Культурные коды экономики: как религия влияет на экономический успех

Это вторая колонка из цикла «Культурные коды экономики» доктора экономических наук Александра Аузана в рамках совместного проекта Forbes Life и Arzamas. Лекцию «Как связаны экономический успех и религия» и полный курс лекций «Культурные коды экономики: почему страны живут по-разному»  можно послушать на сайте Arzamas или в мобильном приложении «Радио Arzamas».

Многие знают о знаменитой книге германского социолога Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма». Вебер доказывал, что протестантизм является экономически продуктивным, потому что он утверждает ценность труда и протестантская этика ведет к экономическому процветанию. 

По поводу этой гипотезы много десятилетий идут споры. Например, есть альтернативная гипотеза: что протестанты в Германии были более образованны. Изящный исследовательский расчет показал, что успешность коррелирует с расстоянием от печатного станка: чем ближе книгоиздание, тем больше экономической успешности. 

Но, во-первых, образование — это тоже труд. Во-вторых, страны, имеющие высокий человеческий капитал, не всегда производят из него экономическое благосостояние: например, Россия принадлежит к числу стран с высоким человеческим капиталом, но с низкими экономическими результатами (ВВП на душу населения). А в-третьих, еще более сложные и тонкие количественные исследования подтвердили утверждение Макса Вебера. Это было сделано в Швейцарии, где очень много референдумов — люди часто ходят голосовать. Подробный анализ результатов голосования в тех населенных пунктах, где живут представители разных конфессий, привел к однозначному выводу: да, все-таки религиозные ценностные установки протестантов очевидным образом дают другое отношение к труду, к досугу, к идее сокращения рабочей недели или рабочего дня — Вебер прав.

Почему важно доказать гипотезу Вебера? Во-первых, религия — одна из двух основных характеристик макрокультуры (вторая — язык, о нем мы поговорим позже). Во-вторых, религии — очень удобный первый объект для изучения того, как разные культуры дают разные экономические результаты. Представители разных конфессий, живя в одной стране — то есть в одной институциональной среде, — могут показывать разные экономические результаты, причем у дискриминируемой группы эти результаты могут быть даже лучше (как это было со староверами в Российской империи или коптами в Египте). Это поддается не только количественному анализу, но и качественному. Например, в Южной Корее подъем сопровождался тем, что многие корейцы переходили в католичество. А вот в латиноамериканских странах аналогичный процесс привел к тому, что, наоборот, католики переходили в евангелические конфессии.

Связка религии и экономики особенно хорошо просматривается в свете теории цивилизаций философа, социолога и политолога Сэмюэла Хантингтона. Поразительно, насколько точными оказались прогнозы, сделанные им в 1990-е годы в книге «Столкновение цивилизаций». Ведь что тогда фактически произошло? Закончилась конкуренция социально-политических, экономических, идеологических систем. Фрэнсис Фукуяма назвал это «концом истории», но конец одной истории, как обычно, оказался началом другой. Хантингтон доказывал (и прошедшие десятилетия в основном это подтвердили), что вместо конкуренции идеологий решающей стала конкуренция цивилизаций. 

Цивилизации — это самые большие, самые крупные группы людей, которые отличаются друг от друга прежде всего религиями. Таких цивилизаций, по мнению Хантингтона, в мире семь или восемь. Не все религии, в том числе широко распространенные, сумели стать цивилизационным признаком. Например, иудаизм остался религией определенного этноса (притом что до появления христианства и ислама он довольно широко распространялся среди других этнических групп). Зато  христианство, по Хантингтону, дало сразу несколько цивилизаций. Одна — западнохристианская, ныне экономически лидирующая, но теряющая свое лидерство. Вторая — восточнохристианская, или византийская, или русская. Третья — латиноамериканская, где христианство встретилось с культурой индейского населения. 

