«Ударило сильно. Это факт». Участник списка Forbes Филипп Генс — о кризисе в рознице и IT, покупке новых активов и работе с государством
Филипп Генс возглавил группу компаний «Ланит» вскоре после того, как в апреле 2018 года его отец Георгий Генс, участник рейтинга 200 богатейших россиян по версии Forbes с состоянием $700 млн, скоропостижно скончался на горнолыжной базе на Камчатке. В 2019-м Генс-младший впервые вошел в список Forbes — он оказался на 139-й позиции с оценкой состояния в $750 млн. В 2020-м с показателем в $700 млн предприниматель переместился в рейтинге на 142-ю строчку.
«Ланит» занимает 73-ю позицию в рейтинге 200 крупнейших частных компаний России по версии Forbes с выручкой 141,4 млрд рублей. Группа занимается разработкой программного обеспечения, системной интеграцией, дистрибуцией IT-решений и техники. В «Ланит» входит ретейлер Inventive Retail Group, под управлением которого находятся такие розничные сети, как re:Store, Samsung, LEGO, Nike и другие.
Главное
- Кризис сильно ударил по розничным сетям группы — re:Store, Samsung, LEGO, Nike, но сейчас люди уже возвращаются в магазины. Сильнее всего пострадали продавцы спортивных товаров.
- По IT-отрасли кризис еще ударит. Скорее всего, ближе к концу года.
- Информационная безопасность будет очень активно развиваться. На нее уже тратится довольно много средств, но и этого не достаточно.
«Люди целенаправленно идут за покупками»
— В холдинге «Ланит» основной удар пандемии принял на себя ретейл. Как там обстоят дела?
— Там, конечно, тяжело. Но у нас очень хорошо вырос онлайн — мы все-таки всегда славились умением делать хорошие, качественные магазины. Мы не идеально справились с ростом спроса в онлайне, но довольно быстро адаптировались. А сейчас онлайн уже начинает немного спадать, и я ставлю задачу его удержать — мы в идеале будем к этому стремиться. Постепенно начинает восстанавливаться офлайн-ретейл. К счастью, мы были в хорошей форме и пережили временное закрытие магазинов. Ударило, конечно, сильно. Это факт.
— Все магазины открылись?
— По регионам везде разные ограничения, и, конечно, не все магазины открылись.
— Ожидаете сокращения розничных сетей?
— Надеюсь, что нет, но посмотрим, как будет развиваться ситуация.
— Может быть, вы поняли, что какие-то магазины оказались убыточными?
— А в кризис непонятно, ведь это экстраординарное событие. На основании экстраординарного события решать судьбу магазинов неразумно. Главное, чего не надо делать в кризис, — совершать панические действия. Всегда не хватает информации, а на основании неполной информации совершать какие-то действия неверно. Нужно собирать информацию и действовать уже на основании этого.
«10% неадекватных»: как торговые центры открываются после карантина
— Вы говорите, что ретейл начал выходить из кризиса, в чем это выражается?
— Появляются люди в магазинах, увеличиваются продажи. Толп никаких нет, но люди целенаправленно идут за покупками. Даже торговые центры стали обладать признаками стрит-ретейла. Стрит-ретейл и торговый центр отличаются тем, что в торговый центр идет большой поток народа, люди гуляют, отдыхают, заходят в магазины, смотрят и что-нибудь покупают. А в стрит-ретейл покупатели идут целенаправленно. Вряд ли можно предположить, что в плохую погоду кто-то захочет долго гулять по улице и делать покупки по настроению. Соответственно, людей меньше, конверсия гораздо более высокая. Как ни странно, торговые центры стали обладать признаками стрит-ретейла. Люди целенаправленно идут за тем, что нужно.
— Когда, вы ожидаете, спрос вернется на докризисный уровень? Может ли такое случиться в ближайшие месяцы или годы?
— Это сложный философский вопрос. Я готов через полгода посмотреть, что получилось. То, что происходит сейчас, мне понятно, это отложенный спрос и отскок. А вот что будет дальше, не знаю.
