Обвал, за который заплатят россияне: кто и зачем устроил мировой экономический кризис

Падение цен на нефть должно было состояться и без пандемии — теплая зима сыграла свою роль.

Однако главная причина падения — это глобальная пандемия. Происходит массовое закрытие предприятий, причем уже не только в Китае, где ситуация как раз стабилизировалась. Резко сокращаются пассажирские перевозки. Недавно Италия объявила, что полностью закрывается на карантин, — целая страна. Израиль закрывает на карантин всех возвращающихся израильтян и перестал пускать в страну иностранцев. Такая самоизоляция означает падение доходов авиакомпаний, туристических сервисов, индустрии развлечений. Снижаются продажи даже продуктов питания — люди больше едят в компании. Во время карантина меньше используется автотранспорт, общественный транспорт. Поэтому всеми ожидается существенное снижение спроса на нефть — возможно, как обычно бывает, ожидания даже превосходят будущую реальность.

Зная все это, большинство аналитиков ожидало сокращения цены нефти на 20-25% от уровня в $60 за баррель, то есть до $45-$50. Однако неожиданно вступил в игру третий фактор: когда ОПЕК решила поддержать цену на нефть и предложила сокращение добычи (в расчете на то, что удастся удержать ее выше $50 за баррель), Россия (ее доля сокращения составляла 3%) отреагировала неожиданным жестким отказом.

Россия объявила, что не только не идет на трехпроцентное сокращение, но выходит даже из предыдущего соглашения и собирается добывать по максимуму. Это заявление звучит странно, потому что у России максимум близок к тому, что она фактически добывает: в отличие от Саудовской Аравии у российских нефтяных компаний нет возможности сильно увеличить производство. При этом в России открыто говорили (например, здесь) о причинах такого действия: мы делаем это не для того, чтобы заработать, а чтобы выбить с рынка американскую сланцевую индустрию.

Не просто обвал. Почему нынешний кризис может оказаться серьезнее прежних

Если бы Россия уменьшила добычу на свои 3%, а цена упала бы еще на 10%, это означало бы для страны потери в размере примерно 4% от сегодняшней выручки, что для России не очень болезненно. Кроме того, картель мог объявить о снижении, но каждый из его членов немножко схитрил бы, как это нередко и случалось раньше, — Россия бы вообще не почувствовала эффекта договоренности.

В результате демарша стоимость нефти упала в диапазон $35-38 за баррель, «унеся» у России $10-15 с каждой бочки — фактически не менее 25% выручки (максимальным напряжением Россия может увеличить добычу по сравнению с квотой ОПЕК на 10%, сократив потери до 17,5% по сравнению с тем, что она имела бы, пойди она на сделку с ОПЕК). Российский рынок незамедлительно отреагировал: рубль (в котором держат свои сбережения десятки миллионов россиян) упал на 10% (и более чем на 15% с максимумов начала года), индекс РТС, в который в последние год-два года вложилось более миллиона российских граждан, потерял более 30% с последнего локального максимума и торгуется на уровне 45% от абсолютных максимумов, которых он достигал в 2007 году.

Идея переиграть сланцевых производителей звучит достаточно странно. Во-первых, сланцевая индустрия отличается от конвенциональной тем, что добычу легко сократить или остановить, а затем начать заново. Сланцевая скважина быстро опустошается, их надо бурить все время. Поэтому если вы не хотите больше добывать, вы просто заканчиваете скважину, а новую не бурите. Число скважин падает, добыча сокращается. Американцы достаточно легко могут уходить с этого рынка, но так же легко, ничего не потеряв, на него возвращаться, когда цена вырастет — они доказали это в 2014–2015 годах. Не стоит американцам опасаться и безработицы среди работников сланцевой индустрии: на общем фоне снижения безработицы в США до рекордно низких уровней в добыче сланцевой нефти наблюдается драматический дефицит кадров, и это на фоне диджитализации процессов, которая, по некоторым данным, сократила потребность в трудовых ресурсах в этой индустрии на 40% за 10 лет. В 2014 году в индустрии работало 200 000 человек, в 2017-м — 145 000; в 2019-м — 150 000. Падение добычи в два раза разве что сведет на нет дефицит.

Во-вторых, у американцев добыча захеджирована от изменений цены примерно на 50%, и контракты на поставки в среднем годовые, с жесткими ценами. Поэтому эффект будет не мгновенным, и скорее всего реальное сокращение добычи в США придется на момент, когда последствия пандемии будут проходить, а спрос на нефть восстанавливаться. Это сгладит воздействие падения цены и позволит американцам в большей части остаться в рынке. Да, в сланцевой индустрии есть перекредитованные компании, которые обанкротятся. Но для Америки банкротство компаний — не самая большая проблема. Даже если произойдет смена владельцев нефтяных полей, в целом это не окажет никакого эффекта на индустрию. Возможно даже, что очистившись от «плохого кредита» (в том числе пострадают и российские инвесторы, которые активно вкладывались в высокодоходные долги сланцевиков), компании в США будут еще эффективнее работать. Полная себестоимость сланцевой нефти сегодня около $40-43 за баррель, и на уровне $35-37, который сегодня установился, с рынка вообще почти никто не уйдет — поработают в убыток, на уровне нулевой операционной прибыли.