Пока Запад в течение 500 лет лидировал в мире, мир «расчерчивался на клетки» с точки зрения политических идеологий, потому что такой способ понимания мира породила Европа. А когда Запад стал терять лидерство и поднялась Восточная Азия (конфуцианцы прежде всего), то изменилась и система координат, в которой можно посмотреть на это различие, потому что именно Восток породил разнообразие религий. Экономический подъем Востока привел к тому, что теперь мы видим мир как конкуренцию цивилизаций. 

Это совершенно не значит, что так будет всегда, — потом, может быть, придет следующее видение мира, мудро замечает Хантингтон. Пока же картина конкуренции цивилизаций позволяет сформулировать первый культурный код — закон, описывающий, как культура ведет к экономическому успеху. Честь открытия этого закона принадлежит Рональду Инглхарту.

Что такое карта Инглхарта

Рональд Инглхарт, к сожалению, недавно умер, но живет дело всей его жизни. Это динамическая карта. Объекты на ней — те самые цивилизации по Хантингтону. 

Как и на любой карте, здесь есть свои «север», «юг», «запад» и «восток» — вертикальная и горизонтальная оси делят карту на четыре сектора. Вертикальная ось показывает приверженность либо традиционным, либо секулярно-рациональным ценностям. Понятие секулярно-рациональных ценностей предложил как раз Макс Вебер. По-человечески это объяснить довольно легко: если вы считаете, что религия — дело частное, то это секулярно-рациональные ценности; если вы полагаете, что религия — дело государства, то это традиционные ценности. Горизонтальная ось показывает приверженность либо ценностям выживания, либо ценностям самовыражения. Это про то, для чего мы трудимся — чтобы выжить или чтобы развиваться.

Страны, принадлежащие к разным цивилизациям, размещаются на этой карте в соответствии с разделяемыми ими ценностями (источник данных — проект Всемирное исследование ценностей, который объединяет сотни ученых-социологов по всему миру и охватывает десятки стран). И вот что интересно: страны с наибольшим ВВП на душу населения оказываются в «северо-восточном» секторе — где сильнее всего выражены секулярно-рациональные ценности и ценности самовыражения. 

Почему эти ценности действуют таким образом, кажется, более или менее объяснимо. Если вы полагаете, что религия есть частное дело человека, то и в экономике не требуете поддержки государства, не настаиваете на установлении вашей монополии на тех или иных рынках, — а конкурентные экономики движутся лучше. Если вы пытаетесь выйти в другие сферы деятельности, создать инновационную экономику, создать виды деятельности, которых не было никогда, — это и самореализация, и одновременно экономическое развитие. 

Догма и экономика

В начале ХХ века исследователи объясняли конфуцианством отсталость Восточной Азии. В последней трети ХХ века им же объясняли колоссальные ее экономические успехи. Все дело в том, что за XX век конфуцианство внутренне изменилось. 

Другой пример: в 1990-е годы неожиданно резко улучшили свои экономические показатели три разных района Европы — Польша, южные районы Германии и Ирландия. Единственное, что роднило эти три территории, — католицизм. Возникла гипотеза, что что-то, изменившееся в католицизме, дало такой результат (один немецкий экономист из протестантской части Германии, когда его спросили, почему теперь католики опережают протестантов, сказал: «Просто они стали большими протестантами, чем мы»). Окончательный ответ пока не найден, но 15 лет назад было написано интересное диссертационное исследование. Его автор Мария Снеговая — сейчас известный политолог, живущий в США. Она использовала украинские материалы, чтобы сравнить экономическое и политическое поведение католиков и православных, а проверяла это на сравнительных данных о поведении испанцев и греков-киприотов. И пришла к выводу, что католичество дает установки на более энергичное и результативное экономическое поведение. 

Но вот что интересно: по мнению Марии Снеговой (его разделяют не все), решающую роль здесь сыграл Второй Ватиканский собор. В 1962 году этот собор не только перевел католическое богослужение на национальные языки, но и изменил социальную доктрину католической Церкви. До 1962 году в соответствии с традицией считалось, что труд — это проклятие, посланное человеку за его грехи, что богатство зазорно, а нищета священна. При такой установке могут быть, конечно, сильные результаты духовных практик, но не может быть экономического развития и экономической результативности. Социальная доктрина поменялась, прошло 25 лет — и случилось католическое экономическое чудо.  

