— Анна, ваша галерея Anna Nova уже 15 лет проводит конкурс для молодых художников.

— Да. Первый конкурс прошел в 2006 году. Учредителями стали я и Екатерина Андреева, искусствовед, ведущий научный сотрудник отдела новейших течений Русского музея.

Катя — специалист по искусству нонконформизма и Новой академии изящных искусств. Она сильно повлияла на становление галереи. В 2005 году, когда я только открыла галерею, Катя поддержала меня и многому научила. Первые несколько лет именно она вела галерею, работала с нашей командой, Натальей Ершовой и Павлом Герасименко.

— У галереи стремительный старт: в 2005-м вы открылись, а в 2006-м уже провели первый конкурс молодых художников.

— Тогда  конкурс был не такой, каким стал сегодня. Он больше напоминал open call проектов для галереи Anna Nova. Был другой регламент, другой механизм, все было проще. Тогда мы ориентировались на Петербург. Экспертами были кураторами-искусствоведами из Петербурга: Станислав Савицкий, Андрей Хлобыстин.

Трансформация конкурса произошла после того, как я получила MBA в Сколково

Это было еще до появления Facebook, не все пользовались электронной почтой. Продвижения, маркетинга и пиара не было. На первый конкурс пришло около 70 заявок. Постепенно мы стали расширяться и изменяться. В какой-то момент мы приглашали к участию художников не только из России. Хотя большого пиара у нас никогда не было, но приходили заявки из Европы и Америки.

Трансформация конкурса произошла после того, как я получила Executive MBA в Сколково, отучившись по программе развития лидерского потенциала. Однокурсники подтолкнули меня к мысли изменить Nova Art, сделать конкурс более масштабным, всероссийским, создать платформу, объединяющую разные институции. Мы кооперируемся с российскими и иностранными институциями, частными и государственными, с галереями из разных городов, нам помогают меценаты и эксперты со всего мира.

«Без прошлого нет будущего»: чем живут и как работают самые перспективные молодые художники России

За время пандемии мы присоединились к международной галерейной базе данных Artlogic, наладили бизнес-процессы, которые раньше были нашим камнем преткновения. Теперь можем легко подключаться к клиентской базе, ведем CRM, можем быстро собирать заявки на работы. Эти программы в основном использовали для своего менеджмента IT-компании, но оказалось, что они отлично работают в области арт-рынка. Мы оцифровали нашу базу данных — сейчас на платформе выгружено больше 1000 работ из коллекции галереи. Artlogic взаимодействует с платформой продаж современного искусства Artsy. Таким образом мы построили трамплин для того, чтобы молодые художники были замечены, чтобы их проекты привлекали внимание еще на стадии идеи.

Ведь Nova Art — это прежде всего конкурс идей, конкурс концептов и прототипов проектов. Всегда большой вопрос: сможет ли художник после конкурса воплотить свою идею, материализуется ли она, как его проект будет развиваться дальше.

— Сколько заявок поступило на конкурс 2021 года?

— Почти 700. В шорт-лист по традиции вошло 12 финалистов. Их работы мы показываем на выставке.

— Кого из финалистов прежних лет вы можете назвать своим открытием, с кем галерея стала работать, кого вы раскрутили?

— Есть художники, которые стали активно развиваться после конкурса. Например, Никита Селезнев, он участвовал в Nova Аrt-7 в 2019 году. Сейчас Никита работает с галереей Myth.

Пять художников галереи также пришли к нам благодаря конкурсу Nova Аrt.  Они проходили в лонг-лист или в шорт-лист. Это Илья Федотов-Федоров, Егор Крафт, Юлдус Бахтиозина, Мария Дмитриева, Дмитрий Морозов (работает под псевдонимом ::vtol:).