Я пока не понимаю, по каким отраслям как ударило. Магазин — это же в первую очередь люди и их доходы. Соответственно, если сильно ударяет по отраслям, люди, возможно, теряют работу или получают пониженную зарплату.
Но будем смотреть. Мы сейчас находимся в моменте неопределенности. Все еще сложно понять, что происходит. Все-таки экстраординарные события накладывают экстраординарный отпечаток на дальнейшее.
— На фондовом рынке есть понятие «Отскок дохлой кошки». Несколько раз его слышал за последние месяцы. Можно ли так называть то, что происходит сейчас на потребительском рынке и в ретейле?
— Надеюсь, что это отскок живой кошки. Сейчас и правда все пока неплохо. Закончилась самоизоляция, люди дома насиделись и пошли в город и в магазины. Пока все сидели в кризис дома, очень сильно вырос онлайн, что понятно: у людей, даже если они работают, становится больше свободного времени за счет того, что они не тратят его на дорогу, и они покупают себе девайсы, а детям — игрушки, чтобы их занять, пока не работают детские сады и школы. Так что движение на рынке было.
Наша спортивная тема пострадала больше всего, потому что спортом заниматься дома тяжело. Обычно весна по активности спроса на спортивные товары напоминает новогодний сезон, потому что люди готовятся к лету. Так что мы, конечно, сильно потеряли.
— У вас есть планы отказаться от каких-то брендов или новые бренды развивать в России?
— Мы открыли магазин The North Face и несколько магазинов Huawei в прошлом году, планируем развивать. Отказываться сейчас ни от кого не хотим. Но это живой процесс. Мы часто пробуем, экспериментируем с разными брендами. Если получается, хорошо развиваемся. Не получается — спокойно закрываем.
«Народ смел полки»: какой бизнес стоит открывать во время пандемии
— Как Samsung отреагировал, что вы стали работать с Huawei?
— У нас еще есть и Apple, мы многонаправленная компания и хорошо научились выстраивать взаимоотношения с брендами, так что они не пересекаются. И мы честно развиваем to the best of our abilities. Это уже в принципе все поняли, все реагируют довольно спокойно, что у нас появляются новые бренды, новые истории. В начале это было, конечно, непросто — и обсуждения, и объяснения, но все привыкли, что такое бывает, и мы нормально развиваем все наши бренды.
— Вы занимались «Яндекс.Телефоном»?
— Мы выиграли тендер на поставку. Мы заказывали их в Китае и по заказу «Яндекса» привозили.
— А как вы с «Яндексом» об этом договорились? Вы знакомы с Аркадием Воложем?
— Я знаком с Аркадием Воложем. Считаю его исключительно интеллигентным человеком, очень приятным, очень умным. Но это была абсолютно коммерческая история. У нас же довольно много дистрибуции в группе, и эта дистрибуция очень эффективна. Мы участвовали в открытом тендере и выиграли поставку.
— Сейчас этого контракта у вас нет?
— По-моему, нет.
— Многие говорят, что «Яндекс.Телефон» был проектом фактически неуспешным. Продали, конечно, весь запас устройств, но чего-то другого от них ожидали. И по-моему, «Яндекс» сам не в восторге. А вы что думаете на этот счет?
— Очень сложно предполагать. Как мы знаем, чужая душа — потемки. Какие были стратегические планы в этом направлении, я не знаю. Но предположил бы, что таким образом, например, хорошо повышается количество пользователей основных систем «Яндекса» и вовлеченность. «Телефон» — хорошо, но электронная часть вторична для «Яндекса». Это лишь один из механизмов.
«Дно осталось позади»: «Яндекс» рассказал о начале восстановления рекламного рынка
— А будет второе поколение этого телефона?
— Не знаю. Если бы знал, то, скорее всего, нужно было бы сказать, что не знаю, но я честно не знаю.
«Несильно срезали зарплату по холдингу»
— Вы за время пандемии разбогатели или, наоборот, потеряли деньги?
