Году в 2005 зашел у меня спор со знакомым инвестбанкиром о прогнозе цены на нефть. Мы тогда заключили пари, что к концу 2008 года нефть будет стоить $150 за баррель. Я с пеной у рта доказывал, что нет никаких объективных причин для такого скачка, и я оказался прав – нефть упала с $43 до $38 за баррель. Конечно, моей победе сильно помог экономический кризис, но мы с моим другом согласились, что летний пик был исключением, а не правилом.
Причины, которые заставляли меня с упорством барана отстаивать свою точку зрения, как мне казалось, лежали на поверхности:
- стагнация спроса;
- последовательное увеличение предложения, несмотря на истощение старых месторождений в Северном море и странах Персидского залива;
- затоваривание рынка;
- активный ввод в эксплуатацию новых традиционных месторождений;
- взрывное развитие добычи со сланцевых месторождений и медийная шумиха вокруг них.
Ни один из этих факторов не исчез ни в 2009, ни в 2011 или 2012 году. Тем не менее я проиграл все последующие пари с моим другом на эту тему, и нефть вновь превысила $120 в марте 2012 года. При этом стоянка нефтяных танкеров на рейде английского порта Mill Haven напоминала автостоянку возле какого-нибудь загородного торгово-развлекательного центра в субботу днем или выставку современного танкерного флота. Причем некоторые танкеры стояли там, не ожидая разгрузки, а как временные хранилища сырой нефти, которую невозможно было продать.
Среди причин, державших цены на нефть на уровнях близких к $100 за баррель, практически все аналитики выделяют «финансиализацию» нефти – превращение ее в финансовый инструмент. К середине 2012 года объемы «контрактной» нефти превышали объемы физических поставок почти в 5 раз! Такая оторванность рынка реальных поставок от рынка нефтяных финансовых инструментов напоминала интернетовский бум 2000 года и не могла не привести к радикальной коррекции цен, проходившей к тому же на фоне существенного сокращения потребления в Китае и Юго-Восточной Азии, поступления на рынок объемов сланцевой нефти, достаточных для перевешивания чаши весов в определенную сторону, вступления в силу регуляторных обязательств по использованию и продаже биотоплива в ЕС и США, серьезных конфликтов внутри ОПЕК. Именно поэтому коррекция, которую все участники рынка ожидали достаточно долго, приняла столь резкий и глубокий характер.
Одним из долгосрочных последствий обвала цен 2014-2015 годов станет отказ от нефти как резервной инвестиции, наряду с золотом и государственными долговыми инструментами. Эта проверка реальностью нефтяного рынка будет сдерживать рост цен на углеводороды в среднесрочной и долгосрочной перспективе.
В последние несколько лет много надежд возлагалось на сланцевые углеводороды, добыча которых преподносилась прессой почти как полная альтернатива традиционным методам и регионам добычи. Обвал цен наглядно доказал если не полную несостоятельность, то по крайней мере преждевременность бурного оптимизма сторонников идеи использования сланцевых углеводородов. Как и биотопливо, сланцевые углеводороды, скорее всего, останутся на задворках нефтяного рынка в ближайшие 18-36 месяцев и не будут оказывать значительного влияния на ценообразование нефти, привязанной к марке Brent.
Еще одним, естественным последствием радикальной коррекции цен на углеводороды является резкое сокращение затрат на геологоразведку и ввод в эксплуатацию новых месторождений. Это привело к тому, что уровень капитальных затрат нефтяных компаний в 2014-2016 годах достиг исторического минимума (в реальных ценах) за последние 50 лет, что, однако, не помешало в 2015 году подтвердить гигантские размеры газовых месторождений на шельфе Египта. Невосполнение запасов углеводородов, кроме стимуляции очередного витка рассуждений о пике добычи нефти в реальности, видимо, не будет оказывать заметного влияния на цены, поскольку рост потребления в ближайшие 18-36 месяцев будет удовлетворяться из существующих запасов.
Кризис мировой нефтяной отрасли 2013-2016 годах развивался на фоне растущей нестабильности в основных нефтедобывающих регионах – от Венесуэлы и Эквадора до Ирана. Традиционно, чем больше стреляли на Ближнем Востоке, тем выше была цена на углеводороды, однако нынешний кризис порвал эту линейную зависимость. Добавьте к этому неожиданную победу Трампа на президентских выборах, соглашение (с непонятной пока перспективой соблюдения) ОПЕК о сокращении добычи, Парижские соглашения об ограничении выбросов CO2 в атмосферу, санкции в отношении российского нефтяного сектора (и перспективу их смягчения в 2017-2018 годах), смену руководства нефтяной отраслью в Саудовской Аравии, начало поставок иранской нефти на мировой рынок, и становится понятно, что все эти факторы, как крыловские лебедь, рак и щука, будут тянуть цены в противоположные стороны.
Однако, если прогнозы о мировом и китайском экономическом росте в этом и следующем году начнут сбываться (4% и 6,5% соответственно), то нервный нефтяной рынок обретет уверенность и перестанет, по крайней мере, пугать потребителей и участников крайностями, а это создаст условия для устойчивого развития отрасли.
