Замглавы Минфина Алексей Сазанов — Forbes: «НДФЛ для доходов от 5 млн рублей нужно хотя бы два-три года не трогать»
В 2020 году в России повысили НДФЛ для доходов от 5 млн рублей до 15%, опрошенные Forbes эксперты называли его «налогом на москвичей», поскольку мера коснулась лишь узкой прослойки общества с доходом от 417 000 рублей в месяц. Минфин пока текущей конструкцией налога доволен и предлагает два-три года ничего не делать, а затем устранить изъяны, если они обнаружатся, сказал Forbes заместитель главы Минфина Алексей Сазанов.
Но работы у налогового блока ведомства много. Минфин прорабатывает вопрос о том, нужно ли повышать налог на прибыль для компаний, которые выводят прибыль за рубеж в «вопиющих» объемах, кроме того, может встать вопрос и о способах изъятия 100 млрд рублей у металлургов. Сазанов уверяет, что повышение налогов в данном случае — это крайняя мера.
Еще один вопрос на повестке ведомства — изменения налогов для нефтяных компаний, а также для металлургических и химических предприятий.
— Известно, что у Минфина есть «задание на лето» от правительства — проработать вопрос об изменении налогового законодательства, чтобы стимулировать бизнес не выводить прибыль в офшоры. Какие варианты рассматривает Минфин?
— Сейчас обсуждается идея введения повышенной ставки налога на прибыль организаций в том случае, если объем дивидендных выплат превышает разумные значения. Мы пока только на этапе проработки концепции, действительно, есть такое поручение руководства правительства. Если все-таки решение о налоговой донастройке будет принято, то к концу лета выйдем на конкретные параметры. Отталкиваться, конечно, предлагаем от соотношения уровня дивидендных выплат по акциям к уровню капитала компании.
Пока слишком рано говорить о том, какое соотношение считать разумным. Нам только предстоит все это проработать. Пока даже нет решения о том, что такой подход будет реализован в принципе. В любом случае тут есть разные точки зрения — позиция Минфина, компаний. Нужно будет определить этот «разумный» уровень, который будет приемлемым для всех.
Одно могу сказать точно, у нас нет цели повысить ставку налога на прибыль для всех. Можно рассматривать некую штрафную санкцию, к примеру, повышенную ставку, исключительно для тех, кто злоупотребляет. При этом размер ставки обсуждается не запредельный — 25-30%, речь не идет о ее увеличении в разы.
Дивидендные выплаты — это нормальная бизнес-практика, ограничивать в этом компании мы не можем. Но бывают вопиющие злоупотребления, очевидные для всех. Я не буду называть примеры, чтобы никого не обижать. Наша задача — с одной стороны, отсечь как раз такие явные злоупотребления, когда из экономики и бизнеса просто выкачиваются ресурсы и средства не реинвестируются даже на уровне амортизации. При этом, с другой стороны, нельзя нарушить интересы инвесторов, которые ждут дивиденды. Мы понимаем, что это нормально — получать отдачу от вложенных средств. Тут должен быть баланс, будем искать золотую середину. Но никаких решений на этот счет пока нет, сейчас это обсуждается на уровне идеи.
— Проработанные варианты нужны к осени?
— Я думаю, что руководство определится в ближайшее время. Если какие-то изменения вносить, конечно, это нужно будет принимать в осеннюю сессию.
— Перейдем к не менее горячей теме — повышению нагрузки для металлургических компаний. Какие варианты рассматриваются? Два варианта озвучил вице-премьер Андрей Белоусов в интервью РБК — повышение экспортной пошлины и повышение НДПИ.
— Сейчас есть проблема: некоторые отрасли, к примеру строительная, в частности государственные стройки, гособоронзаказ, страдают из-за существенного повышения цен на десятки процентов. Решить эту проблему можно разными способами. Но повышение налогов — это крайняя мера. Потому что после сбора дополнительных налогов встанет другой вопрос — каким образом их довести именно до тех компаний, которые пострадали. А перечень этих компаний очень широкий. Поэтому в первую очередь нужно искать другие инструменты, не связанные с налогами. Сейчас это делают Минпромторг и Минэкономразвития.
— Это скидки на продукцию?
— Скидки в том числе. Это могут быть также долгосрочные контракты, хеджирование, продажа металла напрямую — без посредников. Налоговые меры в этом списке самые последние — их придется применять, только если других опций не будет. Мы не участвуем в переговорах о ценах. Если надо будет уже переходить к налоговым изменениям, нас позовут.
— 100 млрд рублей — это окончательная сумма? К примеру, полгода назад, когда чиновники обсуждали повышение НДПИ для добывающих компаний, сперва называлась сумма нагрузки для химиков и металлургов в 90 млрд рублей, а потом она снизилась до 56 млрд рублей?
— Здесь вопрос открытый, сумма может как уменьшиться, так и увеличиться. Сейчас нельзя оценить, сколько по факту будет куплено металла по высокой цене. Например, если компании продолжат продавать металлы на 40-80% дороже, чем указано в контрактах, сумма может и увеличиться.
— С этого года была повышена ставка НДФЛ для доходов свыше 5 млн рублей. Этот порог останется? Устраивает ли принятая конструкция Минфин?
— Она была обусловлена потребностью в дополнительных деньгах, чтобы помочь детям с орфанными [редкими] заболеваниями. На данном этапе этих денег достаточно. Менять что-то в части повышенной ставки НДФЛ мы не планируем.
Это новый опыт, новая веха для развития российской налоговой системы. Поэтому нужно посмотреть, как нормы будут работать. Нужно хотя бы 2-3 года их не трогать и посмотреть, есть ли какие-то изъяны, в том числе технические, чтобы донастраивать и совершенствовать систему.
— С налогом на вклады свыше 1 млн рублей такая же позиция? Была информация, что банки оказались не полностью готовы к администрированию. Есть ли такая проблема на самом деле?
— Конечно, по вкладам также нужно пока протестировать, не внося каких-то изменений. Проблем у банков в этой части возникнуть точно не должно, потому что они не выступают как налоговые агенты в этой системе. ФНС рассчитывает налог и направляет физическому лицу уведомление. Банки лишь предоставляют информацию о выплатах по депозитам. Больше от них ничего не требуется.
— Вы как человек, отвечающий за налоговую политику, как в целом относитесь к отказу от плоской шкалы налогообложения, что считалось одним из главных достижений для российской экономики?
— За 20 лет ФНС стала получать гораздо больше информации о налогоплательщиках, чем в начале 2000-х. Усилился обмен финансовой информацией между администраторами платежей, налоговыми органами разных стран. Если раньше можно было спрятать деньги в офшорных юрисдикциях, сейчас страны обмениваются этой информацией о налоговых резидентах. С учетом всего объема данных у ФНС, я не вижу рисков в поэтапном введении прогрессивной шкалы.
— Если наблюдать за последними инициативами, то прослеживается особое внимание властей к обеспеченным людям и крупному бизнесу. С чем вы это связываете?
— Мы столкнулись с объективными проблемами из-за пандемии — бюджет стал дефицитным, при этом нужно было бороться с последствиями распространения вируса. Я вас уверяю, что все налоговые администрации мира сейчас ищут дополнительные источники доходов. Мы также были в этом мировом тренде. При этом искали такие источники, которые в меньшей степени затронут деловую активность. Поэтому, конечно, обратились к секторам со сверхприбылями и к людям с объемом накопленного капитала, для которых рост налоговой нагрузки не приведет к значимому сокращению текущего потребления.
— В прошлом году после повышения НДПИ для компаний металлургической и химической отраслей бизнес и власти обсуждали, что с 2022 года могут ввести дифференциацию ставок в зависимости от рентабельности по отраслям. Что с этой инициативой сейчас?
— Сейчас сырьевой суперцикл. Говорить о серьезной дифференциации даже странно, когда рост операционной прибыли у ста крупнейших компаний варьируется от 30% до 60% по первому кварталу 2021 года относительно того же периода 2019 года и даже пандемийного 2020 года.
— Разве это плохо?
— Это не плохо, но для чего в этих условиях налоговые послабления? У компаний такой операционный денежный поток, что они готовы профинансировать даже те проекты, которые раньше откладывали на полку. Это непосредственно их слова.
В отдельных регионах (к примеру, на Дальнем Востоке) есть маленькие компании, которые действительно пострадали и у которых нет такой мощи, вертикальной интеграции, как у холдингов. Понятно, что им для сохранения занятости, конечно, нужны точечные решения. Мы готовы идти им навстречу, но с детальным финансовым анализом. Например, это касается бедных вольфрамовых руд Забайкальского края и Бурятии, лопаритовых руд Мурманской области. Компании по ним смогут платить пониженный НДПИ, если заключат соглашение с Минфином и Минприроды о сохранении численности работников на предприятиях и обеспечении проектного уровня добычи в 2021-2031 годах. В весеннюю сессию примем эти поправки.
— Для инвестиций бизнеса в российские проекты новых стимулов не предусматривается?
— Я исхожу из здравого смысла. Любые инвестиции приносят бОльшую доходность, чем просто покупка дорогостоящих объектов роскоши. Это само по себе должно быть стимулом для вложений.
— Но вложения в инфраструктуру, например, отбиваются долго.
— Если мы говорим об инфраструктуре в рамках инвестиционных проектов — она в любом случае приносит хоть какую-то доходность. Любой инвестиционный проект приносит ту или иную доходность. Конечно, мы выступаем за то, чтобы часть капитала инвестировалась в экономику, а не просто приумножалась на счетах.
— Это ведь задача бизнеса — приумножать?
— Согласен. Но тогда как раз возникает вопрос о справедливом уровне налогообложениия. Особенно в ситуации, когда страна сталкивается с серьезными сложностями, как последствия пандемии, например, и значительным увеличением расходов.
— Сейчас идут переговоры с Сингапуром, Гонконгом и Швейцарией о пересмотре соглашений об избежании двойного налогообложения?
— Есть только предложение Минфина пересмотреть соглашения с этими странами. Пока у нас нет официального мандата, переговоры не ведутся. Чтобы мы продолжили «крестовый поход», правительство должно принять решение, начинать переговоры или нет.
— И этими тремя странами «крестовый поход» вы завершите?
— Да. После пересмотра соглашений с этими тремя странами и учитывая остальные, по которым уже приняты изменения, мы покроем более 90% объема выплат в «транзитные юрисдикции». Трогать страны, из которых в Россию действительно приходит иностранный капитал, мы не будем.
— Что власти готовы предложить компаниям, которые из-за пересмотра налоговых соглашений лишились возможностей для налоговой оптимизации? Например, из-за денонсации соглашения с Нидерландами.
— Мы готовы говорить о том, чтобы обеспечить для этих компаний сопоставимые условия, которые мы предусмотрели в пересмотренных соглашениях. Мы можем сделать это за счет внесения изменений в российское налоговое законодательство. Но мы не планируем предоставлять дополнительные преференции. Лучших условий, чем по новому налоговому соглашению, например, с Кипром, обеспечить мы не можем никому. Если будет формализованный запрос от компаний, будем обсуждать конкретные варианты поправок в Налоговый кодекс, по которым решение будет принимать правительство. Пока все на стадии устного обсуждения.
— Планируются ли все же изменение налога на дополнительный доход (НДД) в нефтяной отрасли?
— Каких-то резких движений не планируется. Давать послабления по текущей добыче мы не готовы, потому что это приведет к выпадающим доходам бюджета. Но мы обсуждали с нефтяными компаниями стимулы для месторождений, где сейчас не ведется добыча из-за налоговой нагрузки, при этом есть ресурсный потенциал и возможность ее начать.
Это станет особенно актуальным, если Россия будет выходить из сделки ОПЕК+ и потребуется наращивать добычу. А в традиционных регионах, в Западной Сибири вся необходимая инфраструктура для этого есть, ничего дополнительно создавать не нужно. Поэтому если по финансово-экономическим моделям, геологическим показателям разработки месторождений мы увидим, что при определенной налоговой донастройке эта добыча появится, мы будем готовы пойти навстречу. Если действительно возможен положительный бюджетный эффект, конечно, мы в этом заинтересованы.