— Я такими отрезками не меряю и, честно, не знаю. Поскольку IT — это в первую очередь сервисная отрасль, подозреваю, что по нам кризис еще очень сильно ударит ближе к концу года или в следующем году. Пока наш бизнес идет неплохо — мы развиваемся. Кризис очень сильно ударил по ретейлу, а IT-бизнес чувствует себя хорошо. Но боюсь, нам нужно готовиться к довольно сложному концу года и такому же сложному следующему году.
— Какие риски вы видите?
— Понятно, что эти три месяца дались непросто. Это и вопрос наполняемости бюджета: как мы понимаем, бюджет у нас — довольно заметная часть рынка страны. Соответственно, я думаю, что будут какие-то сокращения, от этого дальше пойдет волна по подрядчикам государства, оттуда она пойдет дальше вниз и может дойти до людей.
— В «Ланит» были сокращения персонала?
— Мы людей не сокращали, то есть экстренных мер по сокращению персонала не принимали. У нас было некоторое количество оптимизационных мер, но до сокращения мы не дошли. Считаю, что сделали правильно.
Посягнули на святое: что делать, если вам сокращают зарплату во время пандемии
— Была ли оптимизация доходов, отказ от бонусов?
— Мы перенесли часть квартальных бонусов на конец года, исходя из планов. И пока мы не понимали, как будет развиваться ситуация, временно несильно срезали зарплату по холдингу. В основном за счет добровольного отказа руководителей от части своих зарплат. Сейчас уже вернули. Потому что я считаю, что сокращать нечестно, если работы осталось столько же или даже стало больше.
— Какое было снижение зарплат?
— Оно было разное в разных компаниях холдинга, в зависимости от загрузки и объемов работы, но в среднем около 10%.
— В апреле была информация, что вы искали сотрудников на рынке, чтобы обеспечивать слияние активов внутри группы. У вас реструктуризация активов проходит сейчас?
— Любая большая структура живая, постоянно видоизменяется. Понятно, что я некоторые вещи меняю так, как мне удобнее. Но ничего масштабного сейчас не происходит. Мы работаем в штатном режиме. Понятно, что всегда идет некоторая реструктуризация, есть некоторые изменения, но это нормальный процесс. У нас в холдинге около 12 000 человек. Иногда где-то возникает острая нехватка специалистов, и тогда мы начинаем активно искать людей.
При этом за последние несколько месяцев мы активно набирали на различные вакансии в разработке, а также на вакансии по информационной безопасности. У нас было довольно много работы, а рук не хватало.
«Это никакой не дистресс»
— В чем суть вашей последней сделки — с компанией «Информзащита»?
— Я вошел в компанию «Информзащита» и получил мажоритарный пакет. Буду развивать.
АО «Информзащита» работает в сфере защиты информации с 1995 года. Известна разработками системы разграничения доступа к компьютеру SecretNet и криптографического маршрутизатора «Континент», которые в том числе поставлялись в Центризбирком, Центробанк и в спецслужбы. В 2005-2008 годах на базе «Информзащиты« была сформирована группа компаний. После кризиса она столкнулась с проблемами, в решении которых участвовал стратегический инвестор, имя которого официально не разглашалось, но четыре источника Forbes в 2016 году сообщали, что речь о представителе основателя «Ланит» Георгия Генса.
Посторонних нет: как создавался бизнес по охране государственных секретов
— Вы ранее не владели этой компанией?
— «Информзащитой»? Не владел, нет.
— Ни вы, ни «Ланит» не владели?
— (Улыбается) Я знаю про эти слухи. Мой отец много лет дружил с [сооснователем и гендиректором «Информзащиты»] Петром Ефимовым, а когда люди дружат и вместе работают, часто возникает такая история. Про нас много слухов, как и про любую крупную компанию. Это был один из них.
— Было ли какое-либо партнерство между вашим отцом и акционером этой компании?
— Нет. Они просто дружили много лет. На самом деле на IT-рынке вообще много кто дружит: почти у всех одинаковые корни, почти все из одних и тех же вузов и все в бизнесе по многу лет. Понятно, что и образ мышления схожий. Это не значит, что они не конкуренты, но все равно дружат.
