«Сергей Галицкий дал нам карт-бланш»: группа Recycle о работе с бизнесменом и выставке в Манеже
— Судя по тому, как устроена выставка, вы считаете нормой цифровое неравенство. Человек, у которого нет смартфона последней модели, не может увидеть экспозицию полностью. Означает ли это, что вы согласны с тем, что будущее принадлежит смешанной расе человека и машины?
Андрей Блохин: Нет, абсолютно.
Георгий Кузнецов: В Манеже можно взять планшет напрокат.
Андрей Блохин: У выставки такая концепция: часть работ существует в виртуальном пространстве, другая часть — в реальном пространстве. Наша идея — показать, что искусство не может быть однозначным, большой пласт смыслов от зрителей непременно ускользает. Чтобы это подчеркнуть, мы и используем технический прием. Но у всех ассистентов на выставке есть планшеты, везде можно попасть, не загружая свои данные в приложение. Так что цифровое неравенство в нашем пространстве — просто игра, иллюзия.
В гостях у коллекционера: Ольга Ускова о том, зачем программистам абстрактное искусство
Георгий Кузнецов: Мир выставки не авторитарный, он гибкий.
Андрей Блохин: Пока в ближней перспективе отношения человечества и искусственного интеллекта выглядят безоблачно. Но есть пара моментов, которая настораживает. Например, мы отдаем машине очень много всего в управление. Машина считывает наши медицинские карты, анализирует данные, отслеживает наше здоровье. Сейчас это все работает в плюс. Есть такие люди, которые следят за тем, чтобы, условно, машины не взбунтовались, как бы смешно это ни звучало. Среди них — Илон Маск. Например, когда начинаются вопросы о действии автопилота Tesla, то машине в чрезвычайной ситуации нужно понимать, как действовать: убить пассажира или убить пешехода. Такое решение искусственный интеллект Tesla должен принять сам. И таких ситуаций выбора, когда машина решает за людей, будет все больше и больше.
Сегодня автопилоты могут сажать самолеты, но летчики предпочитают это делать в ручном режиме, не доверяя технике, — вот пример страха человека перед машиной.
«Ищите негативные отзывы, особенно от друзей»: правила Илона Маска
В нашем 130-метровом барельефе в парке «Краснодар» скрыто около 15 сюжетов, которые пока никто не расшифровал. Среди них — изображение Nimatron, первой компьютерной игровой машины 1940 года. Она выглядела как лампочки, расположенные столбцами, которые игрок и компьютер включают по очереди. Выигрывает тот, кто зажигает последнюю лампочку. Тогда впервые в истории кибернетики компьютер специально замедлили, потому что он реагировал так быстро, что человек не успевал, его это дико пугало. Тогда создатели игры симулировали функцию мысли. Изменения, которые сейчас происходят, тоже пугают нас своей стремительностью.
Георгий Кузнецов: Наша природа не может принять скорость этих изменений. Мы существуем в разном временном масштабе с машинами.
— В 2017 году на биеннале в Венеции посмотреть ваш проект полностью можно было, только считав QR-код на объектах. Сегодня QR-код — жизненная необходимость.
Андрей Блохин: Мы показывали инсталляцию с QR-кодами в 2017 году в павильоне России в Венеции и на выставке в 2106-м в Америке. Тогда мы не предполагали, что реализация произойдет так быстро у нас на глазах. Сейчас на фасаде Манежа вместо афиши у нас весит QR-код. Ни названия выставки, ни Recycle group, только код, по которому ты можешь зайти и посмотреть, в чем дело.
Мы повесили три ноля из пластиковой сетки между колонн портика. Посмотрели с Павлом Пригара, директором Манежа: фасад смотрится так чисто и красиво, никакие баннеры и растяжка не нужны. И решили сохранить этот чистый вид, добавив только QR-код, по которому открывается наш лендинг, специально запущенное к выставке приложение.
Георгий Кузнецов: История с QR-кодами неожиданно совпала с историей выставки. Мы готовили проект два с лишним года и думать не думали, что QR-коды станут частью нашего быта.
— Но вы на этом не остановились. Вы даже пирожные придумали в честь открытия выставки со съедобным QR-кодом.
Андрей Блохин: Это уже шеф-кондитер отеля «Европа» так проникся проектом, что разработал фирменный десерт с символикой наших работ. Там есть и сфера, и сетка, и QR-код. Часть работ, к которым отсылает десерт, будут отдельно представлены в начале сентября. На выставке запущена большая научная и образовательная программа. Еще планируем открыть уличный объект.
