Чудо ценой репрессий: почему Чили плохо даются перемены через 20 лет после Пиночета
Отложенный демонтаж, или почему прошлое не отступает
В ХХ веке Чили пережила немало социальных катаклизмов. Пожалуй, самым драматичным моментом новейшей истории был военный переворот 1973 года и убийство (или же самоубийство — по официальной государственной версии) левого президента Сальвадора Альенде, после которого главой государства на 16 лет стал диктатор Аугусто Пиночет. Лидер военной хунты — который на одном из знаменитых фото сидит в темных очках и со скрещенными руками — прославился жестокими репрессиями против инакомыслящих (только по официальным данным, жертвами диктатуры стало более 40 000 человек, причем более 3000 были убиты или пропали без вести), непримиримостью по отношению к левой идеологии, а также крайне авторитарным госуправлением в сочетании с либеральной экономикой (не такая уж редкая комбинация). Несмотря на вполне демократичную сменяемость власти после 1990 года, страна по сей день остается наследницей той самой диктатуры — хотя бы потому, что живет по принятой в 1980 году Конституции. В 2020 году, когда у руля стоял президент Себастьян Пиньера, власть пообещала народу разработать новый основной закон (таким был вынужденный ответ на массовые протесты 2019 в году), однако и в 2022-м, при действующем молодом лидере Габриэле Бориче, голосовавшие на референдуме люди отвергли разработанный левыми силами проект.
В текущем году состоялась очередная попытка покончить с сомнительным прошлым, но вновь более половины граждан (55%) выразили проголосовали против очередного предложенного текста конституции. Справедливости ради, в этом тексте было к чему придраться. Если на прошлом этапе сомнения вызвали слова о «государстве 11 наций» и некоторые абстрактные формулировки (включая постмодернистский тезис о праве каждого чилийца на «нейроразнообразие»), то сегодня — когда над проектом поработали правые силы — одним из дискуссионных вопросов стало право на жизнь для «тех, кто родится»: часть электората видит в таком определении фундамент для возвращения к тотальному запрету абортов. Карт-бланш на закручивание гаек просматривался и в других пунктах: новый проект, созданный как зеркальный «ответ» на предыдущий, ограничивает возможность для забастовок и разрешает высылку нелегальных мигрантов. «Чили попала в Книгу рекордов Гиннесса: мы единственная страна, которая два года подряд терпела неудачу на конституционном плебисците», — констатировал в эфире один из тележурналистов. Габриэль Борич, признавая «разочарование и даже отвращение» многих граждан, уже пообещал, что до конца его срока Чили не будет возвращаться к этому вопросу. Можно констатировать, что чилийское общество так и не избавилось от поводов для новых социальных взрывов.
Хотя чилийцы не в восторге от старой пиночетовской конституции, сам образ Пиночета и его эпохи в восприятии общества не является однозначно негативным. Наряду с крайне критическим восприятием, которое связано с памятью о репрессиях (как, например, в статье драматурга Ариэля Дорфмана), существует феномен политической преемственности, который размывает границы между черным и белым.
Работа с «травмой» пиночетизма выглядит довольно противоречивой, считает латиноамериканист, научный сотрудник кафедры мировой политики СПбГУ Ксения Коновалова. «С одной стороны, демократические правительства пытаются построить негативный образ Пиночета и всего, что с ним связано. Еще в нулевые годы, при президенте Рикардо Лагосе, жертвам репрессий выплатили компенсации. Тем не менее, показательно, что Габриелю Боричу не удалось достигнуть символического соглашения 2023 года с правой коалицией Chile Vamos о примате защиты демократии в стране. Вероятно, этот компромисс не прошел потому, что для многих политиков демократия трактуется редуцированно — как электоральная система и одновременно как некая антилевая программа. Переформатировать такой подход не удается, и в этом тоже проявляется наследие пиночетизма, — рассуждает эксперт. — С другой стороны, в самом обществе всегда находятся сторонники точки зрения, что Пиночет не был так уж неправ. Сейчас этому способствуют проблемы с внутренней безопасностью в стране. Пиночет и его «крутые меры» против возмутителей спокойствия позитивно воспринимаются теми, кто недоволен политикой правительства».
