«Это вообще не Шекспир»: в БДТ состоялась долгожданная премьера спектакля «Джульетта»
Спектакль поставили, наверное, самые знаменитые современные эстонцы в мире, режиссеры и художники Тийт Оясоо и Эне-Лийс Семпер, создатели лабораторного Театре NO99, участники Венецианской биеннале и Авиньонского фестиваля.
Как вам работалось, учитывая ситуацию с коронавирусом?
Эне-Лийс Семпер: Получилось два репетиционных периода. Один начался еще до пандемии, зимой 2020 года, тогда мы ведать не ведали ни о каком коронавирусе и, когда он вмешался в наши планы, то страшно удивились. Даже по мере того, как закрывалась Европа, мы еще надеялись, что нам удастся «проскочить» и выпустить спектакль в срок. Это был оазис надежды: все вокруг уже уходили на карантин, а мы продолжали работать. Но потом нам все-таки пришлось прервать репетиции и сделать очень долгий перерыв, так что в Петербург мы вернулись только в августе.
Тийт Оясоо: Но и тогда все не закончилось, потому что нам снова пришлось прерваться, уже назначенную дату премьеры вновь отодвинули, причем за два дня до спектакля. Появилось странное ощущение, что мы так и не закончили работу, у меня даже сердце болит.
Почему вы решили ставить спектакль в России? Почему выбрали БДТ и именно Шекспира?
Тийт Оясоо: Первое мое знакомство с режиссером Андреем Могучим — это спектакль «Не Гамлет», который я смотрел в Москве. Во время спектакля случился скандал: кто-то в зале закричал, что это не театр, и призвал зрителей покинуть помещение. Я был в шоке от такой реакции. Большинство зрителей в ответ просило его замолчать. Спектакль мне понравился. Мы пригласили Могучего на постановку в Театр NO99, он приехал в Таллин, мы начали репетиции.
Эне-Лийс Семпер: Да, я была художником-постановщиком на этом спектакле, и мы уже вовсю обсуждали пространственное решение и визуальный ряд, но тут Андрею позвонили и сообщили о том, что его приглашают возглавить БДТ.
Тийт Оясоо: Так, к несчастью для нас, он был вынужден уехать в Петербург. С тех самых пор мы восхищаемся тем, что он делает в БДТ, как двигает его вперед. А когда стало понятно, что он не может поставить спектакль у нас, он пригласил нас поставить у него. Но нам понадобилось несколько лет, чтобы принять это предложение. Раньше мы были очень заняты в NO99 (NO99 закрылся в конце 2018 года. — Forbes Life). Нам понравилось работать в БДТ, конечно, это огромная организация, и, наверное, совсем непросто ею управлять, но мы ощущали удивительную поддержку. Что касается Шекспира, то это вообще не Шекспир.
Эне-Лийс Семпер: Это современная интерпретация. Текст оригинальный, но контекст, в который он помещен, совсем другой. Мы изучаем то, как одни и те же слова могут по-разному звучать в разных обстоятельствах, как они влияют на персонажей, которые их произносят, и на самих актеров. Наш спектакль про двойственность вокруг пьесы, репетиций, отношений персонажей и отношений актеров между собой, и про искусство, преданность ему.
Вы сами выбрали пьесу или это решение Андрея Могучего?
Тийт Оясоо: Это была наша идея. Правда, это было так давно, что теперь даже сложно вспомнить.
Эне-Лийс Семпер: Это самый долгий репетиционный период в нашей жизни. Нас спасло только то, что русские актеры такие по-человечески теплые и вдумчивые. В какой-то момент мы даже забыли о детях, делах и доме и просто наслаждались репетиционным процессом.
Кто выбрал на заглавную роль певицу Мусю Тотибадзе?
Тийт Оясоо: Андрей пригласил ее на кастинг. Но выбрали ее мы сами. Дело в том, что Джульетту мы видели аутсайдером, молодой и необычной девушкой, точь-в-точь как Муся. В ней должно быть что-то, что цепляет каждого и выявляет конфликт между этой юной девушкой и остальными актерами. В БДТ много прекрасных актрис, но так как мы искали кого-то совершенно особенного, взяли человека со стороны. По-моему, это даже хорошо для театра, потому что означает, что вокруг него есть какая-то «движуха».
Кстати, что касается вашей работы с актерами. NO99 — это синтетический театр, в котором всегда было много музыки, много современного искусства, много движения, много энергии. БДТ — театр другого типа. Как вы совмещаете эти два подхода, особенно учитывая российскую любовь к психологическому театру?
Тийт Оясоо: Театр NO99 был энергичным и очень музыкальным, и наша «Джульетта» такая же. Она требует большой концентрации. В спектакле мы используем некоторые свои излюбленные приемы, которые создаем вместе с Юрием Наэлем, нашим давним соавтором, тренером по телесным практикам. Приятно смотреть, как работают в нашем спектакле физически сильные актеры. Мы бы с радостью увезли парочку из них с собой в Таллин.
Эне-Лийс Семпер: Мы гордимся тем, как нам доверились актеры БДТ. Такого тренинга у них еще никогда не было. Помимо силовых нагрузок в нашем спектакле идет видеосъемка в режиме реального времени. Сейчас во многих постановках видео используется как элемент визуального решения, но для нас оно имеет важную смысловую нагрузку. Мы показываем актеров и весь процесс крупным планом, максимально приближая их к зрителям, так как общение в современном мире часто происходит с помощью видеоконтента. В нашем случае это очень близкое приближение: на сцене большой экран, где можно видеть малейшие движения души и тела, так что актерам приходится непросто. Им надо быть мощными, сильными, энергичными, прыгать на три метра и в то же время быть абсолютно открытыми, честными, искренними, не бояться камеры, существовать почти как в кино.
А как вы общаетесь с актерами? Через переводчика?
Эне-Лийс Семпер: Когда Тийт приехал в Россию, он не говорил по-русски, хотя и изучал язык в школе, но долгие годы не практиковался. Зато, уезжая, уже общался довольно свободно.
Тийт Оясоо: Актеры были очень доброжелательны, несмотря на то что я все время делал ужасные грамматические ошибки, понимали меня и прощали.
Эне-Лийс Семпер: Я довольно сносно говорю по-русски, так что с одной стороны Тийта поддерживала я, а с другой — наша переводчица Маша. Но он быстро прогрессировал и скоро стал говорить свободно, хоть его грамматика, и правда, оставляет желать лучшего. Актеры вынуждены были концентрироваться на его жестах, мимике, интонациях. И это сработало. Наши разговоры с актерами были очень живыми, мы обсуждали, что такое физическое присутствие, какие жесты нужно использовать и так далее. В театре некоторые вещи бесполезно обсуждать, их надо просто брать и делать (иногда даже не пытаясь понять).
Тийт Оясоо: Конечно, для режиссера ужасно не говорить на языке, не иметь возможности свободно выражать свои мысли. Ведь режиссура — это быстрый и эмоциональный процесс. Это настоящая пытка — не иметь возможности выразиться так, чтоб тебя поняли. Но когда в одном месте убыло, в другом прибыло. Я заметил, что люди начинают слушать внимательнее, если используешь меньше слов.
Эне-Лийс Семпер: После нашего возвращения в Петербург актеры говорили, что во время карантина они продолжали думать о постановке, о темах, которые мы затронули. В августе мы начали общение совсем на другом уровне.
Тийт Оясоо: Я уже слышал несколько таких историй о постановках в Эстонии: из-за карантина и затянувшихся репетиций они стали более зрелыми и выдержанными. В этом смысле пандемия многому нас учит, в том числе тому, как делать искусство вообще и театр в частности. Это вообще-то более долгий процесс, чем обычно принято. Конечно, у нас были случаи, когда мы ставили спектакли в NO99 за шесть недель или даже за пару дней, но если ты хочешь поставить что-то более сложное с физической и смысловой точки зрения, это требует времени. Хоть я и не верю, что после карантина у нас будет такая роскошь, но все равно надо запомнить ощущение: работать можно долго и не торопясь.
Как театр, по-вашему, будет развиваться дальше? Будет ли он востребован в нашей новой онлайн-реальности?
Тийт Оясоо: Мало кто из моих знакомых предпочитает общение в зуме. Все, что происходит в онлайне, требует много энергии, времени и чувствительности. В театре важно чувствовать друг друга. Ни одна трансляция не дает этого ощущения. Пару дней назад я был на симфоническом концерте. Совсем другое чувство, не сравнится ни с какой записью даже на самом совершенном оборудовании. Важнее всего, что в театре собираются люди с разным жизненным опытом и мыслями — в этом и есть настоящая красота. Особенно в наше время социальных сетей, когда вы выбираете в друзья только тех, кто говорит что-то, что вам нравится, и видите только ту информацию, которая должна вам понравиться. Где вы еще встретите людей, которые, возможно, думают по-другому?
Эне-Лийс Семпер: Театр — особенное пространство, потому что он про здесь и сейчас, про время. Те, кто на сцене, и те, кто в зрительном зале, одновременно находятся в одном пространстве и времени, они вместе проводят 2-3 часа, и никто из них уже не сможет вернуть это время, ни актеры, ни зрители. Зрителям надо поверить, что актерам есть что сказать. Разница мнений важна, как и договоренность, что в 19:00 (или на час позже или раньше) мы начинаем спектакль, в котором всегда есть кто-то на сцене, кто-то за сценой, кто-то в зрительном зале, и ровно в назначенное время они вступают в контакт. И ничто из этого не сравнится с зумом, так как происходит в одном месте в одно время.
Тийт Оясоо: Что касается театральной системы и ее финансирования, тут все изменится. Умрут и хорошие вещи и плохие. Позитивный момент, надеюсь, в том, что мы сможем подумать, чем занимаемся в театре, и люди больше не будут ходить в театр просто по привычке. Необходимость смотреть и играть, обмениваться энергией будет двигать театр дальше. Жизнь и искусство вообще-то не про удобство. Природа театра как раз в том, что все время надо постоянно начинать с нуля, на репетициях, в работе, дома.
Эне-Лийс Семпер: Даже когда у тебя все получилось вчера, сегодня надо опять вспоминать заново, потому что театр про людей. Все это очень хрупко. И про зум: читая лекции студентам в Университете искусств, я поняла, что они впали в депрессию через две недели. Все эти чудесные прогнозы, что теперь мы будем все делать в зуме, не имеют ничего общего с реальностью, это вранье. Люди не могут физически это переносить, мы устаем и устаем очень быстро, даже если умны и постоянно придумываем что-то новое. Нам всем нужен реальный контакт.