«Просвещение может нам помочь»: биолог Александр Панчин о будущем научпопа в России

Александр Панчин — кандидат биологических наук, лектор, писатель, лауреат премии «Просветитель», автор романов и научно-популярных книг «Сумма биотехнологий» и «Защита от темных искусств. Путеводитель по миру паранормальных явлений». Член Комиссии РАН по борьбе с лженаукой и член совета просветительского фонда «Эволюция». В своей работе он затрагивает темы генной инженерии и других биотехнологий, старения и теории эволюции, а также ошибок мышления. 

— По вашим наблюдениям, после начала «спецоперации»* большинство популяризаторов науки и основателей научпоп-проектов  осталось или уехало из страны, как вы сами? 

— Я бы сказал, 50 на 50. Есть люди, которые остались, например, Ася Казанцева в России, братья Соколовы, которые делают форум «Ученые против мифов» и проект «Антропогенез.ру», антрополог Станислав Дробышевский. Но многие уехали. Не буду перечислять по именам, поскольку не знаю, афишируют ли они это. Но у нас даже есть чатик человек на 20 — тех, кто занимается популяризацией профессионально и сейчас уехал из России. Делимся опытом и впечатлениями.

— Как вы планируете дальше заниматься популяризацией — создавать проекты для русскоязычной аудитории, но без привязки к России или переходить на английский язык? 

— Если мы говорим про русскоязычный сегмент моей работы, тут у меня мало что меняется. Я как раньше вел свои социальные сети, писал научно-популярные статьи — так это никуда и не делось. К сожалению, в ближайшее время я не буду проводить офлайн-мероприятия в России, хотя мне это всегда доставляло большое удовольствие, я очень много ездил по регионам. Наш фонд «Эволюция» организовывал много событий в разных городах. Сейчас это все не представляется возможным. 

Я планирую делать англоязычные проекты, почти дописал книгу на английском языке. Подумываю сделать англоязычный YouTube-канал и одновременно более активно развивать русскоязычный. Но это пока планы, насколько они будут реализованы, непонятно.

— Вы упомянули фонд «Эволюция». Его ведь в том числе финансировал «Фонд Зимина» (МВД объявило в розыск руководителя фонда Бориса Зимина (признан иноагентом), сына филантропа и предпринимателя Дмитрия Зимина, который в том числе активно финансировал просветительские проекты в России. — Forbes Life). Что сейчас происходит с фондом, какое будущее его ждет?

— Открытие фонда «Эволюция» как раз было ответом на закрытие фонда «Династия» Дмитрия Зимина. И у «Эволюции» было много доноров, спасибо им всем большое, что помогали. Сейчас с фондом, к сожалению, мало что происходит, как и с многими другими проектами. 

Последние годы были расцветом российского научпопа, все шло в гору, появлялось все больше книг, новых авторов, проектов, лекций. И с популяризацией науки все было очень хорошо и перспективно. А сейчас проекты закрываются, люди уезжают, хаос. Понятно, что кто-то продолжает что-то делать. Но очень много проектов свернулось, прекратило свое существование — официально либо фактически. 

— В сообществе есть надежда, что эти проекты можно будет возобновить и вернуть на старые рельсы развитие научпопа в России?

— Надежда, конечно же, есть, но она предполагает сильные трансформации в современном российском обществе. Подчеркну, я не имею в виду, что просвещение в России закончилось и  больше ничего не будет. Как я сказал вначале, хотя половина людей уехала, другая половина — осталась. Они продолжают делать то, что делали, в том же объеме, в том же формате. А многие уехавшие пытаются работать онлайн. Конечно, мы очень много чего потеряли, но люди продолжают свою деятельность.

— Есть известная идея, что люди тянутся к эзотерике, когда наступают смутные времена, потому что они хотят простых ответов на сложные вопросы. Это действительно так? И главное, может ли научное знание что-то этому противопоставить?