Георгий Кузнецов: Пока думаем, как это лучше сделать.
Андрей Блохин: Хотим организовать музыкальную программу внутри леса (инсталляция на верхнем уровне выставочного пространства в Манеже. — Forbes Life). Будем приглашать музыкантов, чтобы они писали музыку для этой инсталляции и играли на ней.
Ребята из XSA Ramps, Extreme sport association, которые занимаются строительством скейт-парков по миру, наши краснодарские соседи на фабрике, помогли с подготовкой выставки. Сделаем с ними несколько фигур для скейтерских трюков. А в лесу устроим дискотеку.
— Как высоки конкурентные шансы человечества по сравнению с искусственным интеллектом? Или без машин, вшитых чипов человечеству не выжить?
Георгий Кузнецов: Человечество давно с радостью чипировалось. Мы по-сути — уже неотъемлемая часть гаджетов. И каждый раз сами с удовольствием обновляем прошивку, тратим ресурсы, время, силы, деньги, чтобы купить новее, лучше. Регистрируемся везде и всюду. За нами не надо специально следить, мы сами хорошо отслеживаемся. Вот тут возникает вопрос сегрегации, которой невольно подвергаются некоторые зрители нашей выставки.
Андрей Блохин: Мы тоже заложники технологий. Наше приложение дополненной реальности в AppStore и Google Play при очередном обновлении перестает работать. Приходится под каждое новое обновление частично переделывать наше приложение, чтобы оно работало. И тут начинается конфликт. А как же старые девайсы? Если ты переделаешь под новую прошивку iPhone или Android свое приложение, оно автоматически перестает работать на старых девайсах.
Георгий Кузнецов: Если ты используешь эту технологию, как какую-то кисточку, у тебя нет выбора, никаких других вариантов. Ты не можешь сделать вечную программу.
Андрей Блохин: Единственный выход — создать свою систему и свой телефон.
Георгий Кузнецов: Или положить iPhone в сейф и не принять ни одного обновления.
Мы показываем историю Пергамского алтаря в обратном порядке. Наши батальные сцены — тоже битва людей, но не с гигантами, а с ботами
—Учитывая прогностические функции вашего искусства, вас наверняка зовут делать проект венчурные инвесторы где-нибудь в Кремниевой долине?
Андрей Блохин: Пока нас не звали в Кремниевую долину. Но мы участвуем там в одном проекте создания экопоселения.
Георгий Кузнецов: В Калифорнии другие правила взаимодействия города с искусством, там все не так, как в Европе. У них этот мир только формируется. Там больше гик-культура, чем арт-культура. Только там ты можешь увидеть, как артефакты из культовых кинофильмов продаются дороже, чем произведения искусства. Например, значок Скалли и Малдера из «Секретных материалов». Это совсем новая культура, и она формируется прямо сейчас на наших глазах.
— В таком случае вы — носители традиционной культуры?
Андрей Блохин: Наверное.
Георгий Кузнецов: Да. Бэкграунд, с которым мы начинали работать, — Древняя Греция. Наша первая работа из сетки посвящена Пергамскому алтарю.
Андрей Блохин: Мы живем в эпоху мемов, образов и смайликов, когда один символ выражает больше, чем длинный текст. Поэтому во многих постмодернистских работах мы используем образы классического искусства, как маячки, якоря. Так мы создаем некий ландшафт, внутри которого перемещается зритель.
Георгий Кузнецов: Например, большой сеточный рельеф на выставке отражает процесс рендеринга, когда кусок изображения еще не загрузился. Так мы показываем историю Пергамского алтаря в обратном порядке. Наши батальные сцены — тоже битва людей, но не с гигантами, а с ботами.
Андрей Блохин: И это тоже материализовавшаяся реальность: когда заходишь в условное приложение банка, например, с тобой начинает общаться бот. А если у тебя вопрос посерьезнее, тогда уже переключают на оператора-человека. Момент перехода от бота к человеку незаметен.
Георгий Кузнецов: Мы должны понимать, что век антропоцентризма закончен. Человек больше не центр вселенной. Искусственный интеллект теперь становится центром вселенной.
Андрей Блохин: На выставке это показано так: мы — дети вселенной, создания этого мира. Через нас вселенная пытается постичь себя. Ведь человек от природы любознателен, изучает окружающий мир, космос, готов лететь везде, куда сможет долететь.