Разведка – это здорово!
Геологоразведка, особенно первичная (новых месторождений), обычно становится первой жертвой сокращения нефтяной отрасли. Причем сокращение финансирования геологоразведочных работ имеет эффект домино и затрагивает не только собственно нефтяные, но и сервисные, консультационные компании, производителей оборудования и даже высшие учебные заведения, готовящие специалистов для нефтяной отрасли. Предыдущий период низких цен, длившийся около 20 лет, сильно обескровил нефтяную отрасль, а ценовой бум и связанный с ним рост отрасли начала 2000-х не смог полностью компенсировать нехватку оборудования и специалистов. С 2014 года все нефтяные компании активно сокращали как финансирование (с около $850 млрд в 2014 году до приблизительно $430 млрд в 2016 году), так и физические объемы работ, и количество разрабатываемых участков. Наблюдаемая в последние месяцы стабилизация цен около цифры $50 за баррель должна переломить тенденцию к дальнейшему сокращению расходов на геологоразведку, однако не приведет к существенному увеличению ее объемов.
Скромность прогноза (около 2,5%-3% роста объемов финансирования) связана с тем, что стабилизация и наметившаяся, но пока неустойчивая, тенденция к росту цен на углеводороды в первую очередь повлияет на небольшие и средние компании США, которые вновь смогут получить кредитное финансирование под залог углеводородов в земле (что, кстати, невозможно в России вследствие, на мой взгляд, устаревших принципов регулирования недропользования), которое будет направлено либо на вторичную геологоразведку, либо на первичную разведку на контурах разработанных участков, что позволит быстро вернуть заемные средства. Нынешние тенденции скромного роста цен и спроса на углеводороды также подстегнут производителей сланцевых углеводородов, которые смогут вкладываться не только в геологоразведку, но и в передовые технологии, снижающие стоимость добычи сланцевых углеводородов.
Однако дальнейший рост геологоразведки будет сдерживаться накопившимися системными проблемами отрасли, для решения которых необходим длительный период устойчиво высоких цен на углеводороды. Именно поэтому крупные и транснациональные нефтегазовые компании будут продолжать сокращать расходы и объемы геологоразведки. Помимо общих причин, такое сокращение также вызвано прекращением разведочных работ на самых крупных открытиях последних 10 лет: в Норвегии, Египте, Израиле, России и Ираке. Набирающие популярность методы безбурильного оконтуривания нефтегазовых резервуаров будут совершенствоваться, что в принципе приведет к сокращению любых затрат на геологоразведку. Большинство аналитиков сходятся на том, что крупные и транснациональные нефтегазовые компании в течение следующих 2 лет сократят финансирование геологоразведки приблизительно на 10%. Что, к сожалению, приведет (в лучшем случае) к стагнации в отраслях нефтяного машиностроения, производства оборудования и образования в нефтегазовом секторе. Стагнация/сокращение этих важных составляющих нефтегазового сектора будет оказывать серьезное сдерживающее влияние на развитие отрасли после 2020 года.
Учитывая труднодоступность недавно открытых месторождений (кроме, пожалуй, газового месторождения Зор в Египте) и продолжительность цикла их ввода в эксплуатацию, можно ожидать, что сокращение геологоразведки в долгосрочной перспективе будет оказывать сдерживающее влияние на предложение углеводородов и подталкивать цены вверх. Кроме того, санкции, введенные США и ЕС против российского нефтегазового сектора (если их не снимут или если природная изобретательность наших нефтяников не подскажет, как обойтись без западных технологий), приведут к замедлению темпов освоения в первую очередь крупных арктических месторождений, что также будет подталкивать цены вверх.
А в самой ближайшей перспективе мы получим самую экономную отрасль за много лет. Стоимость добычи уже снизилась в среднем на 20%, и ожидается дальнейшее снижение еще не 3-7% в 2017 году, что приведет к увеличению количества FID (окончательных инвестиционных решений) вдвое по сравнению с прошлым годом. Капиталовложения по этим проектам составляют в среднем всего $7 за баррель (bbl) нефтяного эквивалента, что гораздо меньше объемов капиталовложений в проекты, начатые в 2014 году ($17 за баррель). Да и обходятся они довольно выгодно: внутренняя норма прибыли (IRR) возрастает с 9% до 16%.
Достигнуть большего меньшим
Сланцевый сектор – пример того, как добиться высокой эксплуатационной эффективности при малых капитальных затратах и даже несмотря на потенциальную инфляцию вследствие роста издержек производства. В секторе наблюдается небывалое повышение эффективности; взять хотя бы бурильщиков, которые завершают бурение скважины на 30% быстрее. C внедрением новых технологий скорость бурения должна еще возрасти процентов на 20-30%, особенно в начале цикла разработки сланцевых месторождений. Еще одним фактором, который будет способствовать снижению себестоимости извлечения, будет снижение мощности гидроразрыва в сочетании с увеличением доли нефти в извлекаемой жидкости, благодаря изменению химических присадок в технологической жидкости и новым методологиям определения направления гидроразрывов.
