«Мы не уважаем богатых, но все хотим богатства»: главное из интервью Рубена Варданяна

О российской эмиграции в Армению 

«Приезд такого количество россиян, молодых, динамичных, работающих в креативных технологиях, в IT-секторе, людей, обладающих не только финансовыми возможностями, но и, что намного важнее, творческим потенциалом — это, конечно, большой плюс для Армении. Вопрос: насколько хорошо Армения сможет этим воспользоваться, насколько сможет абсорбировать через себя и создать такую среду, в которой приехавшие люди смогут почувствовать себя комфортно, чтобы остаться и реализовывать свои планы, а с другой стороны, сохранят возможность быть конкурентными в мире. Я очень надеюсь, что это приведет к тому, что армяне лишний раз  убедятся, что в XXI веке успех определяется не только силой мышц и готовностью говорить с государством, а знаниями, технологиями, креативностью. И снова умный образованный человек будет считаться ролевой моделью. 

У Армении есть уникальная возможность стать центром, с одной стороны, сохранения христианско-семейных ценностей и глубинного уклада, а с другой стороны, мостом между совершенно разными мирами не только в области финансов, но и в области образования, технологий, креатива, здравоохранения. Большое конкурентное преимущество Армении — это наличие огромной диаспоры и опыт работы с разными цивилизациями, потому что Армения — это единственная страна в мире, у которой четыре цивилизационных соседа. И у армян всегда было это уникальное качество адаптивности и умение работать с совершенно разными культурами. Я глубоко убежден, что у армянского мира есть и миссия, и возможность сыграть очень важную роль объединяющего клея, который очень нужен в этом мире».

Что такое элита? 

«Элита не определяется тем, сколько у тебя денег на счете или какая у тебя должность. Она определяется тем, насколько ты готов нести ответственность за свое общество, свою страну. В начале 2000-х элита не сформировалась. Было очень много людей, которые стали богатыми, но не стали элитой. 

Я всегда говорю: как проверяется деловая активность в любом городе? Приезжаешь в город и видишь число работающих кранов. И сразу понимаешь — в этом городе жизнь кипит или не кипит. Точно так же, когда приезжаешь в страну, спрашиваешь: какое количество частных длинных проектов? [По ним] ты видишь, что у элиты есть коммитмент, то есть внутренняя готовность строить свое будущее в стране. А у нас получился в начале 2000-х другой договор: я зарабатываю в России, а трачу в Италии, в Испании и так далее. Не в том [дело], что я не влезаю в политику, но и в том, что все, что здесь происходит, меня не касается. Элита в моем понимании — это та, которая говорит: «Я переживаю за свою страну, я занимаюсь не только политикой или бизнесом, но, например, и социальной деятельностью, строю школы».

Элита формируется не только пактом с первым лицом. Элита формируется  взаимоотношениями со всеми участниками сообщества, в котором мы живем. Мы были и остались очень рыхлыми с точки зрения формирования вот этих опорных точек, якорных ценностей. Они, к сожалению, не сформировались не только между политиками и бизнесменами, но и в целом в обществе». 

«Какое общество мы строим?»

«Отдельная тема разговора: какую страну мы строили, есть ли у нас вообще понимание, какой у нас уклад, какая модель управления. То есть у нас нет ни социализма, ни капитализма, ни госкапитализма. И это одна из проблем: мы так и не ответили, а какое общество мы строим. Мы не уважаем богатых, но богатство хотим все иметь. Мы верующие, но при этом не хороним Ленина. У нас дихотомия до сих пор. 

Общество должно не бояться дискутировать, обсуждать, находить компромиссные решения. Нас постоянно разрывает в разных направлениях. Мы чего только не делали за это время, поэтому у нас действительно сложное общество, очень разнопластное, разнонаправленное, и мы все время занимаемся самообманом. [Нельзя сказать, что] мы шли правильно, сейчас пошли неправильно. Мы находились в поисках. Мы пытаемся нащупать через разные формы опорные точки самоидентификации, например, возвращаясь к старому, или мы пытались сделать симбиоз — российский флаг, советский гимн и так далее. То есть попытка собрать в себе все. Иногда это приводит к сложностям».

«Лучше быть дома»

«В условиях жестких катаклизмов лучше всего быть дома. Какая бы сложная страна ни была. Условно говоря, есть правило: если хочешь вести здоровый образ жизни, главное — есть продукты питания, которые растут в радиусе 500 км, потому что организм может их переваривать лучше. Речь идет просто об условиях выживания. [Нужно знать] правила неформальные, формальные, к кому пойти за солью. Когда будет жестко, будет жестко по-серьезному, и когда мир трясет, выжить проще дома. Есть друзья, есть среда, есть умение договориться. В Америке тоже можно договориться, но там договариваются через другой механизм, который нам не знаком. По-другому решаются вопросы».

Об ответственности за свою страну

«Ответ на вопрос: почему я не уехал? Я себя считал всегда ответственным за страну, в которой я вырос и сформировался. Я пытался быть хорошим инвестиционным банкиром, пытался делать проекты в области инфраструктуры фондового рынка, создавал РТС, МВБ, НАУФОР (Национальная ассоциация участников фондового рынка. — Forbes). Я не считаю возможным стыдиться своих родителей или своей родины, и я не считаю возможным не нести ответственность за то, что происходит с моей страной. 

Я всегда говорю о трех принципах создания здорового общества. Первое: радиус доверия должен быть как можно больше. Второе — это долгосрочный взгляд. Ты должен делать проекты горизонтом 20-25 лет, потому что все социальные проекты — это минимум одно поколение. Если в стране нет людей, готовых инвестировать не только деньги, но и время и усилия на горизонте 25 лет, у страны нет будущего. И третье — это, конечно, создание институтов. Вот три базовые вещи, которые должны быть, чтобы мы жили в обществе с долгосрочной перспективой».