Коллапс, цунами дефолтов и валютный кризис: чего еще ждать рынкам от коронавируса

В–третьих, весь американский нефтегазовый сектор в основном работает на внутренний рынок и напрямую не зависит от мировой цены. Произойдет внутреннее перераспределение прибыли: снижение нефтяных цен поддержит другие отрасли в США. Нефтегаз Штатов дает около 7% их ВВП — это значит, что действия России оказывают поддержку 93% ВВП своего «главного противника». В России, между прочим, доля нефтегаза в ВВП составляет 15%, а внутренние цены на углеводороды и так сильно дотированы. В этом смысле США гораздо лучше защищены от падения цен на нефть, чем Россия. Американский бюджет сводится независимо от цены на нефть (с плановым дефицитом, но от падения нефтяных цен он скорее уменьшится). Доля нефтяных доходов в бюджете там ничтожна, в отличие от России, где бюджет сводится при $40 за баррель, то есть уже сейчас является потенциально дефицитным, а зависимость бюджетных доходов от цены на нефть очень высока.

И, наконец, вишенка на торте. Если в Америке начнется рецессия, это угрожает перевыборам Трампа: президент обычно не получает второй срок, если в год его переизбрания с экономикой все плохо. В этом случае к власти придут люди, которые значительно хуже относятся к России, чем Трамп, что для России тоже очень невыгодно. Если в Кремле думают, что нанесут вред США своими действиями, то они, очевидно, выбирают для этого самое неподходящее время.

Возможно, конечно, что в основе этих действий лежат личные обиды нескольких известных людей на сланцевую нефть (да, такое бывает, хоть и звучит странно). На рубеже 2013–2014 годов эти люди официально заявляли, что сланцевая нефть — это миф. Оказалось, что это не так. Сейчас они пытаются отомстить, но отомстить столь же неразумным способом, каким до этого они пытались игнорировать проблему, — методом создания воображаемой реальности, в которой демпинг позволяет уничтожить мощную современную индустрию, как будто мы все еще живем в начале ХХ века, и производители гомогенны.

Можно слышать от ряда комментаторов, что этот шаг был умной игрой на опережение, поскольку все равно кризис был неизбежен, цены бы все равно упали. Этот аргумент не кажется разумным. Можно было бы принять условия ОПЕК, посмотреть на реакцию рынка и решить, что делать потом: выйти из картеля можно всегда. Другие комментаторы утверждают, что США фактически «отбирали себе» весь прирост спроса на нефть в мире, а теперь их долю заберет Россия. Неясно, как она это сделает, ведь возможности прироста добычи в стране ограничены, коэффициент извлекаемости низок, средств на эффективную разведку у компаний нет, а трудноизвлекаемые запасы стоят намного дороже и $35, и $50 и даже $60 за баррель.

Каковы будут последствия для населения России? Самый заметный эффект — изменение курса рубля. Рубль — очень простая валюта, его курс зависит от цены на нефть на мировом рынке. Когда нефть находится в ценовом коридоре, на рубль влияют мелкие факторы, в том числе деятельность центробанка и монетарная политика Российской Федерации. Но как только на нефтяном рынке начинается крупное движение, рубль неизбежно реагирует, причем совершенно предсказуемым образом. Сейчас рубль отреагировал ровно так же, как он отреагировал бы пять лет или три года назад. Все так же, как было в 2014 году, — только, наверное, в меньшей степени, потому что диапазон падения меньше. На какое-то время нам придется привыкнуть к доллару по 70.

Видимо, катастрофы не произойдет. Однако при этом надо понимать, что если доллар будет стоить 72 рубля, а не 60, — это разница в 20%, которая транслируется примерно в 10%-ное удорожание потребительских корзин, потому что в отечественном производстве велика доля импорта. Поскольку это сопровождается существенным сокращением доходов бюджета, не стоит ждать компенсационных выплат или повышений зарплат бюджетников; напротив, скорее всего ответом государства будет дальнейшее ужесточение налоговой политики. Наполнение бюджета считается в Кремле главной и практически единственной задачей внутренней экономической политики. Российские граждане, как обычно, оплатят амбиции своих лидеров из своего кошелька. Насколько они с этим согласны, мы увидим уже очень скоро, 22 апреля, на голосовании, в сущности, по поводу бессрочного мандата на единоличное правление в стране ее уже почти бессменного лидера.

Девальвация или отвага? Какие варианты есть у правительства Мишустина после обвала цен на нефть