагнации и отставания — Кудрин указывает возможный путь. Но для этого надо поделиться властью — и в политике, и в экономике. Но для нынешнего российского государства это невозможный сценарий. Значит, будем готовиться к «великой стагнации» после «великой рецессии».
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора