«Игры в чужие жизни»: переводчик Харуки Мураками Дмитрий Коваленин — о женском буме японской литературы
Приятно быть женой лесоруба,
Но это был бы замкнутый круг.
Я сделал бы директором клуба
Тебя, мой цветок, мой друг...
БГ
— По-вашему, сэнсэй, у литературы в Японии есть такой потенциал — спасти дальнейшую судьбу мировой прозы?
— Трудно сказать. Все-таки Япония чересчур истончила, рафинировала самое себя, есть у нее такая проблема... Впрочем, я говорю о высокой, элитарной литературе. О массовом чтиве, конечно, отдельный разговор.
(Из интервью с профессором Токийского университета
Мицуеси Нумано, Москва, 2000)
Пора, пора дописать во все википедии: «Японская литература первой четверти XXI века переживала феерический женский бум». Или — бунт? А может, то была затяжная осада — из тех, что устраивали острову Кюсю шаманки-завоевательницы из дикой страны Яматай? (Яматай — японское раннегосударственное образование периода Яёй — с III в. до н. э. до III в. н. э. — Forbes Woman.)
Но факт остается фактом: за последние 30 лет женщины в Японии сочиняют и больше, и чаще, но главное — страстнее и аппетитнее, чем вконец заработавшиеся зануды-мужчины.
Да, суперпатриархальный уклад, тормозивший первую страну, научившуюся жить без армии, начал трещать по швам. Уже к середине 80-х Такако Дои стала первой в истории женщиной — членом японского парламента, возглавила Соцпартию и добилась принятия целой кучи законов за гендерное равноправие — как в оплате, так и в защите труда.
В литературе же «бабий бунт» шарахнул дуплетом — сразу и в поэзии, и прозе. В 1987 году скромная школьная учительница, преподававшая детям основы японского стихосложения, выпустила книгу, в которой описала жизнь современного ей Токио в тысячелетней давности форме виртуозных пятистиший-танка. Авторский взгляд на себя и свои чувства будто из глубины веков оказался поистине снайперским — и со страниц уважаемых литжурналов, а затем и с первых полок ведущих книжных универмагов Японии заструились «сверхновые танка» Тавары Мати. Ее дебютный поэтический сборник «Именины Салата» вызвал такую мощную волну подражательниц как феминистского, так и эротического толка, что сама же Тавара-сан, поначалу возглавив было целое направление поэзии «женское нео-танка», в итоге махнула рукой на фанатов и ушла переводить «Манъёсю» (классическая антология японской поэзии VII–VIII вв. — Forbes Woman).
Но именно тогда же, в 1987-м — случайности не случайны! — на небосклоне японской прозы засияла и звездочка Ёсимото Бананы. Ее дебютный роман «Кухня» — неосенсуальная медитация на темы потери близких, смены пола и самоисцеления кулинарией — на сегодня выдержал уже более 70 японских переизданий.
Дальнейший период, 80-90-е в японской литературе, — судя и по тиражам, и по читательской популярности — сами же японцы называют «эпохой Мураками и Ёсимото». Женщины в этом потоке, заметим, участвуют уже по крайней мере на треть — если, конечно, под «Мураками» подразумевать и Харуки, и Рю вместе взятых.
Но к началу 2010-х на вопрос «что нового пишут в Японии?» лично я навскидку называл уже одних только женщин: Еко Ога́ва, Еко Тава́да, Као́ри Эку́ни, Ю Ми́ри, Э́ми Яма́да, Кана́э Мина́то... «Новые японские мужчины» почему-то в памяти не всплывали, хоть плачь. Зато женские имена застревали в памяти, не спросясь. Шутка ли! Перехватив свой бубен половчей, яматайские шаманки начали еще рафинированнее доносить до нашего мира сигналы неведомых существ Другого Вида, от встречи с которыми никому из нас не отвертеться.
«Или с вами это уже случилось?» — словно бы спрашивает, улыбаясь, очередная лисичка-кицунэ. Эта улыбочка («я не совсем та, за кого вы меня принимаете!) еще поможет Юкико Мотоя войти в десятку японских женщин 2009 года согласно журналу Vogue. Как и ее воркующий голосок, которым она к тому времени уже озвучила несколько анимешных сериалов. — «Вы же понимаете, о ком я, не так ли?»
И вот тут если вы, не задумываясь, кивнете — дин-дон! Добро пожаловать в бестиарий «новой японской нечисти» от преданной ученицы великого сэнсэя Мидзу́ки Сигэ́ру (автор манга и фольклорист, популяризатор темы японской нечисти. — Forbes Woman). Целый бродячий балаганчик, набитый историями, в которых каждый, кто вас окружает, не тот, кем выглядит и за кого себя выдает.
- Литературный переворот: как женщины завоевали книжный мир Японии
- История Уно Тие: как японская писательница основала самый успешный журнал мод и дала отпор патриархату
- Подавать чай боссу и быть хорошей женой: почему в Японии все так плохо с феминизмом
О раннем детстве Юкико-сан официально известно немного: родилась и выросла в городке Хакусан, затерянном меж гор префектуры Исикава. Зачитывалась детективами Агаты Кристи, Конан Дойла, Эдогавы Рампо, обожала комиксы в жанре хоррор. В средних классах откровенно скучала — и «от нечего делать» руководила школьной секцией любительниц мягкого тенниса. Писать начала, опять же, «от скуки». И хотя ее рассказы стали награждать призами и выдвигать на городские литконкурсы, досадное чувство, что время жизни в глухой провинции уходит впустую, не покидало ее все юные годы. Ей казалось, что в жизни она получается совсем не такой, как на самом деле.
И вот тут семья Юкико — о, боги из машины! — наконец-то переехала в Токио. Где она тут же, еще не окончив школы, поступила на театральные курсы своего кумира — известного актера и режиссера Мацуо Судзуки. С которым, как выяснилось, давно уже переписывалась в соцсетях. И рассказывала ему о том, что ее детство прожито зря. Что с людьми в японской патриархальной «муре» вообще ничего не происходит. Что эти люди ни о чем не мечтают и ничего не хотят. Они зомби. Они могут жить друг с другом под одной крышей, изображая семью, хотя их вообще ничего не связывает. Ни один из них — не тот, кем пытается выглядеть. Но как бы кто ни притворялся, их естество обязательно проступает наружу.
«Так, может, тебе лучше стремиться не в актрисы, а в сценаристы? — возможно, посоветовал ей тогда Судзуки-сэнсэй. — Вот и попробуй написать пьесу. О людях, с которыми ты жила в той «муре». И о том, какой нечистью бывают забиты их чердаки. Так, чтобы я действительно понял, о чем ты».
Возможно, он предложил ей нечто подобное, до сих пор сплетничают таблоиды. Ведь именно это ее героине написал герой в повести. Этот факт никак не подтверждается, но и никем не отрицается. Поскольку дальше все отношения Юкико и Мацуо покрыты для широкой публики густым туманом. Ни их переписки, ни других документальных свидетельств о том, где и как они общались, помимо занятий на его курсах, не осталось.
Однако уже в 2000 году Юкико учредила так называемую Труппу Мотоя Юкико — коллектив из нескольких режиссеров и сценаристов, ставящих спектакли для актеров профессиональных театров. И самолично поставила на одной из токийских сцен свою первую в жизни пьесу. Называлась эта повесть «Покажите мне муки вашей любви, слизняки!» — и своеобразным моторчиком для ее сюжета выступает частная переписка звездного режиссера с юной фанаткой из провинции. В которой героиня рассказывает далекому герою все мрачные тайны чертей своего болота — а он отвечает ей. В бегущем пунктире их переписки строк от обоих — примерно поровну. Так неужели же весь лихой «бестиарий уездного города N» эта нахальная особа в ее 19 лет сочинила сама?
Возможно, интрига сэнсэя с ученицей и состояла в том, чтобы после выхода книги никто не мог усомниться в полном авторстве Юкико — даже если сюжет словно бы и намекал на обратное? А возможно, гордость лисицы-кицунэ не позволила ей нежиться в лучах чужой славы? В любом случае даже в титрах одноименного фильма по «Слизнякам» (призера Иокогамского фестиваля и участника спецпоказа в Каннах 2007-го) никакого упоминания о Судзуки-сэнсэе так и не всплыло.
Галерея бесов ее городка получилась внятной и убедительной, точно оттиски гравюр укиё-э с реальными историями жизней и портретами конкретных людей. Об этом-то и задумываешься невольно, когда видишь, с какой виноватой, хотя и по-прежнему хитрой улыбкой Юкико-сан снова благодарит жителей префектуры Исикава «за поддержку и понимание» на пресс-конференции в 2016-м — сразу после того, как ее наградили премией Акутагавы уже за повесть «Брак с другими видами».
Кстати, на ту церемонию награждения она прибежала в разных носках, потому что одевалась впопыхах и вообще не рассчитывала ни на какую победу. И уже на пресс-конференции мило краснела и хитро оправдывалась — мол, я вообще обожаю ходить в разных носках по жизни. Судя по ее текстам, скорее всего, так и есть. «Я согласна с теми, кому эта повесть показалась не такой бурной и жесткой, как мои предыдущие истории, — заявила она журналистам. — Полагаю, так вышло потому, что я писала ее всю беременность, в безопасном, отстраненно-созерцательном состоянии... Но я уверена: мои буря и натиск еще вернутся ко мне!»
Она писала рукой, поскольку опасалась, что излучение от экрана компьютера отразится на ребенке. И уже это позволяло ей создавать для текста рисунки на полях — эдакие «маргинальные манги», которые она затем описывала-истолковывала в тексте. Самый же частый символ, являвшийся ей на протяжении всей беременности, — две змеи, медленно и синхронно пожирающие друг друга, начиная с хвоста. И так — до полной аннигиляции. Год за годом. Все больше походя друг на друга.
Поняв это, героиня решает выйти из игры.
— Тебе больше не нужно быть похожим на моего мужа! Прими ту форму, которую сам захочешь! — кричит она подобию своего мужа.
К чему это приводит героиню повести — читайте сами. Да берегите нервы. Потому что муж самой Юкико-сан — известный поэт-песенник, интеллигентнейший муж с мягким характером, дочитав эту повесть впервые, пришел в полный шок. Ибо все эти девять месяцев полагал, что жена пишет нечто об их отношениях — и в том или ином смысле описывает его самого. Но супруг героини в «Браке» оказался его диаметральной, не сказать — зеркальной противоположностью! Причем доведенной авторским черным юмором до полного абсурда...
Разумеется, как мы боремся с нашими страхами — дело сугубо индивидуальное. Но поскольку Юкико-сан — воин светлой стороны, этот сборник заканчивается рассказом, в котором аннигилировавший было муж возвращается к героине — и продолжает свой бег. Видимо, чтобы поэты-песенники и отцы счастливых семейств могли спать спокойно.
«Когда она сочиняет новый персонаж, она проникается им до полного перевоплощения», — говорят о Юкико Мотоя коллеги-сценаристы.
Похоже, всем нам здорово повезло, что одной юной девушке вовремя попался сэнсэй, который отговорил ее стать актрисой.