Как стереотипы давят на мам мальчиков и поддерживают дискриминацию сестер и невесток
Братья и сестры
«Сын — это свет в окошке, а я — дочь, прислуга бесплатная», — делится одна из пользовательниц Instagram (соцсеть принадлежит компании Meta, которая признана в России экстремистской и запрещена). Под видео о том, как девочки сталкиваются с обесцениванием в собственных семьях, десятки комментариев.
В традиционном обществе дочери были менее предпочтительным ребенком, что вполне объяснимо с социальной и экономической точек зрения. Дочь — отрезанный ломоть: она уйдет жить в другую семью, и за нее еще надо дать приданое. «Еще одна русская пословица собирает в себе сразу отношение и к дочери, и к сыну: «Дочь питаю — за окно кидаю, сына кормлю — в долг даю, отца-мать кормлю — долг плачу», — говорит семейный психолог, специалист сервиса психотерапии Alter Елена Кандыбина. — Таким образом, в русском, в первую очередь крестьянском обществе воспитание девочки воспринималось скорее как трата ресурса, тогда как воспитание мальчика, по сути, становилось вкладом в будущее самих родителей».
Представления о меньшей ценности дочерей в некоторых регионах мира сильны и сегодня. В одних культурах нежеланным дочерям дают имена, которые переводятся как просьба о сыне. В других и вовсе распространены селективные аборты. Причем интересно, что делают их часто более образованные и обеспеченные женщины. Так что подверженность гендерным стереотипам нельзя объяснить невежеством.
«Конечно, мы уже довольно далеко отошли от тех лет. Сейчас гораздо чаще дочь остается с родителями, а слова «отрезанный ломоть» чаще слышишь по отношению к семье сына. Но все равно в части семей сохраняется восприятие мальчика как более значимого в жизни родителей, — отмечает Елена Кандыбина. — Кроме того, известным фактом является то, что в России средняя зарплата мужчины более чем на 40% превышает среднюю зарплату женщин, поэтому мальчики могут восприниматься родителями как потенциальный источник больших финансовых ресурсов. Очевидно, что в этом случае для них может быть важнее именно сыну дать лучшее образование и возможность получить более престижную профессию, так как, используя дополнительное преимущество своего пола, он, как предполагается, будет гораздо успешнее».
Системный семейный терапевт, специалист сервиса психотерапии Alter Полина Лукиных упоминает исследование, проведенное в 2010 году интернет-порталом Netmums среди 2672 матерей, у которых были и сыновья, и дочери. Оказалось, что дочерей критиковали в два раза чаще, чем сыновей, хотя половина опрошенных утверждали, что считают такое отношение к сиблингам неправильным. По-разному респондентки описывали сыновей и дочерей: о мальчиках чаще говорили как о забавных, дерзких, игривых и любящих, в то время как девочек чаще описывали как сварливых, стремящихся угодить, серьезных и склонных к спорам. «Складывается впечатление, словно мальчикам приписывались более положительные черты характера», — отмечает Лукиных.
По ее словам, если рассматривать разное отношение матери к сыну и дочери вне контекста культуры и времени, то причиной этих различий могут быть и системные факторы внутри отдельной семьи, ее частная история: «Что было с мужчинами в рамках данной семьи? Как семья жила, что передавалось из поколения в поколение, какие мифы, послания? Например, может быть, в семье все мужчины одного поколения были убиты в войну, следующего — сосланы в лагерь, и тогда это могло формировать семейный миф «мужчину нужно беречь». Даже если он никем не проговаривает вслух, члены семьи могли поддерживать его своим поведением, действиями из поколения в поколение».
Действительно, в России на формирование особого отношения к детям мужского пола могли значительно повлиять репрессии и войны первой половины XX века, особенно Великая Отечественная — основную часть погибших в ней составляли мужчины. Описывая половозрастную пирамиду 1959 года, известный демограф Анатолий Вишневский указывал на «просто кричащую» асимметрию между численностью мужчин и женщин. «И [эта асимметрия] продолжала нарастать, 20 лет спустя, к 1979 году, она сделалась еще более выраженной: мужская часть воевавших поколений уходила из жизни быстрее, чем женская», — писал Вишневский. Эти демографические деформации накладывали отпечаток на следующие поколения — «отзвуки войны, ее «эхо» звучат многие десятилетия», писал демограф. Симптоматично появление в 1968 году знаменитой статьи демографа Бориса Урланиса «Берегите мужчин» — он хотя и отрицал влияние прошедшей войны на мужскую смертность, но все же провозглашал необходимость особой заботы о мужчинах.