Человек создает новую форму жизни, очень примитивную, нейронные сети. Эта новая форма жизни начинает анализировать человека, создает следующий подуровень, который человек использует для самопознания. Тут выясняется много интересных фактов. Первые замеры Big data, например, показали тонкие взаимосвязи событий, которые прежде ускользали от нашего внимания.
Георгий Кузнецов: Например, производители газированных напитков поняли, что если в такой-то местности идет дождь, то там в два раза вырастает потребление газировки.
Андрей Блохин: Получается трехуровневое зеркало. Мы постигаем вселенную, а теперь искусственный интеллект постигает нас. Похоже, он видит нас лучше, чем мы сами себя со стороны. Это очень странно. Сейчас Big data обучаются в новых условиях измененного мира и начинают просчитывать вариации будущего, предугадывать наши желания.
Мы отдали машинам ключи от всего, чего только можно. Деньги тоже хранятся у них. Дальше — вопрос климата. Сейчас все крупные компании озаботились вопросом перегрева серверов и выработали несколько алгоритмов, по которым железо не будет греться так сильно. То есть машина не засоряет природу так жестоко, как человек. Ей не нужно есть и пить. Ей нужно только электричество. Пока машины ведут себя на планете ответственнее, чем люди.
На входе на выставку посетителей встречают три ноля. Это наша система координат. А внутри открывается арка из серверов — условный портал в новую реальность. Отражаясь в зеркале, полукруг арки превращается в ноль. Возникает нулевая координата.
Георгий Кузнецов: Этот ноль — наша новая точка отсчета. Мы фиксируем мир в переходном периоде, на стыке эпох. Мы уже одной ногой в новой эре, но все еще пытаемся удержаться в прежней.
— То есть выставка — документальный портрет эпохи. А вы — ее летописцы?
Андрей Блохин: Да. Ноль — это нейтральная, неконфликтная позиция. На выставке нет ни одной работы с конфликтом, ну, кроме, может быть, одного рельефа из сетки. Мы фиксируем органический процесс эволюции. Сейчас уже, например, можно предположить, что со временем человеку не нужен будет мизинец и безымянный палец, потому что для скрина на телефоне вполне достаточно трех пальцев.
Георгий Кузнецов: Если раньше тот мир, в котором мы живем, определяла природа, то теперь мы сами создаем контекст, в котором существуем. И наше тело начинает изменяться под этот искусственный контекст. Хотя человек, разрабатывая смартфон, наверняка не думал, что у него могут атрофироваться два пальца на каждой руке из-за пользования этим гаджетом.
Также он не думал или не хотел думать о том, что у смартфона есть излучение. Об этом не принято говорить и уже бессмысленно — мы жертвы излучения бытовой техники, которая окружила нас со всех сторон.
Андрей Блохин: Скоро, как на пачках сигарет, на телефонах будет такая табличка: «Осторожно! Импотенция, рак».
— Вы выстроили в Манеже не только лес с резиновыми листьями из просроченных ссылок, но и клуатр готической церкви из пластиковых труб и кабелей. Все исторические периоды и стили в искусстве существуют в вашем мире одновременно?
Андрей Блохин: Клуатра раньше не было, но готическая тема — одна из наших любимых, прослеживается во многих наших работах. У нас есть серия работ с готическими витражами, сделанными из цветных шпажек для канапе.
Наши выставки перебрасывают зрителя в разные эпохи, из будущего в прошлое и обратно. Мы показываем связь времен. Время — это неразрывный круг. Константа, стабильность мира —это изменения. Чтобы существовать, человечеству нужно продолжать меняться
Готика — это культурное наследие, которое мы полюбили, когда совсем юными ездили по Флоренциям, Венециям, Парижам, Римам. Готический образ угрожающе-возвышенной архитектуры круто ложится на современную интерпретацию с кабелями и проводами. Сама по себе гофротруба, внутри которой проложены провода, выглядит готической. Получается органичное сочетание. Здесь нет конфликта между церковью и hi-tek. Когда мы делали выставку в Венеции в 2015 году на биеннале, обратили внимание, что антенны мобильной связи стоят в колокольнях венецианских церквей на той же высоте, что и кресты.
Георгий Кузнецов: Конечно, искусство — это один из способов переместиться во времени.
Я недавно был в Париже, в музее граммофонов. Когда на первом томпсоновском проигрывателе заводят старые пластинки, возникает эффект перемещения во времени.
А наши выставки перебрасывают зрителя в разные эпохи, из будущего в прошлое и обратно. Мы показываем связь времен. Время — это неразрывный круг. Константа, стабильность мира —это изменения. Чтобы существовать, человечеству нужно продолжать меняться.