Экономическое чудо и спор о его последствиях
Истоки многих из политических и экономических противоречий, с которыми сталкивается Чили сегодня, стоит искать в событиях 1970-х годов. Захватившие власть сторонники Пиночета сразу взяли диаметрально противоположный своим социалистическим предшественникам курс. Новая власть провозгласила свободную рыночную экономику, которую принялась строить по заветам либерального экономиста Милтона Фридмана (решающую роль сыграли так называемые «чикагские мальчики», как называют чилийских экономистов 1970-х, многие из которых получили образование в Чикагском университете под руководством того самого Фридмана).
При этом, учитывая военный бэкграунд Пиночета и его коллег по правому лагерю, неудивительно, что инструменты управления были авторитарными: «железом и кровью» государство загоняли в капиталистическое благополучие. Сворачивание политических свобод (роспуск парламента, запрет профсоюзов и политических организаций, закрытие всех оппозиционных СМИ, практика репрессий и пыток) не отменяло свобод экономических. Власть активно поощряла предпринимателей и объявила о приватизации госпредприятий, поскольку Чили, по выражению Пиночета, должна была стать «страной собственников, а не страной пролетариев». В целом диктатуре — вернее, пиночетовскому министру финансов Хорхе Кауасу — удалось добиться определенных успехов: переломить пугающий рост инфляции (в 1974 году она была на уровне 504%, к 1976 году составила 211,9%) и к концу 1970-х обеспечить рост ВВП на 6% в год. Американцы оценили работу Chicago Boys по достоинству: термин «чилийское экономическое чудо», введенный Фридманом в оборот, стал ходовым и довольно быстро перекочевал в общемировой научный дискурс.
Обратная сторона «чуда» заключалась в том, что по мере насыщения рынка и роста бизнес-активности социальные функции государства исчезали буквально на глазах — впрочем, так и было задумано. Вся социальная сфера, включая пенсионную, была передана в частные руки, безработица — особенно после кризиса начала 1980-х — несколько лет держалась на уровне 20%, что подтверждалось аналитиками Центрального банка Чили. К тому же, ретроспективный взгляд на пиночетовскую эпоху вскрыл и другие изъяны его правления. Во-первых, процессы приватизации сопровождались личным обогащением семьи диктатора и приближенных к ней элитных групп («денежный след», как писала The New York Times, нередко уводил за границу). Во-вторых, по подсчетам экономистов, в результате пиночетовской приватизации государство лишилось примерно $6 млрд: из 15 000 приватизированных компаний более двух третей перешли в частную собственность в обход законодательства. Фридмановская либеральная модель, рассчитанная на безупречную работу институтов, вступила в симбиоз с телефонным правом, кумовством и другими особенностями режима.
Сегодня экспертное сообщество высказывает разные точки зрения относительно успехов Пиночета, но само понятие «чилийского чуда» во многом пересмотрено. Директор центра Ибероамериканских исследований СПбГУ и главный редактор журнала «Латинская Америка» Виктор Хейфец отмечает, что вокруг «чуда» много мифологии. «В первые годы правления Пиночет продолжал вполне успешно гробить экономику, как до него это делали «Народное единство» и христианские демократы. Но потом у него хватило ума позвать профессиональных экономистов, и перелом ситуации в экономике фактически наступил только в 1980-х годах. Кроме того, многие государства Латинской Америки добились экономического роста без расстрелов населения из пулеметов и военных патрулей на каждом перекрестке, — добавляет эксперт. — Кстати, именно позиция бизнесменов во многом оказала влияние на уход диктатора после референдума в конце 1980-х годов; де-факто бизнес тогда присоединился к оппозиции и сказал: мы хотим жить без Пиночета».
Схожую позицию занимает Ксения Коновалова. «Назвать период с 1973-го по 1990 год «чудесным» можно с очень большой натяжкой. Да, были периоды бурного роста, стимулировался экспорт, сдерживалась гиперинфляция, унаследованная от правительства Альенде — но успехи сменялись падением: например, в 1982-м экономика Чили столкнулась с массовыми банкротствами, с сокращением ВВП примерно на 13%. К тому же, пиночетовская экономическая программа имела массу минусов сама по себе. Она накопила большой внешний долг и способствовала высокой зависимости от мировой конъюнктуры; она не помогала индустриализации, не была технологичной (топ-статьями экспорта Чили оставались медь, фрукты, вино, лосось). Безработица исчислялась двузначными величинами, хотя в 1973-м была в районе 4%. Плюс, в эпоху Пиночета усугубилось социальное неравенство, которое остается большой проблемой до сегодняшнего дня». Сегодня индекс Джини в Чили составляет 44,9: неравенство доходов не так велико, как в Бразилии, Колумбии и Эквадоре, однако оно более выраженное, чем у многих других соседей.