Хотя к концу XX века гендерный баланс постепенно выровнялся, психологическая травма поколений сохранялась. Психолог Людмила Петрановская описывает этот процесс так: «Каково состояние матери? Она вынуждена держать себя в руках, она не может толком отдаться горю. На ней ребенок (дети), и еще много всего. Изнутри раздирает боль, а выразить ее невозможно, плакать нельзя, «раскисать» нельзя <...> Пока мать рвет жилы, чтобы ребенок элементарно выжил, не умер от голода или болезни, он растет себе, уже травмированный». Следующие поколение женщин, в свое время недополучивших родительской любви, становились гиперопекающими и тревожными родителями, с трудом переживающими сепарацию детей.
В условиях призывной армии на обычные тревоги родительства дополнительно накладывался страх, что источником рисков для сыновей может стать служба — и сама по себе (из-за дедовщины), и в случае новых войн (например, Раиса Горбачева вспоминала, как уже в конце 1960-х проводила социологический опрос для своей кандидатской: «У меня, еще совсем молодой женщины, ходившей с опросным листом от одного сельского двора к другому, люди, особенно женщины — матери, выпытывали тревожно: «А войны не будет?»). Поэтому, например, частый сценарий в позднесоветских и постсоветских семьях — постараться в первую очередь именно сыну обеспечить возможность поступить в вуз в расчете на отсрочку от армии.
«Если все семейные ресурсы направлены на развитие брата, то девочка чувствует, что ее успехи обесцениваются, а личность игнорируется. Таким образом, у дочери формируется заниженная самооценка, что часто толкает девочку в сторону перфекционизма, желания делать все идеально и доказать собственную значимость, — говорит Елена Кандыбина. — Но, увы, признание во взрослом возрасте далеко не всегда излечивает детские раны. И уже взрослая женщина продолжает загонять себя в попытке почувствовать себя достойной и заслуживающей похвалу. Часто такая гонка заканчивается эмоциональным истощением и депрессией».
Худшие сценарии
«Я люблю всех четырех детей одинаково, но последний мальчик… это нечто особенное», — говорит в одном из своих видео блогер Анна Саксон Джоли (293 300 подписчиков в TikTok). И отмечает, что, например, не ругает сына за драки с сестрами — «его нужно понять, у него просто был плохой день». Джоли — пример boy mom: так в социальных сетях и на форумах называют женщин, которые выкладывают в сеть видео о воспитании мальчиков, в которых подчеркивают уникальность своего материнского опыта — от особенностей похода в туалет до трудностей выбора «мальчиковых» игрушек.
Термин «мама мальчика» изначально не имел никаких негативных коннотаций. Как и «папа девочки», girl dad, он использовался для описания опыта родительства по отношению к ребенку противоположного пола. Свой ироничный — а иногда даже оскорбительный — оттенок словосочетание boy mom приняло с ростом популярности TikTok. Этой платформой разговоры о родительском опыте матерей мальчиков не ограничились: например, на популярном сайте о родительстве Motherly появилось эссе журналистки Мэрайи Мэддокс о том, как она ощущает себя в роли boy mom. Рассказывая, как в нее бросают кубиками и впиваются ногтями, как она живет в постоянном хаосе и каждую секунду боится, что кто-то из детей получит сотрясение мозга, она подытоживает: именно сыновья являются «самыми милыми, любвеобильными и эмоциональными маленькими монстрами».
Внимание, а затем и критику вызвали публикации, авторы которых давали понять, что сыновья имеют для них бóльшую ценность, чем дочери, транслировали гендерные стереотипы и примеряли роль ужасной свекрови, готовой отравлять жизнь будущей жене сына. Это, конечно, самоирония, но в ее основе — реальный опыт множества невесток. Неудивительно, что даже в фольклоре — анекдотах, частушках, поговорках — свекровь нередко рисуется злобной женщиной, которая нагружает невестку самой тяжелой работой. Теща же относится к мужу дочери скорее благожелательно; есть даже поговорка: «У тещи зятек — любимый сынок».
Крайнее проявление такой привязанности — когда ребенок становится своего рода «суррогатным партнером». Такие отношения даже называют «эмоциональным инцестом», рассказывает психотерапевт Сюзан Гадуа, и для ребенка они могут быть травматичны: привыкнув обслуживать потребности родителя, он с трудом может сепарироваться и начать строить собственные отношения.