Ожидается, что при прогнозируемом уровне цен большинство новых труднодоступных месторождений (глубоководные, арктические, с залеганием ниже 4 500 метров и со сложной геологией) будут убыточны или, в лучшем случае, давать нулевую прибыль. Поэтому предпочтение будет отдаваться проектам с низкой себестоимостью извлечения. Ситуация осложняется тем, что большинство таких проектов находится в зоне ближневосточных конфликтов (Ирак, Египет, Алжир) или в странах, так или иначе вовлеченных в санкционные режимы (Иран, Ливия). Это, наверное, самая лучшая иллюстрация смычки экономики с политикой – ведь для успешной эксплуатации проектов в этом регионе требуется хотя бы минимальная политическая стабильность (хотя бы чтобы пушки замолчали и нефтяников не похищали). Наверное поэтому котировки всех нефтяных компаний поползли вверх после утверждения бывшего шефа «ЭксонМобил» новым госсекретарем США. Рынки, очевидно, надеются, что создание почти нормальных условий для работы нефтяников на Ближнем и Среднем Востоке станет теперь одним из приоритетов внешней политики США.
Отрасль выбрала лучшие проекты для оптимизации и продвижения вперед. В 2017 году ей нужно будет обратить внимание на оптимизацию новой волны разработок, чтобы подготовить скважины к эксплуатации. Правительствам также придется сыграть определенную роль в улучшении финансовых условий с целью привлечения недостающего капитала на поисково-разведочные работы и добычу, в первую очередь путем создания стимулов для инвестиций в нефтегазовый сектор, благо инструментов для этого предостаточно. Моим любимым примером является создание практически с нуля Альтернативного инвестиционного рынка Лондонской фондовой биржи (АІM), как площадки для привлечения капитала прежде всего для разработки небольшими компаниями запасов нефти Северного моря. АІM оказался настолько удобным для нефтегазового сектора, что к концу 90-х около половины нефтегазовых компаний, торговавшихся на АІM, имели активы в России, Западной Африке и Центральной Америке.
Скромный рост добычи
Учитывая более чем скромные ожидания роста спроса на углеводороды, ограничения на добычу, введенные ОПЕК и присоединившимися к соглашению странами-экспортерами нефти, скорость реализации имеющихся в хранилищах запасов, 40% уменьшение капитальных инвестиций, политическую нестабильность на Ближнем Востоке и в Латинской Америке, рост добычи навряд ли превысит 2,5%-3%. При этом конкретные темпы роста будут зависеть во многом от того, как быстро американский сланцевый сектор будет реагировать на изменения цен.
Если цены будут держаться на уровне не ниже $55 за баррель в течение первых двух кварталов 2017 года, то у самых технологически продвинутых сланцевых добытчиков появится мощный стимул наращивать добычу. Поэтому в этих условиях можно ожидать, что падение сланцевой добычи прекратится где-то к середине второго квартала. Учитывая, что срок ввода новых сланцевых скважин в разы короче, чем традиционных, можно ожидать, что суммарная добыча сланцевых углеводородов к концу 2017 года вырастет на приблизительно 350 000 – 400 000 баррелей в день по сравнению с концом 2016 года.
В течение последних двух лет многие нефтегазовые компании выставляли на продажу или себя целиком, или свои активы, на развитие которых просто не хватало ни денег, ни специалистов, ни времени. В связи с наметившейся тенденцией роста производства и спроса можно ожидать некоторого оживления на почти умершем рынке нефтяных M&A, хотя крупных приобретений в 2017 году ожидать не стоит.
Переход с режима выживания на режим роста
Если говорить о перспективах для компаний, то, наполовину преодолев порог безубыточности в 2016 году, они начнут выходить из «режима выживания». Главными темами по-прежнему останутся финансовая дисциплина и разгрузка от накопленных долговых обязательств, но, подстегиваемые попыткой ОПЕК взвинтить цены, компании будут с усиленной активностью изыскивать возможности для адаптации и роста.
В отрасли сохранится тенденция к перемещению инвестиционных портфелей на объекты с низкими издержками освоения и эксплуатации, и, более осторожно, в новые источники энергии. Сланцевая нефть будет основным сегментом привлечения инвестиций (и снова на переднем плане Пермский и Бразильской подсолевой слои); оба из которых располагают значительными запасами и имеют самую низкую стоимость добычи. Не исключено, что некоторые крупные игроки переориентируются на малозатратную добычу в богатых ресурсами регионах – России и на Ближнем Востоке.
Повышение экономической эффективности поисково-разведочных работ, снижение цен на M&A сделки и внушительный потенциал открытых ресурсов облегчат процесс перехода и адаптации, обеспечивая возможности и прочную финансовую основу для приумножения новых предприятий и развития бизнеса.
Ожидается, что нефтегазовый сектор в 2017 году продемонстрирует большую стабильность чем в два последних года, с колебанием цен на нефть в диапазоне $55-62, что дает основания для сдержанного оптимизма и надежд на рост. Похоже, что в 2017 году нефтедобывающий сектор начнет постепенно и осторожно восстанавливаться, подпитываясь новыми инвестициями.