Забавное воспоминание из детства: один мой младший брат стаскивает другого с качелей, тот плачет, а первый успокаивает пришедших на крик объяснением: «А он не хочет кататься!» Парадокс: плачет, цепляется за качели, но, вопреки видимости, «не хочет».
В аналогичном ключе в статье «Почему стоит ввести визы для жителей Средней Азии» высказывается Кирилл Родионов. По его мнению, доминирующее среди российских экономистов представление о полезности для страны труда мигрантов ошибочно. Хотя «в последние пять лет имел место масштабный приток мигрантов в российские города», «в реальности экономика не предъявляла повышенного спроса на [их] труд, не требующий высоких навыков». Парадокс налицо и здесь. Работодатели все больше нанимают мигрантов, предъявляют спрос на их труд, а вот экономика — нет.
«Экономика» у Кирилла Родионова изображена не просто одушевленной, субъектом, который способен помимо работодателей предъявлять больший или меньший спрос на труд, и с потребностями которого надо сверяться, а единственным настоящим субъектом. Если мы хотим узнать, что происходит в реальности, мы должны смотреть на ее запросы, а не на запросы работодателя: они лишь иллюзия, смутные тени в платоновской пещере. И когда работодатели будут подписывать контракт с еще не приехавшим мигрантом и гарантировать ему жилье, тогда нам, наконец, «будет видно, сколько иностранных работников, не владеющих высокой квалификацией, действительно нужно российской экономике».
Сложно представить, чтобы экономист в подобном духе высказывался про другую услугу или товар, скажем, про узбекские персики. Спрос есть спрос.
Если у вас купили 20 кг персиков, никто не скажет, что в реальности экономика предъявляет спрос на 15 или 25 кг.
Никто не пишет, что если не усложнить покупку персиков, если не заставить конечных покупателей вносить предоплату за импортируемый товар, мы не узнаем, сколько персиков «действительно нужно российской экономике». И даже если на персики нет повышенного спроса, для экономиста это не аргумент в пользу ограничения импорта.
Прошу понять меня верно. Наличие спроса не является конечным аргументом ни в этом споре, ни в каком-либо еще. Сосед, который покупает сигареты или пистолет, может быть не прав.
Однако спрос соседа приходится обсуждать именно потому, что его спрос реален.
Намекать, что потребности соседа иллюзорны — не лучший ход в дискуссии. Если потребности соседа иллюзорны и только лишь ваши действительны, очевидно, его потребностями можно пренебречь. Как в моей истории с двумя братьями — якобы в реальности один из них не хотел кататься!
На самом деле интересы работодателей-мигрантов и конечных потребителей их услуг заслуживают не менее серьезного обсуждения, чем интересы тех, кто может пострадать от вызванного миграцией роста преступности и заболеваний. Тем более что зачастую это одни и те же люди. Если вывести за скобки все, кроме рисков, за пределами рассмотрения оказывается самая многообещающая гипотеза современной экономической науки. Согласно опубликованной в 2011 году в The Journal of Economic Perspectives обзорной работе Майкла Клеменса «Экономика и эмиграция: триллион долларов на дороге», экономисты оценивают выигрыш от всемирной отмены барьеров для миграции в 50-150% мирового ВВП. Объяснение этих результатов таково. Вопреки русской пословице место не в меньшей степени красит человека, чем человек место. Производительность зависит не только от того, кто ты, но и от того, где ты (или с кем ты) работаешь. Иммигрант из бедной страны будет получать (и производить) меньше местного, но существенно больше, чем на родине, и это без всякого роста квалификации. Так что барьеры для миграции прикрепляют множество людей к местам, где они не добьются наилучших результатов.
Итак, в среднем речь идет о росте мирового ВВП в два раза.
Для сравнения: отмена импортных пошлин, по оценкам экономистов, сделает нас богаче не более чем на 4%, а антимонопольные законы не дают ничего (если за 120 лет их положительный эффект не обнаружен, полагаю, уже пора говорить, что его нет).
Два раза — очень серьезное обещание. Это расстояние в уровне жизни отделяет Россию от Нидерландов, а Азербайджан — от России. Представим на минуту, что экономисты правы. Это означает, что отмена миграции даст человечеству «вторую зарплату», которую, если понадобится, можно целиком потратить на борьбу с преступностью и болезнями (сейчас на правоохрану в большинстве стран тратится не более 3% ВВП). Не все определяется деньгами, но вполне правдоподобно, что в мире станет меньше болезней и меньше опасностей. Более скромная либерализация миграции — частичная, проведенная в масштабах только одной страны, очевидно, принесет меньшие плоды, но одновременно будут ниже и риски.
Кирилл Родионов справедливо напоминает, что экономисты могут и ошибаться. Все могут ошибаться. Предостережение против сверхуверенности всегда уместно, но не доказывает ничего конкретного: ошибаться может и автор предостережения. Серьезная полемика требует обосновать, что оппоненты и вправду ошибаются: что избавление мира от барьеров для миграции не сделает человечество в два раза богаче и что отсутствие виз со Средней Азией не делает жизнь россиян лучше. Будучи умеренным, сомневающимся сторонником неограниченной миграции, я с интересом ознакомлюсь с этими аргументами.