— На рынке была информация, что когда вы возглавили «Ланит», то попытались избавиться от «Информзащиты», которая якобы вам не принадлежала, но ее никто не купил. Прокомментируете?
— (Смеется) Это неправда. Я думаю, если бы коллеги активно искали себе партнеров, они бы довольно легко нашли их.
— Интересно, откуда такие слухи появляются?
— Поразительно, как это случается. Кто-то кого-то взял на работу, кто-то с кем-нибудь поговорил, кто-нибудь что-нибудь услышал. С завидной периодичностью мне звонят какие-нибудь участники рынка и спрашивают, а слышал ли я, что кто-то кого-то купил, с кем-то слился.
Вот, например, история. Есть две довольно крупные компании. Одна взяла на работу бывшего высокопоставленного сотрудника другой компании. Примерно месяц весь рынок обсуждал, что одна компания явно поглощает другую, потому что уже высаживает десант.
— Какую долю в «Информзащите» вы приобрели?
— У меня сейчас 88,43%. (Согласно списку владельцев ценных бумаг АО «Информзащита», по состоянию на 19 мая Генсу принадлежит 88,43% акций, Ефимову — 10%, Галине Боковой — 1,57%).
— А кто выступил продавцом?
— Продавцом выступила Галина Леонидовна Бокова.
— Как вы с ней познакомились?
— Это корпоративная сделка, в ней довольно много народа участвовало. Мы разговор вели о том, что нам интересно, некоторое время уже, и сделка формулировалась довольно долго. И вот дошли до договоренностей. Честно, с точки зрения технической, я в этом участвовал не очень сильно. Я участвую в основном в логике, стратегии, договоренностях бизнесовых.
— Вы инвестируете в саму компанию? Либо выкупаете долю у акционера?
— Я буду инвестировать, хочу развивать «Информзащиту». Я, как вы знаете, уже купил «Код безопасности» (В декабре 2019 года Генсу перешли 85% ООО «Код безопасности», ранее принадлежавшие Галине Боковой. — Forbes), и его тоже буду развивать активно.
— Вы весь свой пакет акций «Информзащиты» купили у Галины Боковой?
— Нет, был выбран вариант допэмиссии, и она с небольшой долей осталась в компании.
— Петр Ефимов остается миноритарным акционером?
— Да, он остается генеральным директором компании. Он ее построил и очень хорошо развивает. Я с ним когда разговариваю, иногда даже не все понимаю, потому что по образованию все-таки я юрист. (Смеется)
— Откуда вы привлекали деньги на сделку с «Информзащитой»?
— Это мои деньги.
— Кредиты не привлекали?
— Эта сделка без привлечения внешних денег.
— И какая сумма?
— Я не могу раскрыть ее.
— По каким мультипликаторам компанию оценили?
— Оценка была рыночной. Сделка была сложной и структурирована как вход в капитал компании.
— Не с дисконтом ее оценили и не за долги забрали?
— Не за долги, не с дисконтом. Это никакой не дистресс. Компания в хорошей форме, занимает хорошую позицию на рынке. Я считаю, что она может добиться большего и еще лучше развиться. Это не стартап. Это хорошая, развитая, взрослая компания. Отлично выстроенная.
— Вы в компанию сколько будете инвестировать?
— Мы будем согласовывать план развития, и я буду по плану инвестировать. Я отношусь к таким вещам довольно формально: мы формулируем новое направление, план развития, постараемся посчитать перспективность и, исходя из этого плана, инвестируем дальше.
— Но сумму инвестиций пока не представляете?
— Надо внимательно поработать с менеджментом и понять планы — это будет следующий этап. То есть крупные наметки есть, но дальше нужно переходить к конкретике, считать и, исходя из этого, уже заниматься инвестициями.
— Чем вас эта компания привлекла?
— Это история про оружие и защиту — всегда одно опережает, а другое догоняет. Сейчас атаки опережают, и нужна защита. Я верю в то, что информационная безопасность будет очень активно развиваться. На нее уже тратится довольно много средств, но я считаю, что этого не достаточно. То, что происходило на фоне пандемии коронавируса и перевода всей страны на удаленку, это подтверждает, так как выявилось много уязвимостей и недостатков. Я думаю, что инвестиции в сферу будут расти. Это довольно перспективное направление.