Литий, венчур и зеленая энергетика
Современная Чили по праву может гордиться статусом одной из самых богатых стран латиноамериканского региона: годовой ВВП на душу населения сегодня равен около $30 000. Государство также может похвастаться довольно низким уровнем коррупции: показатель 74,4 в Corruption perceptions index весьма впечатляет на фоне некоторых стран. Для сравнения, у Дании в этом рейтинге показатель 100 — это максимальная оценка, свидетельствующая о минимально возможном уровне коррупции, у Португалии и Литвы — 68,9, у Кипра и Греции — 57,8, у России — 31,1.
Позитивным штрихом к экономическому портрету является и членство в Организации экономического сотрудничества и развития (с 2010 года Чили — единственная южноамериканская страна, входящая в этот клуб развитых государств), а также более 30 соглашений о свободной торговле с разными странами мира. Фундаментом экономики, как и прежде, остается добыча полезных ископаемых: медь, литий, серебро, золото и другие металлы отправляются на мировой рынок в обмен на доллары, причем по производству и экспорту меди Чили стабильно удерживает первое место.
Хотя в последние три года чилийская экономика, по оценкам экспертов, стагнировала, в июне 2023 года она неожиданно выросла (впервые с января) — правда, только на полпроцента, и только по сравнению с предыдущим месяцем (а за год упала на 1%). Такой эпизодический скачок вверх при общей негативной тенденции связан с новым всплеском добычи ресурсов. Помимо меди и прочих металлов, страна активно экспортирует продукты неорганической химии, продовольствие (главным образом рыбу, морепродукты, фрукты и орехи), древесину и минеральное топливо. Мир, включая Европу, хорошо осведомлен о чилийском вине, которое также является значимым брендом и элементом национального имиджа. На сегодняшний день главные направления экспорта — Китай, США, Япония, Южная Корея и Бразилия. Включенность в глобальный рынок помогла выстроить торговые приоритеты в отрыве от географии.
В целом чилийский капитализм, который так явно контрастирует со «средней температурой» Латинской Америки, во многом является производной от европейской трудовой этики — за два предыдущих века в страну перебралось большое количество иммигрантов из Старого Света, которые бежали сюда от войн, революций и их последствий. Независимо от правых и левых «поворотов», экономика остается либеральной, корректируется разве что степень ее регулирования. Еще в 2019 году в интервью для Time президент Борич позиционировал себя как приверженец «либерально-социалистической традиции», которая предполагает большую роль частного бизнеса в развитии страны. «Я думаю, что как общество мы должны стремиться к формам организации, которые выходят за рамки капитализма. Не могу сказать, что «капитализму сегодня приходит конец», — утверждал Борич. — Я стремлюсь к тому, чтобы у нашего правительства было пространство для продвижения к социальному государству прав — к тому, что в XX веке было известно как социал-демократия. Но это включает новые перспективы, такие как феминизм, способы преодоления климатического кризиса и регулирование отношений между различными территориями в Чили».
В то же время такая либеральная риторика не помешала Боричу весной 2023 года объявить о планах национализации литиевой отрасли. Учитывая, что в стране находится почти 10 млрд тонн лития (более внушительными запасами обладают только Боливия и Аргентина), а также принимая во внимание современный бум электрокаров, правительство явно рассматривает такое решение как шанс на экономический взлет. Кроме того, дополнительным фактором успеха может стать прогноз экономистов: по некоторым данным, спрос на литий к 2040 году может вырасти более чем в 40 раз.
Надежды на литий и медь очень сильны, но в условиях XXI века очевидно, что одними металлами сыт не будешь. Чили — как и Уругвай — старается поспевать за мировыми трендами и даже возглавлять их. Сегодня страна привлекает тех, кто хочет инвестировать в «зеленую» энергетику, поскольку государство взяло на себя обязательство прекратить производство угля и уже к 2030 году довести долю «чистой» энергии до 70% (в перспективе выбросы должны стать нулевыми). В порыве экологического энтузиазма чилийцы принялись черпать энергию буквально отовсюду: достаточно сказать, что в Сантьяго сконцентрирован один из крупнейших в мире парков электробусов, а в пустыне Атакама строят самую большую в Латинской Америке солнечную электростанцию под названием Cerro Dominador. Кроме того, Чили явно хочет стать региональным лидером по производству экологически чистого водорода и ведет активные разработки в этой области. Очевидно, что власть желает успеха на фронте инноваций, тем более что неоправданных надежд (экономических и социальных) было уже достаточно: из-за саботажа президентских инициатив членами парламента государству пока не удалось повысить налог на недвижимость (госфонды, по данным экспертов, получили бы за четыре года около $10 млрд) и реформировать пенсионную систему.