Эволюция все время устраивает нам испытания. С тем же коронавирусом, например. За время локдауна люди научились общаться друг с другом без друг друга. То есть всем стало ясно, что не нужно быть рядом, чтобы поговорить. Хотя такие технические возможности существовали довольно давно, пользоваться ими стали только за время коронавируса.
— Но выяснилось, что при такой изолированности падает эффективность труда.
Андрей Блохин: КПД процесса увеличивает смена обстановки. Если вы закрылись в одной комнате — у вас не будет нормального КПД, надо хотя бы на улицу выходить.
Для каждой профессии нужны разные уровни свободы. То есть нельзя сказать, что для всех работников будет круче запереть их в офисе, креативность повысится.
Георгий Кузнецов: Нет универсального рецепта, как сделать так, что твои работники работали лучше. Они должны работать все по-разному.
Как мы работаем, например. Бывают ситуации, когда мне лучше всего одному сидеть на берегу реки с блокнотиком или вообще без блокнотика. А есть моменты, когда есть идея, мы садимся вместе с Андреем и начинаем мозговой штурм. Уже потом нужна студия и наша суперкоманда, которая поможет эти идеи реализовать.
Весь кайф — в биоразнообразии. Если мы возьмем любую среду, то она прекрасна именно в своем разнообразии, и никакая система не может существовать с тремя стабильными единицами.
— Но, несмотря на то что появились огромные технологические возможности, многие социальные установки остаются неизменными. Например, механизмы поддержки искусства меценатами, придуманные Медичи, действуют до сих пор. Вам везет на современных российских медичи. Как вы работаете с меценатами?
Андрей Блохин: С Медичи?
Георгий Кузнецов: Наши медичи — не столько меценаты, сколько заказчики.
— Например, вы принимали участие в знаменитой выставке «Русское бедное», меценатом которой был девелопер Сергей Гордеев, положившей начало пермской культурной революции. А ваш проект Conversion на Венецианской биеннале в 2015 году оплатил бывший губернатор Пермского края, бизнесмен Олег Чиркунов.
Андрей Блохин: Чиркунов нам помог в Венеции. Мы и сейчас продолжаем работать над общим проектом. Мы дружим.
Георгий Кузнецов: Кстати, часть Conversion сейчас выставлена в Манеже.
Галицкий предложил: идите, гуляйте по парку, выбирайте. Он дал нам карт-бланш и никак не вмешивался
— В парке «Краснодар» по заказу Сергея Галицкого в 2020 году вы создали свою первую работу паблик-арт.
Андрей Блохин: Да, свою первую огромную уличную скульптуру из металла мы сделали в парке «Краснодар».
Георгий Кузнецов: У нас была идея — зафиксировать доли секунды в металле. То есть выразить самый короткий промежуток времени в самом тяжелом материале. То есть увековечить то, что символизирует мимолетность. Мы сделали эскиз. Галицкий посмотрел и сказал: «Ну ладно, давайте».
— Галицкий лично заказывал вам работы?
Андрей Блохин: Да. Он позвонил. Сказал: «Здравствуйте». У Галицкого характерный тембр, его сложно спутать с кем-то. И я по голосу понял, что это Галицкий. За несколько дней до этого я смотрел интервью Лизы Осетинской.
Разговор был короткий: «Здравствуйте, меня зовут Сергей Николаевич. Я видел ваши работы, мне нравится. Хочу, чтобы вы что-то сделали в парке «Краснодар». Давайте встречаться, обсуждать». К тому моменту мы уже общались с его помощниками. Так мы полетели в Краснодар. Сделали два огромных, 130-метровых, проекта для парка. Работали два года.
Георгий Блохин: Очень приятно, что наши самые крупные объекты находятся на нашей родине.
На наших глазах Краснодар как будто становится новой Калифорнией. За последние два года в город переехала тьма народу.
Андрей Блохин: Мы даже не мечтали о таком.
Георгий Кузнецов: Парк — идеальная площадка для них.
— Как работается с Галицким?
Андрей Блохин: Он дал нам карт-бланш и никак не вмешивался.
Георгий Кузнецов: Мы сами выбрали места для своих работ. Галицкий предложил: идите, гуляйте по парку, выбирайте, потом расскажете.