«Всепоглощающая любовь размывает границы и роли, и вот уже мальчик не сын, а «единственное, что у нее есть», с полным функционалом: он и лучший друг, и партнер, и психотерапевт, ведь мама обсуждает с ним семейные проблемы, сексуальную жизнь, требует от него защиты и поддержки, — рассказывает Forbes Woman психолог Анна Данилюк. — В данном случае мы можем говорить о феномене парентификации — «экстренном взрослении», когда ребенка приглашают на роль взрослого и ждут от него соответствующего поведения. Некоторые психологи называют такую форму взаимоотношений хлестким определением «эмоциональный инцест» — ребенок вынужденно обслуживает эмоциональные потребности взрослых, когда его собственные не удовлетворяются».
Задача «вырастить мужика»
Женщина, воспитывающая сына, может страдать от внутренних конфликтов, которые провоцируют многочисленные источники, говорит Полина Лукиных. Это и социальное давление, связанное с представлениями о «нормальной» семье, и ответственность за будущее сына в связи с требованием патриархального общества к характеру и роли мужчины. А если женщина воспитывает ребенка одна, ко всему этому прибавляется еще финансовое и эмоциональное давление.
«Распространенный стереотип касается того, что дети одинокой матери, особенно мальчики, обязательно будут страдать от отсутствия мужской фигуры в семье и вырастут неполноценными мужчинами, не имеющими нормальной гендерной социализации, — рассказывает семейный психолог Елена Кандыбина. — Однако исследования показывают, что гораздо важнее не наличие обоих родителей, а качество воспитания, эмоциональная поддержка и стабильная атмосфера в семье». Она отмечает: дети, растущие в полных семьях, далеко не всегда выбирают в качестве примера для самоидентификации именно собственных родителей того же пола. Нередко такими фигурами становятся другие родственники, учителя или тренеры, родители друзей, герои фильмов и книг. Поэтому в окружении любого современного мальчика, которого воспитывает преимущественно мать, существует множество людей, которые могут стать для него образцом мужского поведения. «Для этого, конечно же, важен подход и самой матери к воспитанию, способность создать с сыном доверительные, но не созависимые отношения», — добавляет психолог.
«Не стоит упускать из виду и такое социальное убеждение относительно мам сыновей, что они должны воспитать и вырастить «настоящего мужчину», — отмечает Полина Лукиных. — При этом если мы попробуем расшифровать, что же значит быть «настоящим мужчиной», то, скорее всего, снова упремся в примеры традиционного патриархального общества, которые будут включать ожидания, связанные с силой, эмоциональной сдержанностью, лидерскими качествами и успехом. Согласно им, «настоящий мужчина» — это такой сильный и волевой альфа-самец, рациональный и собранный; он не плачет, скуп на выражение чувств, вынослив, его главная цель — искать и находить мамонта. Сын, проявляющий чувствительность, может восприниматься обществом как «не соответствующий мужской роли», и это может вызывать у матери чувство вины или страх, что она «делает что-то не так».
Возможная ответная реакция матери на такое давление — реакция по принципу гиперкомпенсации: «я буду стремиться дать сыну все возможное, что только могу», считает Лукиных. Частое следствие этого — смещение внимания в сторону сына в ущерб собственной личной жизни, отдыху, работе, здоровью. «Трудности у женщины начинаются там и тогда, когда она сталкивается с критикой или самокритикой, если поведение ее сына не соответствует типичным общепринятым, распространенным стандартам поведения «настоящего мужчины», — подчеркивает психотерапевт.
На вопрос о том, может ли женщина сформировать у сына альтернативную модель мужественности, Лукиных отвечает: да, особенно если в ее жизни есть примеры любящих и теплых, отзывчивых мужчин — отца, дедушки, брата, дяди. «Ситуации, когда у мальчика не получается выстроить мужскую идентичность, встречаются довольно редко, но даже если так сложилось, то сейчас информационное пространство насыщено примерами, любая мать может дать своему сыну возможность познакомиться с различными мужскими фигурами через фильмы, книги и другие медиа», — говорит Кандыбина.
«Хочется сказать всем женщинам (вне зависимости от того, мама вы или нет, но если мама — тем более) всех возрастов — пожалуйста, берегите себя. Находите себе поддержку, собственные источники ресурсов. Между заботой о сыне и заботой о себе выбирайте баланс, где есть место и одному, и другому», — призывает Лукиных. «Чтобы обрести автономию, мальчику хватит достаточной заботы. В довесок к ней необходимы границы в отношениях «мама-сын» и стабильность ролей в семейной системе, где взрослый и ребенок на своих местах», — добавляет Анна Данилюк.