Глобальный рынок, который подчиняет государства универсальным правилам игры, принес Чили и вызовы, и возможности. С одной стороны, страна моментально чувствует на себе внешние кризисы; с другой стороны, пользуется хорошей репутацией у иностранных инвесторов. Рейтинговое агентство Fitch Ratings фиксирует хорошую финансовую репутацию, которая подкрепляется относительно низким уровнем госдолга. К тому же, уже 12 лет в стране действует созданная по инициативе правительства организация Start-Up Chile, которая помогает привлечь инвестиции в перспективные проекты (по данным аналитика и основателя сообщества для инвестиций в Латинскую Америку Biz Latin Hub Крейга Демпси, некоторые компании могут получить до $40 000 для запуска).
Государство позитивно относится к иностранным предпринимателям и позволяет зарегистрировать компанию в течение суток. Для легальной работы предприниматель проходит череду довольно стандартных процедур: получение идентификационного номера (RUT), регистрация нотариально заверенного устава, выбор налоговой стратегии (корпоративный налог составляет в Чили четверть годового дохода), получение муниципальной лицензии на работу, регистрация в публичном реестре. В Чили также довольно хорошо развит институт так называемых «бизнес-инкубаторов», которые оказывают помощь на старте. Любое официальное трудоустройство позволяет иностранцу получить вид на жительство, а через пять лет проживания — подавать на гражданство.
Внутренние «качели» и международные отношения
В 2025 году в Чили должны состояться очередные всеобщие выборы. Одержат там верх правые или левые (как это часто бывает в современном политическом контексте, это разделение достаточно условно) — пока трудно даже предположить, но это в любом случае едва ли изменит ситуацию в стране кардинально. Правые во главе с республиканцем-ультраконсерватором Хосе Антонио Кастом будут продвигать свое видение конституции (ведь именно они в последний раз выступили активными инициаторами перемен), левые же будут этому сопротивляться. Усиление консервативного лагеря выглядит вполне вероятным, поскольку популярность Борича сегодня падает на фоне обвинений в коррупции, с которыми сталкиваются некоторые его сторонники.
На международных отношениях результаты грядущих выборов тоже вряд ли отразятся — по крайней мере, если говорить о взаимодействии Чили с Россией, его характер никак не привязан к конкретным лидерам или партиям. По мнению Хейфеца, Чили не является значимым для России партнером (то есть, не входит в пятерку самых важных стран Латинской Америки), и добавил, что внутренние «лево-правые» противоречия не станут решающим фактором дипломатии. «Отношения между Чили и Россией от этого напрямую не зависят. Нынешнее правительство, будучи левым, заняло одну из наиболее жестких позиций по поводу действий России на Украине, чилийский президент Борич был единственным лидером, который допустил возможность суда над российским руководством в Гааге. Чилийские власти — а сегодня это «новые левые» — во многом близки к европейским социал-демократам. Из этого можно сделать вывод, что российско-чилийские отношения уже давно нельзя назвать тесными». Это мнение во многом разделяет замдиректора Института Латинской Америки РАН Владимир Сударев, который напомнил, что «при предшественнике Борича, Себастьяне Пиньера, сотрудничество с Россией продолжалось — хотя он был ультраправый и позиционировал себя как сторонник Трампа».
На данный момент ситуация складывается таким образом, что не внутренняя политическая чехарда может повлиять на международные отношения, а ровно наоборот — внешние факторы скорректируют расстановку сил на чилийской арене. «Мы наблюдаем стандартные демократические качели: левые сменяют правых, а правые — левых, — комментирует Хейфец. — При этом я думаю, что будущий курс Чили во многом будет зависеть от успеха или неуспеха проекта Милея в Аргентине. Ведь чилийские правые открыто говорят, что, если милеевский проект провалится, это очень сильно ударит по ним бумерангом».