Покровительница христианских народов: как Россия боролась за влияние на Балканах
«История скрутила боснийцев в узел, поставила перед ними тысячу проблем и наложила на них сильную печать своей долгой безжалостности» — так описал судьбу Балканского региона в романе «Дервиш и смерть» 1966 года сербский писатель Меша Селимович. Балканы называли «ящиком Пандоры» и «пороховым погребом Европы». Запутанные отношения между проживавшими там народами приводили к многочисленным социальным, религиозным, этническим и политическим конфликтам. Союзы образовывались и распадались, страны обретали и теряли независимость. Долгое время Балканы представляли собой «зону жизненных интересов», как описал их министр иностранных дел при Александре II Александр Горчаков, не только для России, но и для всех великих держав XIX-XX веков.
«История отношений России и Западных Балкан сильно мифологизирована, — отмечает научный сотрудник Берлинского центра Карнеги по изучению России и Евразии Максим Саморуков. — За последнее столетие непродолжительные периоды сотрудничества перемежались конфликтами и долгими охлаждениями. Несмотря на двухвековую традицию дружбы, нынешнее сближение началось сравнительно недавно, в 1990-е годы, и во многом основано на эмоциях, на общей для этих стран обиде на Запад».
Как борьба за влияние на Балканах привела к конфликту империй
Российская империя стремилась нарастить влияние в Черноморско-Балканском регионе еще с конца XVIII века. Подобный интерес, с одной стороны, объяснялся желанием обеспечить контроль над Константинополем, который историк Ольга Агансон назвала «ключевым коммуникационным узлом того времени», и над проливами Босфор и Дарданеллы, что обеспечило бы выход в теплые моря, а с другой — стремлением подтвердить статус покровительницы христианских народов.
Основным противником России в борьбе за влияние в регионе выступала Великобритания, прежде всего желавшая обеспечить безопасность своей империи в Азии. Еще одним влиятельным игроком в регионе выступила Австро-Венгрия. Лидеры этой империи относились к Балканам как к своему «заднему двору» и стремились добиться контроля над ним для сохранения места в клубе «великих держав».
На протяжении всего XIX века геополитический ландшафт на Балканах постоянно менялся, поскольку там образовывались независимые государства. В 1821 году греки подняли против господства Османской империи революцию, которая продлилась до 1829-го и завершилась в 1832-м подписанием Константинопольского договора. Значительную роль в восстании сыграли российские дипломаты и российские офицеры греческого происхождения. Хотя формально Российская империя не поддерживала революцию, мало у кого возникали сомнения в том, чью сторону она занимала.
В 1827 году попытки России, Англии и Франции склонить Турцию к мирным переговорам и отказу от территориальных претензий привели к началу Русско-турецкой войны. Поражение в ней фактически не оставило Османской империи другого выбора, кроме как признать автономию Греции, а затем и вовсе предоставить ей независимость.
Спустя полвека Балканский регион претерпел очередные масштабные преобразования. После завершения новой Русско-турецкой войны в 1878 году Россия, Германия, Турция, Великобритания, Франция, Австро-Венгрия и Италия заключили Берлинский трактат, предоставлявший независимость Сербии, Румынии и Черногории. Болгария хоть формально и осталась в составе Османской империи, но обрела автономию.
Целями вышедших из состава Турции государств стало освобождении единоверных народов, остававшихся под контролем османов. Одновременно Греция, Сербия и Болгария начали конфликтовать между собой, поскольку все они претендовали на включение в свой состав «братской» Македонии.
При назначении российским послом в Константинополе дипломат Иван Зиновьев получил указание развивать дружественные связи с Турцией и следить за тем, чтобы ни одна из великих держав не укрепила влияние в регионе в ущерб другим. Основным направлением российской политики на Балканах в конце XIX века стала «заморозка» конфликта с тем, чтобы избежать распада Османской империи и неминуемого в таком случае нового международного конфликта.
Хрупкое равновесие нарушилось в октябре 1908 года, когда на протяжении трех дней условия Берлинского трактата нарушила сначала Болгария, объявив о независимости, а затем Австро-Венгрия, аннексировав Боснию и Герцеговину. Опасаясь ослабления позиций Тройственного союза, Германия поддержала агрессивную политику Вены. На Балканах обострилось противостояние между блоками, оформившимися в конце XIX века: Австро-Венгрией, Германий и Италией с одной стороны, Россией, Францией и Англией — с другой.