Думаю, Сергею Николаевичу важно то, что мы из Краснодара. А нам важно, что этот парк в нашем родном городе. Галицкий — патриот. Он никуда не уехал, много сделал для города. Парк «Краснодар» открыт постоянно, бесплатно для всех, там нет забора. Галицкий доверяет людям. Хотя в первое время происходило разное, не все сразу поняли, что не надо, например, выковыривать розовые плиточки из брусчатки.
Андрей Блохин: Сейчас парк — одна из главных краснодарских достопримечательностей. Я не раз наблюдал: когда приезжают гости, жители города сами водят экскурсии, с гордостью рассказывают про парк, про стадион, про работы наши, объясняют концепции.
На наших глазах Краснодар как будто становится новой Калифорнией. За последние два года в город переехала тьма народу.
Георгий Кузнецов: Привлекает климат, юг, продукты. Приезжает много людей с севера, из Москвы, из Санкт-Петербурга. Стремятся купить себе дачу или квартиру на юге.
Андрей Блохин: Миграция помогает бизнесам расти. Конкурентоспособные приезжие вытесняют кубанский стиль ведения бизнеса.
У нас есть шутка про кубанский стиль в культуре: кубанский казачий минимализм. Это борщ, где смешано все до кучи. Но если в борще есть баланс и он вкусный, то кубанский казачий минимализм — это полная гича, эклектика без понимания зачем.
— Можно ли сказать, что работы в парке «Краснодар» для вас этапный проект?
Андрей Блохин: Да. Там мы преодолели определенный эмоциональный рубеж. После этого проекта мы перестали переживать. Можно считать, что заземлились, поставили геоточку на карте. (Первая работы группы Recycle в парке «Краснодар» — стальная скульптура «Геолокация», затем был открыт барельеф из пластиковой сетки «Искусственная среда». — Forbes Life.)
— А как возник барельеф?
Андрей Блохин: Посреди парка оставалась пустая, техническая зона, Галицкий хотел заполнить ее.
— В лондонском Сити, в London School of Economics and Political Science (LSE), также установлен ваш барельеф.
Андрей Блохин: Шестиметровая скульптура. Наши работы из сетки популярны. Но каждый раз, делая новую сетку, мы усложняем и меняем технологию. Если первые наши вещи — барельефы в египетском стиле, затем они стали больше напоминать стиль Пергамского алтаря, то сейчас фигуры буквально выходят барельефов, отрываются от сетки.
Георгий Кузнецов: Подходят к нам все ближе и ближе.
— Тиражируете ли вы свои работы? Продаете ли объекты с выставок?
Андрей Блохин: Иногда делаем копии небольшими тиражами. Продаем неохотно.
Георгий Кузнецов: Как правило, мы оставляем работы у себя, в своей коллекции. И они переезжают с выставки на выставку нон-стоп. У каждой расписан свой выставочный план.
Андрей Блохин: Для выставок мы не делаем на сто процентов коммерческих работ. Но нам всегда было интересно создавать специально для интерьеров и садов какие-то вещи. Обычно разговор с коллекционером выглядит так: «Мне так нравится ваша технология из нержавейки. У меня вот есть сад классный, пожалуйста, приезжайте в гости, я очень хочу, что-нибудь чтобы вы там поставили». Мы приезжаем, смотрим, думаем, что подойдет непосредственно этому месту.
Так же получилось и с «Геолокацией», и с рельефом в парке «Краснодар». Мы сделали фотографию, из фотографии — объемную штуку, а из нее — форму. Это сложный процесс, который делается на месте.
Георгий Кузнецов: Сетка, созданная специально под какую-то стенку, интерьер, всегда будет лучше, выигрышнее, чем работа с выставки, потому что под нее придется строить стенку.
— К чему привела работа с Галицким? Появились ли новые частные заказчики после того, как вы установили в парке «Краснодар» свои объекты?
Андрей Блохин: Да.
Георгий Кузнецов: Благодаря проекту в парке «Краснодар» выяснилось, что нам интересно работать со средой и делать масштабные проекты.
Андрей Блохин: На этом проекте мы многому научились, включая технологии литья. Сейчас выставку в Манеже открывает металлическая скульптура. Она отлита мастерами из Ростова-на-Дону, с которыми мы познакомились, когда работали над «Геолокацией» в парке «Краснодар». Прежде мы не отливали таких больших вещей в металле. Только металл может быть таким тоненьким и высоким. Литейщики очень постарались. Им нравится работать с нами, а нам нравится, что они профессионалы.
Очень интересно работать в пространстве, где продуман общий концепт, генплан, архитектура больших территорий.