Смотришь в настройках, какие сети wi-fi доступны, и видишь поэтические строчки

Самая быстрая трансформация произошла с концептом Дмитрия Морозова, ::vtol:, который стал финалистом Nova Art-7 в 2019 году. Куратор конкурса Ольга Шишко обозначила тему конкурса «Это начало» или виртуальный гений». Морозов представил концепт своего проекта Guest, посвященного падению Сихотэ-Алинского метеорита. Как финалист нашего конкурса, он получил грант и создал мультимедийную инсталляцию. Эту работу он показывал на Второй триеннале российского современного искусства в «Гараже», с ней был номинирован на Премию Кандинского, стал лауреатом премии им Сергея Курехина, и получил «Инновацию» как «Художник года» — и все это за один год. А затем Морозов стал художником нашей галереи. В конце весны мы показали его персональный проект, первую галерейную выставку в Петербурге. И конечно, показали там Guest. Выставка  прошла успешно: за месяц ее посмотрели около 1700 человек.

—  Есть ли у science art какой-то коммерческий потенциал? Продаются ли такие работы в частные коллекции?

— Конечно, это рискованный проект с точки зрения бизнеса.  Но когда мне нравится художник и когда я понимаю, что до нас его так в Петербурге никто не показывал, вопросы коммерции уходят на второй план.

Нужно понимать, что не у всех художников моментально растут продажи или их творчество сразу же вызывает массовый интерес. Конечно, коммерческий потенциал художника — один из критериев при выборе авторов, с которыми работает галерея. Но творческий потенциал важнее всего.  Это значит, что художник рано или поздно будет интересен. Возможно, его будут покупать музеи. Может быть — частные фонды. Конечно, science art кажется не слишком удачным для украшения интерьеров, но сейчас все так быстро меняется. Кто знает, может быть и частные коллекционеры заинтересуются технологическим искусством.

Да, такое искусство сложнее продвигать на арт-рынке. Но корпоративные коллекции открыты для science art. Научным искусством интересуются крупные компании или фонды. Например, у Димы Морозова был совместный проект с компанией «Эльдорадо», продавцом бытовой техники. Компания выделила деньги на грант художнику. Из поврежденых деталей бракованной техники художник создал Phenix, кинетическую роботизированную птицу. Эту работу выставили в одном из магазинов «Эльдорадо». Так искусство вышло за пределы музейного мира и оказалось в пространстве торгового комплекса.

В пять раз дороже за 10 лет: как выгодно инвестировать в молодых художников

Когда я только начинала свой галерейный бизнес, на открытия приходили все, кто так или иначе присутствовал в городской арт-среде, мы все друг друга хорошо знали. Сейчас к нам на выставки приходят зрители нового поколения. У них уже есть знания, свои интересы, они готовы смотреть и видео-инсталляции, и перформансы, и керамику. А работы :: vtol: с восторгом наравне со взрослыми изучали дети восьми-девяти лет, ученики физматшкол, студенты-программисты.

В общем, я чувствую, что у :: vtol: есть коммерческий потенциал. Один проект с выставки в галерее мы сразу продали. Это инсталляция из пяти модемов, чьи сети в своих названиях содержат строки разных разных поэтов. То есть смотришь в настройках, какие сети wi-fi доступны, и видишь поэтические строчки. Если посмотреть подольше, строки складываются в целое произведение. Проект, казалось бы, игровой, но при этом затрагивающий темы нашего общего культурного наследия.

— А теперь эта поэзия в сетях у кого-то дома транслируется?

— Продажа состоялась совсем недавно, я пока не знаю, где и как установлена работа.

— А вообще навещаете ли вы работы, проданные из вашей галереи? Смотрите, как они вписываются в интерьеры, как работают в пространстве?

— Отношения с клиентами складываются по-разному. Но, конечно, когда работаешь с искусством, очень важен личный контакт. Поговорить с автором, с галеристом. Четыре года назад мы расширили галерею, открыли пространство Collectors lounge, где можно общаться с нашими клиентами, коллекционерами, проводить встречи, лекции , ужины и завтраки .