— Само наблюдение, что люди, которые находятся в условиях неопределенности, более склонны верить во всякую паранормальщину, согласуется с рядом научных публикаций. Но объяснение, которое мне известно, немного отличается от того, которое вы сформулировали. Дело не в том, простые там или сложные ответы. Вообще один из главных механизмов, защищающих человека от заблуждений, — то, что мы называем аналитическим мышлением. Это склонность задумываться о том, правильно ли ты думаешь. Я всем рекомендую книжку Даниэля Канемана «Думай медленно… Решай быстро», где он описывает, в чем разница между «интуитивным» мышлением, когда человек первое, что в голову приходит, считает верным, и желанием задуматься о том, правильно ли он думает. 

Для того чтобы мыслить аналитически, у человека должны быть время и силы, в том числе эмоциональные, психологические. Если человек подавлен, если у него кругом все рушится, ему нужно срочно спасать себя, — времени сесть и подумать над своим мировоззрением, над взглядами, над своими поступками и их целесообразностью или обоснованностью может просто не быть. Поэтому мы наблюдаем вот такой эффект.

— При этом сейчас появилось много «профессиональных» курсов по астрологии, картам Таро, энергокоучингу. То есть люди хотят получить эти навыки, готовы тратить на них время и деньги.

— Я могу высказать одну гипотезу, но она будет за рамками моей профессиональной компетенции. Скорее всего, с учетом того, что многие потеряли работу, много бизнесов пострадало, некоторые люди просто ищут в эзотерике альтернативный источник дохода. Кто-то идет на айтишника учиться, а кто-то говорит: «Пойду погадаю на ладошке, это тоже денег приносит». 

— Можно ли вообще что-то сделать с этой корреляцией роста тревожности и интуитивного мышления? Или остается только пожать плечами и сказать — раз кризис, значит будет больше эзотерики.

— Противопоставлять этому можно только просвещение. Рассказывать, почему это все ерунда и не работает, причем рассказывать с аргументами. Я в своих лекциях, которые можно найти на YouTube, в выступлениях и дебатах приводил в том числе исследования, которые показывали, почему астрология не работает, и как астрологи, которые пользуются большой популярностью, не справляются с элементарными задачами, вроде отличить по натальной карте людей, которые хорошо учатся, от людей, у которых есть диагностированные проблемы с умственным развитием. Если даже этого они отличить не способны, то как они могут претендовать на какие-то более сложные психологические характеристики и при этом еще предсказывать будущее?

— Вы посоветовали книгу Канемана. Есть еще какие-то инструменты, которые помогают развивать аналитическое мышление?

— Я не перестаю рекламировать карточную игру Fallacymania (есть и на русском языке. — Forbes Life), которая помогает изучать ошибки мышления и софизмы.

Смысл игры в том, что один из игроков тянет карточку, на которой написана какая-то ошибка мышления, некорректный способ аргументации. Он с помощью него пытается что-то доказать. А другие игроки должны отгадать, что у него на карточке написано, то есть какой некорректный прием он сейчас применяет. Есть исследования, показывающие, что люди, которые просто знают о тех или иных ошибках мышления, менее склонны их совершать. Поэтому если бы люди взялись за такую задачу, как улучшить качество информационной гигиены и освоить разные способы, которыми мы себя дурачим (а их не так уж много), то каждый мог бы из своей головы повытаскивать всякую ерунду.

— Если интерес к магии в кризис растет, что происходит с интересом к науке? На своих каналах за прошедший год вы заметили какой-то отток аудитории? 

— Мне сложно оценить в общем, я не проводил социологических исследований. Про себя могу сказать, что популярность моих постов не упала. Напротив, есть стабильный небольшой рост просмотров.

— Мне очень нравится история про вашу книгу «Защита от темных искусств», которая с научной точки зрения объясняет все паранормальное и сверхъестественное. Из-за обложки и названия ее часто ставят в раздел с эзотерическими книгами. У вас были истории, когда люди ее покупали по ошибке и меняли свое отношение к этой теме? 