Георгий Кузнецов: Мы собрали крутую команду, пока делали проект с «Краснодаром» и с Манежем. Сейчас запускаем компанию вместе с Ильей Потеминым, нашим другом детства, это все наша краснодарская семейная диаспора, по благоустройству городов. В данный момент нам интересны большие уличные проекты.
Самое крутое в проекте с Манежем — работать вместе с нашими отцами. Мы выступили одной командой, семьи объединились, а друзья стали приводить к нам своих детей на практику
Андрей Блохин: Проект, связанный с изменением среды. Нам сейчас интересно менять пространство. Будь то комната, сад, большой и совсем маленький. Классно создавать мир, в котором хочется находиться и проходить там какое-то приключение.
Хочется, чтобы искусство вышло за пределы выставочных залов и окружило нас, чтобы городская среда изменилась. Чтобы повседневная среда обитания, город стал интересным. Чтобы и счетчик был красивый, и бордюрчик, и заборчик. В общем, есть над чем поработать. И в Краснодаре, и в Париже. У них там все новые заборы одинаковые, все бордюры одинаковые в каждом новом районе.
— То есть у вас теперь план от Парижа до Краснодара?
Георгий Кузнецов: Краснодарский писатель Лихоносов — он живет в моем подъезде на первом этаже — написал как-то, что Краснодар — это маленький Париж. Когда я в первый раз это прочитал, удивился: какая связь у Краснодара с Парижем? А спустя несколько лет мы начали курсировать по маршруту Париж — Краснодар, Краснодар — Париж. Последние два месяца провели в Краснодаре, пока готовили выставку в Манеже. Но в основном, конечно, мы живем в Париже.
Нам повезло с родителями. Поскольку мы из семей художников, они нас прикрывают. Мой отец, Евгений Кузнецов, курировал нашу студию, пока мы были заперты во Франции во время локдауна, и успешно справился со всеми поставленными задачами.
Андрей Блохин: И на самом деле самое крутое в проекте с Манежем — работать вместе с нашими отцами. Мы выступили одной командой, семьи объединились, а друзья стали приводить к нам своих детей на практику.
Георгий Кузнецов: Сложилась команда 12+. Все наши объекты, кроме отлитых в металле, созданы в нашей мастерской на авторском, как сейчас так модно называть, DIY-оборудовании. Do It Yourself. Мы уже стали фанатами машиностроения. Свой первый станок мы собрали в 2017 году, когда делали проект для Венецианской биеннале. Тот станок работал на 5-литровой бутылке воды и силе тяжести. Но смысл такой: художник больше не создает все сам, своими руками. Его задача — создать алгоритм, который создает искусство. Круто — не создавать объект, а создать станок, который может произвести объект, и контролировать этот процесс.
— Есть ли уже заказчики у вашего проекта по благоустройству городов?
Андрей Блохин: Уже есть партнеры.
Георгий Кузнецов: Финальных заказчиков пока нет. Пока мы хотим самостоятельно сделать первый прототип.
Над нами никто не стоит с хлыстом и не говорит: «Я твой начальник»
Андрей Блохин: Мы не готовы форсировать. Это тиражный проект. Какие-то обыденные предметы городского пространства, которые ты всюду видишь каждый день, должны быть утилитарными, практичными, недорогими. Иначе города не смогут себе позволить их заказывать.
Переехав из Краснодара, города, где, мягко говоря, своеобразная архитектура, в Париж, мы поняли, как радуется глаз, как приятно жить, когда вокруг нет случайных вещей, все разумно устроено.
Георгий Кузнецов: Но потом мы начали видеть недостатки и в парижской системе городской архитектуры. И решили попробовать создать что-то свое.
— Проект стартует в Краснодаре? С Галицким будете работать?
Андрей Блохин: У нас еще несколько совместных проектов в процессе.
Георгий Кузнецов: Есть разные идеи. Но мы взяли небольшой тайм-аут на выставку в Манеже и другие проекты. Два года все наше время уходило только на парк в Краснодаре. Это очень тяжело и непривычно для нас. Нужно разбавлять постоянную работу другими проектами.
У нас нормальная, здоровая, свободная жизнь. Над нами никто не стоит с хлыстом и не говорит: «Я твой начальник». Все, с кем мы работаем, — и галерея «Триумф», которая представляет нас в России, и наши французские, английские, американские галереи, — понимают, что невозможно удержать художников силком. У нас со всеми нормальные отношения. Я не знаю, как бывает с другими художниками, но с нами вот так.