Споря за доминирование на Балканах с Австро-Венгрией, Россия параллельно стремилась укреплять связи с молодыми независимыми государствами, чтобы при необходимости рассчитывать на их поддержку. На территории, где преимущественно проживали славяне, направляли русских учителей и врачей, правительство и церковь России жертвовали значительные суммы на возведение православных храмов и школ, а также на поддержку христианского населения. И все же, несмотря на статус благодетеля православных народов, отношения между Российской империей и балканскими государствами оставались далекими от идиллии.
«Это объяснялось неустойчивостью внешнеполитической ориентации Белграда, с 80-х годов [XIX века] опиравшегося на Вену, и обидой на Петербург за его мнимое предпочтение Болгарии, — объясняет историк Ирина Рыбаченок. — Но в Сербии достаточно сильными были и позиции сторонников тесных отношений с Россией, поэтому две линии внешнеполитической ориентации королевства конкурировали. Ориентация на Австро-Венгрию во многом определялась географическим положением Сербии, окруженной с трех сторон владениями Габсбургов, и тесными торгово-экономическими связями».
Назревшие за несколько десятилетий противоречия нашли выход осенью 1912 года, когда Болгария, Сербия, Греция и Черногория при поддержке добровольцев, в число которых вошли и подданные Российской империи, начали войну против Османской империи с целью лишить Турцию всех европейских территорий. Конфликт завершился победой сформированного при поддержке и под влиянием России Балканского союза.
Однако триумф противников Османской империи в регионе не привел к оттепели, поскольку Австро-Венгрия резко осуждала стремление Сербии к большей независимости. Габсбурги рассчитывали сохранить влияние в регионе и в противном случае угрожали соседям новой войной. Лишь отказ Сербии от претензий на доступ к Адриатическому морю позволил предотвратить военное вторжение Австро-Венгрии на Балканы.
В первой половине 1910-х Россия призывала к мирному урегулированию всех территориальных споров с переменным успехом. За Первой Балканской войной последовала Вторая, в ходе которой уже Греция, Сербия, Румыния, Черногория и Турция противостояли Болгарии. К очередной вспышке вражды привели неудачные переговоры о разделе территорий по итогам предыдущего конфликта.
«Болгарское правительство пыталось склонить Россию занять в этом споре антисербскую позицию, но русская дипломатия на это не пошла, — пишет историк Андрей Плеханов. — В Петербурге считали, что из всех балканских государств больше всех с Россией связана Сербия».
Попытки России занимать промежуточную позицию и позиционировать себя как мирного регулятора конфликта не увенчались успехом — оказалось невозможно поддерживать риторику о братских и единоверных народах, когда двое из этих народов, сербы и болгары, сошлись в ожесточенном противоборстве.
«Никогда еще престиж России не падал так низко на Балканах, — с грустью констатировал будущий министр иностранных дел Временного правительства Павел Милюков. — Место России в политике Болгарии переходило к Германии и Австрии».
Вторая Балканская война закончилась поражением Болгарии. Турции удалось вернуть себе часть утраченных территорий, а Сербия и Греция разделили Македонию. Однако формальное завершение боевых действий, как и в прошлый раз, не привело к стабильности и не принесло долгосрочного мира. Россия хоть и призывала конфликтующие стороны к переговорам, преследовала свои интересы: окончательное поражение и раздел Турции позволили бы наконец закрепиться в черноморских проливах и диктовать условия на Балканах.
Общее напряжение в регионе привело к гонке вооружений и милитаризации великих держав, в том числе и Российской империи. К начавшейся через несколько недель Первой мировой войне привело не только убийство австро-венгерского эрцгерцога Франца Фердинанда в Сараево, но и все предшествующие события на Балканах. Они предопределили дальнейшую судьбу России и всей Европы.
Коммунистическая идеология как рычаг влияния на Балканах
После Первой мировой войны на Балканах сложилась парадоксальная ситуация: несмотря на постоянные конфликты между странами региона в начале XX века, после распада Австро-Венгрии они объединились в Королевство сербов, хорватов и словенцев. В 1929 году это государство преобразовалось в Королевство Югославия. Ни Советская Россия, ни СССР практически не поддерживали с ним связей из-за «враждебной» идеологии. Коммунистическая партия Югославии, которая теоретически могла способствовать сближению, играла в политической жизни страны маргинальную роль. В ответ на серию организованных левыми радикалами покушений в начале 1920-х правительство и вовсе объявило ее вне закона. Начались репрессии: многие члены партии оказались в тюрьме, другие бежали «под крыло» большевиков.
В тот период от России отдалилась и Болгария, где в результате переворота к власти пришло правительство радикального антикоммуниста Александра Цанкова. Попытка местной Коммунистической партии поднять ответное восстание провалилась, а с середины 1930-х, когда в стране установилась диктатура царя Бориса III, Болгария начала все заметнее сближаться с Третьим рейхом. Оба государства объединяла идеология, во многом основанная на ненависти к большевикам, и желание изменить границы, закрепившиеся после Первой мировой войны.
Во второй половине 1930-х действовавшие в эмиграции в СССР югославские коммунисты часто становились жертвами сталинских чисток. Когда в 1937-м руководителя партии Милана Горкича вызвали из Парижа в Москву и расстреляли, одним из конкурентов на освободившееся место стал влиятельный функционер и активист Йосип Броз, который с 1945-го вплоть до смерти в 1980-м занимал должность президента Югославии под псевдонимом Тито.
На отношения Советского Союза с балканскими государствами в середине и второй половине XX века во многом повлияли события Второй мировой войны. Хорватия, Албания, Болгария и Румыния поддержали страны «оси». Власти Югославии оказывали сопротивление Германии и ее союзникам около недели в середине апреля 1941 года, после чего Балканы перешли под контроль Третьего рейха. Оккупанты разгромили Югославию: в Сербии установилось коллаборационистское Правительство национального спасения, Черногорию объявили итальянским протекторатом, а на территории Хорватии образовалось государство-сателлит под управлением диктатора Анте Павелича. Последний симпатизировал Гитлеру и еще до войны возглавлял фашистское движение усташей. При Павеличе на оккупированных балканских территориях развернулся геноцид сербов, из-за которого напряжение между народами сохранялось еще в течение долгого времени после Второй мировой войны.
В период оккупации Югославии Тито, уже возглавлявший компартию, взял на себя руководство сопротивлением. Действовавшие под его командованием партизаны оказались одним из наиболее эффективных противников нацистов на всех оккупированных территориях. После войны на Балканском полуострове, большинство стран которого относились к Восточной Европе, резко возросло влияние коммунистов. Партии, которые еще несколько лет назад находились под запретом, теперь одна за другой побеждали на выборах при поддержке Советского Союза. В Албании более чем на 40 лет к власти пришел первый секретарь ЦК партии труда Энвер Ходжа. В Югославии никто не сумел навязать конкуренцию Тито. В Болгарии и Румынии, несмотря на частые перестановки в руководстве, тоже установился социализм.
Можно было предположить, что переход в коммунистический лагерь ознаменовал достижение долгожданной цели и что СССР в отличие от Российской империи удалось и безоговорочно победить Германию в войне, и добиться политического доминирования на Балканах. Тем не менее, как уже не раз случалось в истории региона, разногласия между народами и фракциями оказались слишком острыми, а хитросплетения отношений слишком запутанными, чтобы однозначно говорить о переходе полуострова под покровительство Москвы. Тито отказался от сталинского проекта по вхождению всех стран региона в состав единой Балканской федерации, а затем и вовсе разорвал отношения с Советским Союзом.
Албанский диктатор Ходжа с энтузиазмом поддерживал СССР в конце 1940-х и начале 1950-х, но после смерти Сталина открыто выразил недовольство относительной либерализацией режима и проектом развенчания культа личности при Хрущеве. Разрешить противоречия не удалось: Ходжа до самой смерти в 1985-м оставался убежденным сталинистом. Его неприятие политики Хрущева привело к падению авторитета последнего и к закрытию советской военно-морской базы на Балканах. Власти и СМИ в СССР игнорировали существование Албании, Ходжа в ответ и дальше активно критиковал советское руководство. Тито, наоборот, восстановил отношения с Москвой при Хрущеве, но все равно не соглашался выполнять функции марионетки и успешно противостоял давлению советских руководителей.
Сближение в отношениях России и Сербии наметилось лишь спустя более чем 10 лет после смерти Тито в турбулентных 1990-х. Падение Берлинской стены, революция в Румынии, последующий распад Югославии и Советского Союза — все эти события негласно сигнализировали об окончании холодной войны и поражении коммунистического блока. Однако идеологические и территориальные споры на Балканах продолжились: старая вражда между хорватами и сербами, подогретая памятью о травмах Второй мировой, вспыхнула с новой силой.
