«Вы же девочки»: как детские игры и школьные дискотеки создают гендерные стереотипы

Ольга Савинская — кандидат социологических наук, академический директор Аспирантской школы по социологическим наукам НИУ ВШЭ. В числе ее исследовательских интересов — гендерная социализация, скрытый учебный план в школах и дошкольных учреждениях, формирование идентичности у девочек. Мы поговорили с ней о том, кто становится ролевыми моделями для современных школьниц, откуда они усваивают гендерные стереотипы и почему для девочек особенно важна поддержка родителей.

— Что такое девичество как объект научного изучения? Как и почему кому-то пришло в голову выделить его и обособленно изучать? 

— В последние десятилетия в гендерных исследованиях все чаще заметен интерсекциональный подход. Когда мы начинаем говорить о социальных группах, то так или иначе задумываемся и о том, какой у них гендер, и о том, какой возраст, экономический статус, образование, социальный капитал. Все это моменты, которые задают уникальность той или иной группы. 

Девичество находится на пересечении двух секторов — исследований гендера и исследований детства и молодежи. Например, то, как девушки ухаживают за собой, чтобы быть красивыми, отличается от того, как это делают зрелые женщины — с точки зрения занятий, коммуникации, смыслов, которые вкладываются в эти практики. Когда берешься за определенный возраст, становится очевидно, что много специфичного. И именно эти особенности определяют профиль социальной группы.

Благодаря статистике и опросам мы можем соотнести, что делали в одном и том же возрасте представители разных поколений. Если продолжать говорить про уходовые практики, то у нового поколения по сравнению с позднесоветским они чаще привязаны к фитнесу. Это менее пьющее поколение, даже если мы говорим не только о столицах, но и о городах-миллионниках (многие видят причину этого в появлении новых форм досуга благодаря цифровизации). 

У девушек, которые вырастали в постсоветские «тучные» нулевые, было больше возможностей работать над своей внешностью и идентичностью, чем у советской молодежи, — делать выбор если не в рамках школы, то во внешкольной активности. Цифровизация и потребительский бум сформировали поколение, которое на волне «гламуризации» их собственного детства приобрело противоположные качества — рефлексию и ограниченное экологическое потребление. Доступное разнообразие дало им возможность осознать, насколько важно иметь выбор и какую значимость для них имеют вещи. Молодежь вкладывает новые смыслы в то, что будет декларировать их социальный статус, поддерживать самооценку и показывать их индивидуальность. Поэтому, например, сейчас мы пришли к моде, которая представителям старшего поколения нередко кажется скучной, некрасивой, неяркой.

— Сейчас в ходу термин «гендерная социализация» — им легко объяснять особенности мышления и поведения, которые якобы свойственны мужчинам и женщинам. Как вам кажется, насколько он вообще рабочий?

— Появление гендерных исследований — это результат модернизации поствоенного общества XX века, так сказать, наследие эпохи Просвещения. Эти исследования показывают разные гендерные режимы в разных социальных средах. Гендерная социализация также может быть очень разной. Например, можно жить и воспитывать детей по «Домострою». Это тоже будет гендерная социализация, но в традиционном ключе. А можно стремиться к отказу от насилия (не только грубого физического, шлепков, но и психологического), поддерживать детей и любые их начинания, чтобы у них была нормальная самооценка, не бояться, если дети интересуются кружками и секциями, где они окажутся в меньшинстве. Такое воспитание окажется более современным, нацеленным на равноправие. Все зависит от того, каким канонам мы следуем.

Одноклассники в меньшей степени влияют на то, как ребенок конструирует свою гендерную идентичность. Более значимо то, что говорят учителя и как организован учебный процесс

Заявляя, что мы воспитываем ребенка определенным образом, мы уже закладываем в нем отношение к гендерным нормам. Идея, что их можно конструировать, появилась не так давно. Мы осмысляем свои практики, критически относимся к тому, что с нами происходит, и пытаемся через эту критику улучшать разные процессы в обществе. 

Обсуждение разных канонов и возможность их сосуществования — это признак современного общества. Даже воинствующие сторонники «Домостроя» сегодня понимают, что существуют и другие взгляды на воспитание. Грустно, когда обращенность в прошлое становится доминирующей, потому что мы уже живем во множественной современности. Увлеченность прошлым не дает нам прожить XXI век. 

— Тема некоторых ваших исследований — скрытый учебный план в школах. Что это такое и какие вы сделали открытия, изучая его? 

— Это понятие близко связано с длинным процессом социализации. В школе есть академический учебный план: изучение математики, литературы, русского языка. Надо, условно говоря, научиться решать двести задач, сделать без ошибок двести упражнений, прочитать двести книг. Но, кроме этого, в школе есть и много внеклассной деятельности, которая задает определенные каноны поведения в обществе, в том числе как вести себя мальчикам и девочкам.

У нас в законе об образовании зафиксировано, что образование — это обучение плюс воспитание. И в школах действительно учат, как правильно коммуницировать, какие есть культурные коды, какое поведение будет давать подростку уверенность и силы, а в каких ситуациях он будет чувствовать себя не в своей тарелке. Детей не просто учат строгать дерево и варить борщ, но заодно еще и рассказывают, кому стоит заниматься одним, а кому — другим. И если ты будешь заниматься чем-то не тем, то будешь чувствовать себя изгоем, потому что занимаешься несвойственным твоему полу делом. 

Одергивание девочек на переменах: «Вы же девочки, что вы орете», — это тоже элемент скрытого учебного плана. Он реализуется учителями по наитию, из благих побуждений. В традиционном обществе представления о том, как себя вести, имеют нормативно-гендеризованную окраску, и педагоги говорят об этом детям в разных ситуациях, связанных и не связанных непосредственно с обучением. 

По ходу передачи детям предметных знаний их одновременно социализируют и объясняют, как вести себя в обществе. Какую профессию выбрать, как выглядят мужчины и женщины, что классно, а что совсем не круто — все эти вопросы возникают и решаются в небольших коммуникативных взаимодействиях с учителем, ровесниками, через организацию учебного процесса, а также на экскурсиях и дискотеках. 

Мы изучали разные аспекты школьной жизни и выяснили, что одноклассники в меньшей степени влияют на то, как ребенок конструирует свою гендерную идентичность. Более значимым фактором оказалось то, что говорят учителя и как организован учебный процесс. Да, для подростков постарше на первый план выходят ровесники, но то, какие рамки учителя задают во взаимодействиях на уроке и вне урока, продолжает на них влиять существенно. 

— А что происходит с этими факторами в период подросткового бунта? «Ты же девочка» продолжает звучать в голове или уходит на второй план? А если уходит, то почему потом возвращается? 

— Мне кажется, это зависит от среды, от учителей, от той повестки, которую они формулируют, — консервативная она или более современная. 

В одних школах можно увидеть насаждение стереотипов. Тогда в подростковом возрасте одна часть девочек будет испытывать удовольствие: «Я соответствую ожиданиям, все классно» — и это повышает самооценку. У другой части появятся сомнения, они будут испытывать фрустрацию и переживать, потому что не укладываются в рамки, которые им предложили учителя и школа. 

Даже при неплохих достижениях в школе и общественной жизни девочки склонны себя недооценивать

Но есть и более успешные примеры. Проведя широкий опрос первокурсников и второкурсников, мы узнали, что для многих школа была позитивным местом. Девушки брали пример с учительниц, которые вели математику или физику, подбадривали их и давали возможность проявлять себя. 

— Где истоки принятия стереотипов? Это все начинается с детского сада?

— Скажем шире, с дошкольного возраста. У нас в дошкольных учреждениях приветствуется, что девочки играют в куклы, потому что они будущие матери. Но игра в машинки — это тоже интересно, динамично, связано с постижением пространства, с путешествиями, она задействует фантазию, и эта игра становится все более популярной у девочек. Это освоение разных игровых полей. 

Игровые поля, традиционно маркируемые как «девичьи», мальчиками пока не осваиваются. А мальчикам было бы полезно вовлекаться в игры, связанные с отцовскими ролями, потому что семья состоит из двух родителей. Сейчас очень популярно на уровне госстроительства декларировать важность семейных ценностей, но в садике, как ни странно, закладывается модель одинокого материнства. «Дочки-матери» — классика девичьей детской игры. Иногда мальчики приходят к девочкам починить кран на игрушечной кухне или предлагают на машине покатать — вот максимум взаимодействия, которое они представляют себе в игре в семью. 

Почему не обратить на это внимание и не разработать методические пособия для стимулирования воспитателями ролевых игр? Где в семье два родителя, которые любят и поддерживают друг друга в разных практиках ухода за детьми. Ведь любовь и лад — это то, что воспевается как традиционные семейные ценности.

— Смена поколений воспитателей и учителей дает надежду, что мы преодолеем стереотипы воспитания?

— Исследований, которые изучают, как мы воспитываем мальчиков и девочек в дошкольных учреждениях в России, немного, но прекрасен тот факт, что они появились. Пусть с трудностями и с постоянными откатами к практикам прошлого, мы все равно вступаем в новую эпоху, и время работает на нас. И в образовании мы также будем двигаться к обновленным более современным форматам. 

— А что могут сделать родители? В школе на ребенка давит коллектив, он помещен в рамку «учреждения» — не каждый чувствует в себе силы идти против него.

— Если ребенок ощущает, что в школе все против него, родитель должен быть главной крепостью, защищающей его. Ребенок должен чувствовать родительскую поддержку всегда. Это дает ему базовые силы.

Особенно это касается девочек. Существует множество исследований, что даже при неплохих достижениях в школе и общественной жизни девочки склонны себя недооценивать. Поэтому, на мой взгляд, даже если девочка делает что-то странное, нетипичное, важно разобрать это в ней в душевном разговоре, выяснить мотивы. Чаще всего они вполне человеческие, объяснимые и не несут вреда окружающим. А если они еще и не вредят учебе, то, возможно, стоит поддержать и успокоить дочку. 

Самооценка связана и с разным уровнем проявления буллинга. Это также не должно быть закрытой темой для семейных разговоров. С групповым давлением нужно уметь обходиться. Например, дети ценят тех сверстников, у кого хорошее чувство юмора. Тот, кто допускает, чтобы над ним пошутили, но при этом не теряет самооценку, выходит из конфликтной ситуации с достоинством, воспринимается в итоге как сильная личность. Особенно это касается девочек, которые чаще боятся быть осмеянными. Но важно не допускать более жестоких проявлений и проводить профилактические разговоры, через осознание некоторого поведения как недопустимого. 

— Вы упоминали учительниц физики и математики. Вечный вопрос: почему девочки, у которых в средней школе с этими предметами все хорошо, к концу учебы вдруг словно из них вымываются? 

— Сто лет назад академик Дмитрий Лихачев говорил, что выдающимся филологом может быть только мужчина. В те годы большинство научных работ действительно писалось мужчинами, они создавали известные филологические кружки. Некоторые писательницы и поэтессы тогда брали мужские псевдонимы, чтобы снять с произведений стигму «женского письма». Зато сегодня считается большим достижением, если в группу на филфак приходят хотя бы два мальчика. Хотя у мужчин к гуманитарным предметам прекрасные способности, и они это несколько веков доказывали. То есть гендерные стереотипы и предпочтения носят исторический характер — они приходят и уходят. 

Если женщина борется с патриархальными конструкциями в голове, у нее не будет возникать желания загнать мужчину под каблук

Пройдет время, маятник качнется — и мужчины пойдут в филологию, а женщины будут заниматься математикой. Уже сейчас мы видим, что есть девочки и женщины, которые получают первые места в олимпиадах и профессиональные премии в математике, заканчивают за мужчин нерешенные задачи и формулируют новые проблемы. 

Но гораздо лучше, чтобы мы не создавали эти мужские и женские анклавы в профессиональном мире, а взаимодействовали вместе и были более инклюзивны друг к другу. Чем больше между людьми взаимодействия, тем стабильнее общество и тем большего оно достигает. 

— Раз уж мы заговорили о поляризации: вы также исследовали мизандрию. Что вы узнали, изучая то, как женщины критикуют типичную мужественность? 

— Это был следующий шаг после исследований мизогинии как одного из атрибутов патриархата. Возможность для женщин сегодня занимать определенные позиции в обществе создает обратную ситуацию — женщины критикуют и принижают мужчин. Однако она не полностью зеркальная. Нам известно, что женщины и мужчины в ситуации большинства действуют по-разному: если женщина попадает в мужской коллектив, ее ждет стеклянный потолок, но если мужчина попадает в женский коллектив, для него открывается социальный лифт. Мизандрия мягче мизогинии, но они обе являются проявлениями патриархата. 

Какие же характеристики мизандрии мы выявили? Например, меняются требования к внешнему виду: если раньше брутальность ценилась, то сегодня она рассматривается только через внимательный уход за собой, признается скорее деланная небрежность. Критикуются моменты, связанные с ролью мужчины в семье: удаленное или «теле отцовство», когда мужчина большую долю времени находится вне семьи и только зарабатывает деньги на содержание ребенка, приводит к тому, что его называют денежным мешком, не ценят его роль, потому что он не завоевывал ежедневно психологическое пространство в семье и доверие детей. 

— Мизандрия часто упакована в противоречивые формулы: «все мужики сволочи», но женское счастье — это чтобы один из них у тебя обязательно был. Как это уживается?

— Это как раз признак патриархата, когда кому-то кого-то надо ругать: начальнику — меня, мне — подчиненного, моему ребенку — куклу. Мизандрия — это проявление патриархального дискурсивного насилия, только в отношении мужчин. 

Наоборот, если женщина борется с патриархальными конструкциями в голове, у нее не будет возникать желания загнать мужчину под каблук — скорее, она будет искать другие формы взаимодействия. А классическая ругань на кухне, где женщина пытается обидеть своего партнера, абсолютно укладывается в рамки патриархата. 

Я абсолютный противник усиления мизандрии, потому что идеи феминизма состоят в том, чтобы мы были более инклюзивны друг к другу, не создавали перекосов в обществе и жили во взаимодействии. Высмеивать и создавать новые стигмы в отношении мужчин и женщин непродуктивно. Значительно полезнее убирать барьеры и чувствовать себя свободными в обществе, не мешая друг другу проявлять свою сущность, свой потенциал.