Коллекционирование — своего рода болезнь. Правда, очень приятная

Возможность быть рядом с искусством в неформальной, уютной обстановке создает особую атмосферу. Мы заметили: когда гости приходят на открытие проекта или на наши вечера, то сидят обычно долго, не хотят расходиться. Интерьер мы оформили предметами скандинавского коллекционного дизайна 1960-1970-х годов. Это особенно радует дизайнеров и архитекторов, когда они заходят к нам. С шеф-куратором Полиной Слепенковой и нашей командой подбираем в гостевое пространство работы художников галереи. Стараемся сделать так, чтобы они логично продолжали выставку, что идет в галерее.

Круг наших друзей-коллекционеров довольно широк. Недавно мы подружились с коллекционерами-галеристами из Нижнего Новгорода. Это владельцы галереи Futuro и «9Б». В этом году обе галереи стали нашими партнерами по конкурсу Nova Аrt и вручили призы финалистам.

Агенты совриска: почему молодые коллекционеры инвестируют в современное искусство

В июне мы ездили в Нижний Новгород на конференцию, посвященную цифровой индустрии, где обсуждался digital art и шла выставка NFT-искусства. Один из наших новых клиентов пригласил в гости посмотреть, как работы художников галереи живут в пространстве. Дом оформлен с большим вкусом, современное искусство великолепно вписывается в интерьер. Например, работы Влада Кулькова преобразили пространство гостиной-столовой. Радостно видеть, как работы обретают свой дом. Я заметила: когда появляется насмотренность, узнавание, понимание современного искусства, следом приходит желание обладать, покупать, появляется азарт. Коллекционирование — своего рода болезнь. Правда, очень приятная. Купив работу, получаешь эндорфины и пролонгированное удовольствие. Вступив в диалог с работой, ты начинаешь узнавать самого себя. Искусство может вызывать вопросы и помогает искать ответы. Это взаимодействие длительного периода. Я это хорошо знаю, потому что сама часто покупаю искусство в нашу семейную коллекцию.

С какими-то работами ты начинаешь близко дружить, какие-то работы становятся там чуть ли не продолжением тебя самого и остаются с тобой как родственники. Какие-то работы, как люди, приходят и уходят. Ты можешь их спокойно отпустить. Коллекция — это живой процесс.

— Есть ли у современного российского искусства вторичный рынок?

— Есть. Не всегда работы возвращаются к нам, часто они попадают на аукцион. Например, на Vladey. Мы часто видим на торгах работы Александра Дашевского, Влада Кулькова.

— То есть покупать молодых современных художников инвестиционно привлекательно?

— Без интереса, без любви, без коллекционерской страсти искусство покупать не стоит. Если говорить только об инвестировании, то это работы дороже €30 000. Если цена выше €100 000 — это уже бизнес-инвестиция.

— Действует ли у вас правило позитивной дискриминации чтобы, например, дать возможность женщинам-художникам больше возможностей для продвижения?

— Могу сказать, что женщин-художников сейчас намного больше. Куратор конкурса этого года Снежана Кръстева — феминистка. И вышло так, что из 12 финалистов конкурса в этом году у 10 проектов авторы — женщины. Я вижу, как женщины все активнее реализуются в современном искусстве. В Петербурге это уже традиция. Двигатель современного искусства в городе — в основном женщины.

В этом году мы сознательно опустили возрастной ценз для участников конкурса. Раньше принимались заявки художников не старше 35 лет, в этом году — не старше 40. Мы поняли, что многие художники осознают себе только после 30 лет. Среди финалистов этого года художники, которым по 35-38 лет, у них уже есть жизненный опыт, они создают интересные, актуальные проекты.

Снижение возрастного ценза сыграло на руку женщинам-художницам: многие из них оставляют профессию или работают не так активно, когда появляются дети, а к 40 большинство готово вновь работать в полную силу.

Миллионные продажи: 20 самых дорогих современных художников России