В 2013 году, когда на должность художественного руководителя умирающего БДТ назначили радикального режиссера Андрея Могучего, его не сразу приняла товстоноговская гвардия. Но всего за три года создатель «Формального театра» вернул Большому драматическому живое дыхание, неравнодушного зрителя и признание «Золотой маски»: в основную номинацию «Спектакль большой формы» попали сразу три работы — уникальный случай для драмтеатра.
В интервью Forbes Могучий рассказывает, как удвоить зарплату в театре, и признается, что пропаганда малых дел для него важнее большого эстетического высказывания.
— За три года своего руководства Большим драматическим театром вам через многое пришлось пройти: открытие сцены после ремонта, конфликты с артистами и неприятие старым зрителем смены театрального курса. Если подводить итоги, что сейчас представляет собой БДТ?
— В театральной практике привычно мыслить не годами, а сезонами. В БДТ я два с половиной сезона. Из них весь первый сезон ушел на «спектакль» под названием «Война за возвращение великого театра в здание, достойное великого театра». В разгаре была реконструкция основного здания БДТ на Фонтанке, приходилось вести практически ежедневные бои на стройплощадке из-за каждой глупости, допущенной при проектировании. Но сражение выиграть удалось, и театр вернулся домой.
При этом я понимал, что от меня ждут не строительных побед, а художественных. Важно было сразу заявить направление, обозначить стратегию. Невзирая на бездомность, я репетировал. К середине первого сезона мы выпустили три премьеры, одна из них стала визитной карточкой театра - это спектакль «Алиса» с великой Фрейндлих в главной роли.
Следующий сезон 2014/2015 в художественном смысле был максимально интенсивным и успешным. Как результат сразу три спектакля большой формы были представлены в 15 номинациях «Золотой Маски-2016». Если говорить об общих итогах, то за два с половиной сезона выпущено 17 премьер, проведено десяток режиссерских лабораторий, создана стажерская группа.
О театре вновь заговорили. Признаюсь, я был удивлен, когда увидел, что перед спектаклями зрители спрашивают лишний билетик. Думал, так в наши дни уже не бывает.
Если говорить про внутреннюю ситуацию, то, конечно, довольны не все, но так и не бывает в театре. Основной состав труппы, на котором держится репертуар, — сильная команда, объединяющая артистов разных поколений.
Сейчас БДТ набрал крейсерскую скорость, и останавливаться мы не собираемся. В начале мая выпустим «Грозу» Островского, в ближайших планах «Мертвые души» Гоголя. Обсуждаем новые проекты с драматургами Иваном Вырыпаевым и Евгением Гришковцом.
— За счет чего удалось добиться единства труппы? Зарплату артистам подняли, в спектаклях заняли?
— Действительно, зарплату артистам подняли практически сразу после прихода новой команды. Причем сделать это оказалось несложно: достаточно было оптимизировать расходы, перераспределить бюджет и прекратить воровство.
Сегодня артист БДТ в среднем получает более 70 000 рублей, ну а наши звезды соответственно своему статусу и занятости в репертуаре — гораздо больше.
При этом понятно, что только деньгами невозможно решить проблемы творческих людей. Актерская профессия исключительная, она требует востребованности, серьезности поставленных творческих задач, художественного интереса. Только тогда появляется азарт и желание работать, а не сплетничать по углам и в буфете.
Тем более что это БДТ. Театр, который в 60-70 годы прошлого века был лучшим театром советской страны. Театр, который прошел испытание невероятной славой, зрительским успехом, был обласкан властью. После ухода из жизни Товстоногова Кирилл Лавров и Темур Чхеидзе сделали невероятное, удержав его на плаву.
БДТ умудрился сохранить главное - высочайший профессионализм, чуткость к подлинному и, что самое удивительное, - готовность к переменам, готовность к восприятию нового, понимание того, что театр - это только сегодня, а не вчера и не завтра. В этом и была на самом деле тайна успеха БДТ — находиться в резонансе со временем. В 1990-е БДТ как бы замер в ожидании, законсервировал свою силу.
Я видел свою задачу как художественного руководителя БДТ не в радикальных переменах, а в расконсервации этой силы.
Важным катализатором процесса стало создание стажерской группы. Сначала появление стажеров было воспринято труппой неоднозначно, в них видели конкурентов, опасались, что все внимание переключится на них, ну и прочее. Честно говоря, я рассчитывал, что талантливые стажеры потихоньку будут заменять невостребованных артистов. Но конкуренция создала неожиданный для меня эффект. Те, кто на первый взгляд был «на вылет», как будто проснулись после длительной спячки и проявили себя с такой энергией и силой, что стало очевидно: расставаться с ними нельзя. И еще один фактор (может, он самый важный) - это трепетное отношение старшего поколения к молодым. Это удивительная традиция Большого драматического. Когда наблюдаешь, с какой тактичностью, заботой и волнением за неопытного актера делятся своими профессиональными секретами Фрейндлих или Штиль, Венгалите, Богачев, Усатова, Игнатова, Елена Попова и Толя Петров (всех не берусь перечислить), понимаешь: у этого театра есть будущее.
— Как изменился театральный язык за последние десятилетия?
— Театр зависим от реальности как никакое другое искусство, а реальность такова, что расслоение общества стало на порядок выше, люди еще меньше стали понимать друг друга. «Что такое хорошо и что такое плохо», понятно не всегда. Театр, следуя за современным искусством, стал очень разноязычным. Но театр — это всегда место контакта. Место встречи человека с человеком. Одна из важных тенденций в современном театре - стремление к прямому диалогу. Сегодня все чаще артист в театре говорит лицом в зал. Театр стал более публицистичным, более прямым: для зрителя важнее диалог с ним, а не наблюдение в замочную скважину.
— На «Маску» номинированы три спектакля БДТ: ваша постановка «Пьяные», «Человек» Томи Янежича и «Zholdak Dreams: Похитители чувств» Андрея Жолдака. Расскажите об этих работах.
— «Пьяные» - спектакль по пьесе Ивана Вырыпаева, одного из самых сильных драматургов нашего времени. Я практически растворился в тексте, в артистах. В суфийской мифологии и поэзии (а суфийские мотивы вшиты драматургом в эту пьесу), как известно, опьянение - это опьянение истиной, божественным смыслом своего существования, подлинным пониманием любви. Этот спектакль, по сути, пропагандистский. Предмет пропаганды - любовь и сострадание.
Спектакль «Человек» по книге австрийского психоаналитика Виктора Франкла, пережившего Освенцим, поставил Томи Янежич. Он о том, что и в нечеловеческих условиях концентрационного лагеря человек может остаться человеком, сохранить внутреннюю свободу. Спектакль «Zholdak Dreams: Похитители чувств» Андрия Жолдака по «Слуге двух господ» Гольдони – совсем другой. Смелые сюрреалистические фантазии режиссера, в основе которых лежит «исследование страсти», думаю, никого равнодушными не оставят.
Зал буквально делится пополам: от полного неприятия спектакля до абсолютной эйфории и восторга.
– У БДТ сейчас три площадки - основная сцена, малая и вторая, растет число артистов, спектаклей, новых проектов, а бюджет-то не резиновый, где деньги берете?
— Основное финансирование у театра — государственное, наш бюджет — примерно 200 млн рублей в год.
В ноябре мы получили от Министерства культуры премиальный денежный сертификат за перевыполнение плана по госзаданию, это позволило выпустить еще одну премьеру (выпуск спектакля обходится от 5 млн до 10 млн рублей).
Собственные доходы БДТ за прошлый год выросли в 2,5 раза. Теперь главное для нас - расширить репертуар.
Конечно, бюджетных денег не хватает, особенно на наши новации и эксперименты, на педагогическую лабораторию и многое другое. Это все мы делаем за счет спонсорских средств, в том числе благодаря нашим партнерам, фонду друзей БДТ и фонду им. К.Ю. Лаврова.
Вот уже второй сезон компания «Адамант» и лично Михаил Баженов активно поддерживают проекты БДТ. Многое для театра делают мои друзья, бизнесмены Николай Добринов, Владимир Шигаев, [начальник дирекции железнодорожных вокзалов РЖД] Виталий Вотолевский, Александр Потехин.
– Вы в последнее стали прямо-таки адептом традиций в театре, а как на ваш взгляд, стоит ли бороться за сохранение чисто российского феномена - репертуарного театра?
— Мне кажется, что само понятие репертуарного театра зачастую трактуется неверно. Подлинный репертуарный театр, который является достижением русской культуры — это прежде всего творческая команда, собранная на добровольных условиях и объединенная единой художественной волей своего лидера. Команда, способная к созданию собственной уникальной эстетики, способная развивать эту эстетику от спектакля к спектаклю, собирая эти спектакли в некую продуманную коллекцию художественных произведений, которая, собственно, и называется репертуаром. Такой театр надо сохранять.
А балласт и профанацию, которая прикрывается названием репертуарного театра, сохранять, на мой взгляд, вредно.
Другое дело, что репертуарный театр напрямую связан с понятием авторского, режиссерского театра. Вместе с уходом художественного лидера заканчивается и художественная жизнь созданного им театрального организма. И тут возникает вопрос: что делать с таким театром дальше? В этом смысле к устройству российского стационарного репертуарного театра есть много вопросов. Мне в этом отношении ближе немецкая модель репертуарного театра, где существует жесткая контрактная система, где внятно прописан механизм ротации, где раз в пять лет происходит «переливание крови», и с приходом нового лидера приходит новая команда, им собранная. Но пока у нас в стране не продумана система социальной защиты артистов, нельзя такие вещи вводить. Иначе многие просто окажутся на улице.
— Если бы вы не смогли больше работать в театре, ушли бы в кино?
— Есть предложения, но нет времени. Но я бы уже сегодня с радостью взялся за кинопроект, который стал бы еще одним «репертуарным» проектом театра с артистами БДТ, где можно было бы сделать то, что выходит за рамки возможностей театра.
Идея не нова, Марк Захаров, например, с успехом делал это в свое время с Ленкомом. Мне интересно, когда кино является логическим продолжением театральной стратегии и снимается с артистами того театра, в котором служишь.