— Да, мне писало много людей, что книжка поменяла их представление. Кто-то перестал верить в астрологию, в магию, кто-то разочаровался в религии. Были примеры и другого типа. В одном книжном магазине в качестве эксперимента книгу ставили сразу в два раздела — эзотерики и науки. В «Эзотерике» она продавалась лучше. Боюсь, правда, это скорее имеет отношение не к книжке, а просто говорит о печальной популярности самого раздела «Эзотерика» в книжных магазинах. 

Еще мне рассказывали о двух инцидентах. В одном случае человек пришел возмущаться, почему такая книга находится в разделе «Эзотерика», она там не должна быть, это оскорбляет автора. А однажды женщина вернула в магазин книжку со словами, что не нашла в книге заговоров. Насколько я знаю, ей вернули деньги. 

— Новую книгу на английском вы пишете про старение, верно? О чем именно она будет?

— Да, я пишу сразу на английском, но и на русский тоже планирую перевести. Тема старения колоссальная, наука накопила огромный массив данных. Моя книга про то, почему мы вообще стареем, какие есть важные гены, связанные с этим, и какие есть подходы, которые продлевали жизнь тем или иным животным, и какие есть шансы на то, что это можно перенести на людей. А еще про то, какие существуют технологии по радикальному продлению жизни и почему они нужны, но при этом общество не всегда их принимает. 

Мне вообще кажется, что старение — это самая, как ни странно, недооцененная проблема. Большинство людей умирают от старости, а не от чего бы то ни было. Сколько жизней можно было бы спасти, если бы мы смогли решить проблему старения. Так что задача книги — убедить людей, что со старением нужно бороться, и описать, какие подходы могут нас сюда привести.

— Что лично вам помогает справляться с кризисом и продолжать работать? 

— Как раз работа над новой книгой помогает справляться с шоком от происходящего, какой-то нереальностью всего этого. Нормальная жизнь закончилась, ничего с этим сделать нельзя. Кончено, есть ощущение потерянности — непонятно, что вообще сейчас нужно делать, как себя вести, непонятно, какие завтра будут правила игры. Даже та пародия на островок стабильности, которая у нас была раньше, исчезла. Как в этих условиях продолжать ощущать себя полезным членом общества? Для меня в принципе важно чувствовать, что я делаю что-то хорошее. Книжка стала выходом. 

Я сажусь за нее и знаю, что на время могу забыть обо всем, что происходит в мире, что сейчас мои собеседники — это 300 научных статей, которые я перед собой раскрыл. Я их буду читать, потом писать, перечитывать, править, показывать это коллегам. А потом буду с ними это обсуждать, слушать критику, снова править и снова читать. У меня есть огромный, масштабный проект, требующий моего очень длительного вовлечения. Когда я занимаюсь им, я чувствую себя хорошо. Мне не стыдно ложиться спать. Есть ощущение, что что бы ни происходило, что-то полезное из него выйдет.

— Вы сказали, что будете издавать книгу и на русском, а возвращаться в Россию планируете?

— Я хочу, чтобы в России все наладилось и чтобы в ней было безопасно не только мне, но и вообще всем гражданам страны. Когда такая ситуация возникнет или когда появится возможность, чтобы я мог повлиять на эту ситуацию, я с удовольствием вернусь. Но пока есть опасения, что она может затянуться и даже усугубится в ближайшее время. Поэтому я рассматриваю в том числе гипотетические варианты очень длительного пребывания в какой-то другой стране и поиск проектов, уже полностью базирующихся за рубежом. 

Сейчас ходят страшилки, что русских людей якобы где-то за границей ненавидят, но ни я, ни мои коллеги с таким не сталкивались за очень редким исключением. В целом, как мне кажется, в большинстве развитых стран людей не принято судить по их происхождению. А научное сообщество вообще всегда было максимально толерантным и либеральным относительно общего среза общества. Я вижу, что подавляющее большинство людей в науке пытаются помочь своим коллегам, которые из России хотят куда-то уехать. 