У «Информзащиты» сейчас все хорошо с SOCами (Security Operations Center, Центр обеспечения безопасности. — Forbes). Они хотят развивать это в сторону aaS (as a Service, SOC как услуга. — Forbes), что очень разумно.
— Какая была выручка у «Информзащиты» в 2019 году?
— В 2018 году было 5,6 млрд рублей, в 2019 году — 6,5 млрд. Это заметный участник рынка информационной безопасности
«Информзащита» заняла 32-е место в рейтинге »CNews100: Крупнейшие ИТ-компании России 2019», годом ранее компания была на 26-м месте. Приведенные Генсом показатели выручки «Информзащиты» включают данные «дочек» компании — Национального аттестационного центра и ООО «Информзащита-Сервис», уточнила представитель «Ланит» Екатерина Лыскова. Выручка АО «Информзащита» в 2019 году составила 4,4 млрд рублей, в 2018-м — 4,03 млрд рублей, следует из данных СПАРК.
— Как компания пандемию переживает, известно вам?
— У нее был рост с начала года к прошлому году, потому что услуги были востребованы довольно сильно: все переходят, как мы обсудили уже, на удаленку, и здесь появляются проблемы, какие-то дыры.
— Кто у компании основные клиенты?
—У нее несколько сотен клиентов. Она работает как с крупным бизнесом, так и с госорганами и с государственными компаниями.
— «Информзащита» станет отдельным направлением среди ваших активов? Или вы будете ее объединять с «Кодом безопасности»?
— Я не буду их объединять. У этих компаний хорошие руководители и хорошая структура. Наверное, можно так сделать, но обычно мы применяем другую логику: мы оставляем компании независимыми и скорее являемся ресурсами для их развития.
— Сегмент информационной безопасности в вашем бизнесе представлен «Информзащитой» и «Кодом безопасности», или еще есть активы в этой области?
— Да, информационная безопасность представлена этими двумя компаниями. Но есть и отдельные направления по информационной безопасности в холдинге «Ланит», которые появились в ходе выполнения комплексных проектов.
— Ваши проекты в информационной безопасности ориентированы на работу с корпоративным сегментом?
— Да. Про потребительский рынок я думал, но пока что не конкретизировал планы. Считаю, что консьюмерский рынок гораздо хуже защищен с точки зрения информационной безопасности. И девайсы хуже защищены, и в целом системы. Люди об этом просто не очень задумываются. Когда речь идет о корпоративных интересах, то они обязаны о них думать. А про личную информационную безопасность не очень думают.
Это заметный пробел, и я собираюсь эту тему проанализировать и что-нибудь сделать в этом направлении. Тем более, как вы знаете, у нас есть электронная розница, и мы хорошо понимаем этот бизнес.
«Можем одновременно работать и судиться»
— Как у вас складываются отношения с государством сейчас?
— В принципе нормально. Мы немало работаем с государством. Всегда это не очень просто, что понятно, ведь государство и бизнес — разные вещи. Но в целом мы неплохо работаем вместе и делаем, мне кажется и хочется верить, полезные дела.
— Какая доля выручки «Ланит» поступает от госконтрактов?
— В нашей выручке от интеграционных проектов за прошлый год — около 25%. Финансовый сектор, для сравнения, принес больше — 33%. Я знаю, что за нами есть слава государственного интегратора, но это не так. Мы, конечно, работаем с государством много, но мы много работаем и с рынком, с коммерческими структурами. Мы чуть меньше работаем с малым и средним бизнесом, но тоже это осваиваем, идем в этом направлении: некоторые компании в составе «Ланит» чуть больше, некоторые — чуть меньше. И кроме того, надо учитывать, что интеграция — это только одно из наших бизнес-направлений.
— Как изменилась доля выручки, приходящаяся на госконтракты, с тех пор, как вы стали главой, основным владельцем «Ланит»? У вас приоритеты изменились за это время?