Главы молодых государств, хорват Франьо Туджман и серб Слободан Милошевич, активно эксплуатировали националистическую риторику и демонизировали соседей. Хорваты в интерпретации сербской элиты представали фашистами — прямыми и идейными потомками усташей, которые за несколько десятилетий так и не научились человеческому отношению к другим народам. Сербов хорватские политики описывали как примитивных дикарей, даже после войны не сумевших приобщиться к европейскому сообществу. Пропаганда касалась и религии: многие сербы чувствовали, что в Хорватии, где большая часть населения исповедовала католицизм, к православию относятся как к второсортной разновидности христианства.
Аналогичные процессы нарастали и в Словении, президент которой Милан Кучан выступал за сближение с Европой, продвигал либеральные ценности и жестко критиковал Милошевича за противопоставление стран Югославии Евросоюзу.
Концепция братских народов и враждебного Запада
Последние десятилетия отношения России и Сербии развивались в русле концепции братских народов: как и во времена Российской империи в конце XIX века, политики апеллировали к единоверию, славянскому происхождению и общим испытаниям, через которые им довелось пройти. К числу последних теперь относилась и Вторая мировая, когда Советский Союз противостоял вторжению Германии, а сербы подвергались уничтожению со стороны сотрудничавших с рейхом усташей.
Продолжавшиеся на протяжении всех 1990-х югославские войны консервативные сербы интерпретировали как попытку США и других западных стран занять сферу влияния, освободившуюся после СССР, а обвинения Милошевича и других лидеров страны в военных преступлениях — как доказательство предвзятости против своего народа. Продвигаемая сербским президентом идеология национального единства и лозунг «Все сербы будут жить в одном государстве» впоследствии послужили поводом для его героизации среди некоторых соотечественников.
Бомбардировки Югославии силами НАТО в 1999 году лишь еще больше убедили местное население во враждебном отношении Запада. Позиция России, которая выступала за мирное решение конфликта и сразу же после атаки потребовала созвать в срочном порядке заседание Совета Безопасности для рассмотрения «чрезвычайной ситуации», способствовала укреплению отношений между странами и поддержанию тесных дипломатических контактов уже в XXI веке.
Председатель правительства России с 1998 по 1999-й Евгений Примаков рассказывал, что «все без исключения политические силы выступили против развязанной НАТО войны», а президент Борис Ельцин охарактеризовал действия альянса как «удар по всему международному сообществу». Исследователи отмечают внимание не только политической элиты, но и российского общества в конце 1990-х к событиям на территории Югославии: «Никто не ожидал подобного эмоционального подъема в задавленной внутренними бедами и неразумной экономической политикой стране по не затрагивающему непосредственно ее материальных интересов поводу».
Уже в наше время особая связь между Россией и славянско-православными народами на Балканах занимает важное место в риторике российских властей. Апеллируя к истории, политики и СМИ напоминают об отношениях между странами еще во времена Российской империи, а заодно обвиняют США в попытке возложить ответственность за югославские конфликты 1990-х исключительно на сербов, игнорируя преступления хорватов и боснийских мусульман.
В отличие от других балканских государств, включая Болгарию, которые давно освободились от негласного статуса «младших братьев» России, Сербия по-прежнему балансирует между двумя силами. В стране и за рубежом их часто интерпретируют как два пути мировоззрения и исторического развития: один, основанный на традициях, ностальгии и идее «братства», и другой, основанный на принадлежности к европейскому сообществу и готовности преодолеть обиду за прошлое. Оба пути подразумевают удовлетворение интересов политических акторов, которые беспокоятся не только о процветании Сербии, но и об укреплении своих позиций.
По результатам проведенного несколько лет назад опроса о лучшем правителе Сербии за Слободана Милошевича проголосовало всего 3% участников, а готовность защищать интересы сербских меньшинств в ходе вооруженных конфликтов за рубежом выразили только шесть процентов. Такие данные вроде бы свидетельствуют об ослаблении националистической и реакционерской идеологии в стране.
«Все серьезные политические партии Сербии, несмотря на симпатии к России, поддерживают курс на сотрудничество с западными структурами, — отмечает научный сотрудник Берлинского центра Карнеги по изучению России и Евразии Максим Саморуков. — А под сербским возмущением из-за потери Косово часто скрывается чувство облегчения, вызванное тем, что удалось избавиться от проблемной провинции и ее беспокойных жителей».