Другой вопрос в том, что у человека, который работает в российском научпопе, существенная часть социального капитала — это его русскоязычная аудитория. И построить новую научно-популярную карьеру за рубежом — это очень тяжело. По сути, нужно начинать заново. Не совсем с нуля, потому что есть накопленный опыт, материалы, знания, но аудитории нет. А в науке, понятное дело, если человек — хороший специалист, то он всегда найдет работу. Среди ученых много людей сейчас уезжает из России.

— Когда Forbes в марте писал, как «спецоперация» может отразиться на российской науке, эксперты соглашались, что, скорее всего, ее ждет откат в развитии. Может ли при этом русскоязычный научпоп продолжать развиваться? Насколько вообще между собой связаны развитие науки и научпопа в стране?

— Связаны, но не так сильно, как можно было бы подумать. Дело в том, что научпоп черпает в качестве источников историй не только российскую науку, а всю мировую. Я не встречал хороший научно-популярный проект, который бы занимался исключительно рассказом о том, что делается в российской науке, даже сама идея кажется странной. Поэтому что бы с российской наукой ни происходило, сколько бы ученых ни уезжало из страны, пока существует доступ к научным публикациям, пока есть интернет, то, конечно, в России можно заниматься научпопом. 

Другое дело, что многие научно-популярные проекты основывались на том, чтобы приглашать к себе экспертов, которые непосредственно занимаются наукой. Если эти люди уехали, то будет сложнее пригласить кого-то конкретного, кто будет лучшим специалистом в той или иной области. Придется пригласить кого-то другого или вообще никого. То есть связь есть, но не прямая. Грубо говоря, может быть ситуация, что науки в стране вообще нет, а научпоп есть. И наоборот тоже может быть.

— Сейчас появляются новые проекты, аффилированные с государством, с обществом «Знание». Как их появление отразится на популяризации науки в России, могут ли они заменить или даже вытеснить независимые проекты, которые сейчас встали на паузу?

— Всякое, конечно, может быть, но я в это слабо верю. Потому что самые лучшие научно-популярные проекты, которые мне известны, существовали в основном бесплатно, на волонтерских основаниях, за счет энтузиазма. Именно он делал их такими замечательными и интересными, привлекательными для широкой аудитории. Мне кажется, сложно быть хорошим популяризатором науки исключительно за деньги. 

Государство и раньше финансировало научпоп-проекты, в том числе очень хорошие. Но в целом я больше верю в коммерческий научпоп, мне кажется, он работает более эффективно. Сейчас поясню. Например, государство проводит серию мероприятий и нанимает организатора — они должны отчитаться по количеству событий, но никого вообще может не волновать, сколько туда реально пришло людей, что там происходило. А когда есть бизнес-элемент, какие-то коллаборации с коммерческими компаниями, то появляется реклама, разные акции, чтобы охватить большее число людей, и за качеством контента все следят, чтобы удержать аудиторию. Но даже в такой модели без людей, которые идейно хотят этим заниматься, ничего не получится.

И к этому я бы хотел добавить еще одну мысль. Есть люди, которые недовольны Россией и считают, что лучше бы в России не было научпопа и науки. То есть поддерживают идею какой-то интеллектуальной деградации целой страны. Но те причины, по которым эти люди сейчас недовольны Россией, отчасти связаны с нехваткой просвещения — не только научного, но и гуманитарного, социального, этического. Я к тому, что оно в России нужно и может нам помочь.

*Согласно требованию Роскомнадзора, при подготовке материалов о специальной операции на востоке Украины все российские СМИ обязаны пользоваться информацией только из официальных источников РФ. Мы не можем публиковать материалы, в которых проводимая операция называется «нападением», «вторжением» либо «объявлением войны», если это не прямая цитата (статья 57 ФЗ о СМИ). В случае нарушения требования со СМИ может быть взыскан штраф в размере 5 млн рублей, также может последовать блокировка издания.