— Мне очень нравятся новые направления бизнеса и новые интересные вещи. Я, например, роботов люблю. Это пока что все не очень большие истории, но они активно развиваются, и я в них очень верю. А в целом у нас доля [государственных заказов], по-моему, в какой-то момент много лет назад снизилась и так и держится.
— Но вы сами сохраняете хватку в отношении госзаказов?
— Тут нет хватки. Это просто чуть сложнее, потому что есть дополнительные процессы, что правильно, и дополнительные контрольные меры. Мы же работаем на открытом рынке, то есть это не хватка, это скорее системная, последовательная, аккуратная работа и именно опыт работы с государством, который позволяет правильно взаимодействовать, правильно документы готовить.
— «Ланит» в конце декабря 2019 года инициировал судебный процесс с ФНС, со службой и раньше были разбирательства. Как у вас складываются отношения с главой правительства [Михаилом Мишустиным, экс-руководителем ФНС]?
— А я с ним не знаком. Это тоже, я считаю, стандартная бизнес-практика, что если мы с чем-то не согласны, например, по налогам, то спокойно идем в суд и в суде открыто решаем, с чем согласны, с чем — нет.
— Судебные процессы с ФНС не повлияли на вашу позицию в госконтрактах?
— Это все-таки не связанные вещи. Есть работа, есть финансы, есть бухгалтерия. Это все разные процессы. Даже иногда бывает так, что мы с какой-нибудь компанией можем одновременно работать и судиться по каким-нибудь вопросам, где мы оба остались недовольными. Считаю, что это абсолютно нормально и честно. Если мы доказали свою правоту, значит, мы правы, если не доказали — значит, не правы.
«Очень люблю активы собирать»
— В 2018 году рост оборота «Ланит» составил 20% по отношению к 2017-му, а в 2019-м оборот вырос на 5,8% год к году. Почему замедлился рост?
— Это нормально. Это цикличный процесс. Сначала компания растет очень быстро, потом переваривает результаты роста, дальше совершает следующий рывок. Если компании — не стартапы, а взрослые большие бизнесы — слишком быстро растут, в них возникает хаос.
— Это было контролируемое замедление темпа роста?
— В хороших компаниях оно происходит автоматически. Не то чтобы я говорил, что в этом году не надо расти. Это руководитель соответствующей компании понимает, что она очень сильно выросла и нужно потратить некоторое время на перенастройку процессов, что тут же сказывается на продажах — они чуть замедляются. Компания адаптируется к новому размеру и продолжает жить дальше и развиваться, ну и готовиться к следующему рывку. Компании, они же живые.
— Вы планируете продавать какие-то активы из своей империи?
— Тоже живая история. Но я все-таки очень люблю активы собирать и развивать. Я за стратегические партнерства, и если возникает какая-нибудь компания, которая хочет помогать мне развивать один из моих активов, обычно я с удовольствием это обсуждаю.
Мой отец всегда говорил, что любой хороший бизнесмен, если получает честную и справедливую цену за свой актив, должен его продать, потому что бизнес строится ради этого. Правда, сам отец так не делал, и мне тоже так делать тяжело. Мне больше нравится собирать и развивать. Я считаю, что делать полезные вещи гораздо приятнее, чем собирать огромную кучу денег.
— В каком статусе благотворительные проекты, которые у вас были с вашей сестрой? Планируете ли вы их расширять во время пандемии?
— Они развиваются успешно. Мы выделяем достаточно заметные средства на благотворительность. Мы взаимодействуем, например, с «Домом с маяком», фондом «Здесь и сейчас» и другими. Мы во время пандемии сделали довольно много полезных вещей, например, помогли Пушкинскому музею перевести всех сотрудников на удаленку.
Что-то мы делаем в формате полублаготворительности, когда не получаем прибыли и занимаемся проектом ради доброго дела. Это хорошо и, более того, это правильно — социальная ответственность. У нас многие сотрудники разделяют это мнение и с удовольствием работают волонтерами. Я считаю, что это полезно.
Самые молодые миллиардеры из России в рейтинге Forbes — 2020
Самые молодые миллиардеры из России в рейтинге Forbes — 2020