По времени воздействия похоже, что так может быть. Что, действительно, культурное изменение в новых поколениях дало такой интересный результат в Польше, южной Германии и Ирландии. О том, что установка на благость труда дает экономический результат, мы знаем по советской истории. В СССР существовал культ труда, и, я полагаю, это не последний фактор, благодаря которому СССР в определенные периоды показывал очень высокие экономические результаты.

О пользе труда и непослушания

Но давайте поговорим не про прошлое, а про будущее. Возможно ли православное, исламское или буддистское экономическое чудо? Это непростой вопрос. Но, во-первых, монополия протестантизма разрушена –- мы видим уже набор конфессий, которые нашли свои пути к экономической результативности. А во-вторых, про каждую из этих конфессий кое-что все-таки можно сказать.

Буддистов исследовали сравнительно мало. Возможным преимуществом у них является то, что буддизм наиболее открыт к общению с другими конфессиями. Благодаря этому буддисты могут положительно отвечать на вопрос о том, можно ли доверять большинству людей, — а доверие, как мы помним, ведет к неожиданным экономическим результатам.

Ислам за последние десятилетия породил один совершенно новый институт, причем в тонкой и чрезвычайно важной сфере финансов. Исламские финансы уже не только достояние суннитских стран: значительные центры есть, например, в Лондоне, мировой финансовой столице. Это довольно сложный институт, который объединяет кредитование с инвестированием на основе мусульманского представления о справедливости и о недопустимости ростовщичества. Он сильно привязан как к религиозным установкам, так и к организационной структуре ислама. Но этот институт, несомненно, растет, он работает — и, может быть, даст какие-то результаты.

Теперь — о православных. Мне кажется, «малое православное экономическое чудо» уже имело место —  я имею в виду староверов, которые показали примерно такую же эффективность в Российской империи. К середине XIX века староверческие общины доминировали в промышленности и торговле России. Их оттеснили только после Великих реформ Александра II, когда была создана более современная система институтов. А до этого, например в николаевское время, на чем держалась российская экономика? На честном слове староверов: на возможности получить кредит без залога и уверенности в том, что договоренности будут соблюдены. Староверы, бежавшие из России в другие страны, тоже показывают высокую экономическую результативность. 

Тема связи религии и экономических результатов явно не закрыта. Нельзя сказать, что религиозная принадлежность уже определила иерархию стран — она меняется. Видимо, это будет связано с внутренними изменениями в конфессиях — не верований, не догматики, а социальной интерпретации. Возможно, это будет связано с появлением новых институтов (как упоминавшиеся исламские финансы) или новых факторов доверия (как у буддистов). 

Но даже если этого не произойдет, важно понимать: религия существует не для того, чтобы развивалась экономика, и если религия не дает экономического роста, это не означает, что она не дает ничего. Поэтому все сказанное выше вовсе не означает, что для того, чтобы произошло экономическое чудо, нужно перейти в конфуцианство, или протестантизм, или католицизм. Нет: давайте лучше поймем, какие истинные механизмы и факторы работают внутри религиозной оболочки. А религию оставим в той сфере, для которой она и живет, –- в сфере духовного и душевного.

Кроме того, разглядывая карту Инглхарта — культурный код экономического успеха, — мы можем понять, чего стоило бы хотеть, например, от наших детей. Труд –- да. Воспитывать почтение к труду, скорее всего, не будет ошибкой. Послушание — вряд ли. Всемирное исследование ценностей показывает, что более экономически успешны те нации, где от детей не требуют жесткого повиновения. Детское непослушание выглядит иногда очень неприятно, но потом оно дает значительные результаты. Марк Твен в записных книжках по этому поводу написал замечательную фразу: «Плыву в Австралию. На палубе безумствует компания сорванцов. Но что самое обидное –- из этих мерзавцев вырастают вполне достойные люди».

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции