17 августа российское правительство объявило дефолт. Банковская система оказалась в коллапсе, население потеряло значительную часть сбережений, курс рубля упал в несколько раз. Дело было в 1998 году. Двенадцатилетние дефолта проходит довольно незаметно — многие работники финансовой индустрии просто слишком молоды, чтобы его помнить. Нейтральный финансовый термин «дефолт» окончательно вошел в разговорный и политический язык как эвфемизм для не менее емкого непечатного слова.
История последних двух лет показывает, что представители государственных структур хорошо выучили уроки — создали резервы, осознали риски массовой невыплаты долгов и раздачи слишком дешевых казенных денег. Именно из-за драконовских процентных ставок и жестких требованиям по залогам было использовано всего около четверти средств, ассигнованных ВЭБу на защиту стратегических предприятий от банкротства и продажи контрольных пакетов «неправильным» структурам. Само наличие программ поддержки — даже притом что многие из них существовали только на бумаге — оказалось ушатом воды для невменяемых отечественных и зарубежных участников рынка. К настоящему времени спасительные кредиты полностью выплачены за счет средств, взятых на нормализовавшемся отечественном рынке — два года назад корпорации были готовы брать средства под любой процент, а уже год назад 14% по вэбовским кредитам выглядели штрафными санкциями — на рынке можно было одолжить дешевле и без залога. Банковский сектор спасали более щедро, фактически гарантировали все вклады во всех сколько-нибудь крупных банках — опасаясь обвала по образцу 1998 года. Да и опыт мини-кризиса 2004 года тоже не помешал. В отличие от торфяных, финансовые пожары наши власти тушить научились, и очень даже неплохо.
С другой стороны, мир за последние годы изменился. Источники нестабильности находятся не на развивающихся, а на развитых рынках, и демонтаж стабилизационных программ в США, Еврозоне и Великобритании будет небыстрым и тягомотным. Теория «новой нормы» — более нестабильного мира с менее доходными финансовыми активами — овладевает умами инвесторов и приучает их к смирению.
Мировые проблемы мировыми проблемами, но хотелось бы понять, где теперь находятся слабые места российской экономики в долговом аспекте.
С государственными финансами пока все в относительном порядке, кредитоспособность Российской Федерации очень высока. Опора на внутренний долговой рынок выглядит разумной, а внешние заимствования фактически идут на замещение имеющегося незначительного долга. Риски могут возникнуть в случае избыточного усердия государственных корпораций и ОАО. Состояние российской инфраструктуры требует огромных вливаний, а начиная еще с царских железнодорожных проектов в подавляющем большинстве случаев по инфраструктурным займам в итоге расплачивался бюджет. Разумные ограничения внешних займов представителями государства и обещанный Минфином мониторинг — скорее всего, достаточные меры на сегодняшнем этапе.
Корпорации тоже стали аккуратнее в структуре заимствований — «маржин коллы» позапрошлого лета будут еще долго сниться финансовым директорам. Долговая политика стала более взвешенной — как минимум у компаний первого и второго эшелонов. Даже после открытия внешних рынков заимствования происходят очень аккуратно, недорого и надолго — хватательный инстинкт пока подавлен.
Однако средние предприятия остаются перекредитованными, а механизмы урегулирования долга в правовом поле, особенно на публичном рынке, работают плохо. Недаром судов старались избегать и кредиторы, и заемщики. Поправки в законодательство о процедурах реструктуризации, собраниях облигационеров — по образцам, существующим на рынке еврооблигаций, — необходимы для эффективного функционирования рублевого рынка. Необходимо сделать гарантию в российском праве если не такой же стальной, как в английском, то хотя бы по-казахски жесткой. Без этого любое «разруливание» неплатежей будет приводить к большому количеству жертв и разрушений. Проблемы региональных долгов больше увязаны с налоговой политикой и могут быть решены только в рамках очередного раунда бюджетной реформы — да и объем рынка не столь велик.
Самые большие опасности могут исходить от кредитов населению и малому бизнесу. Хотя в кризис кредитование населения сжалось, сейчас активность банков по вовлечению заемщиков в новые кредитные продукты резко усилилась. При этом качество заемщиков — на фоне стагнирующих зарплат и такого же рынка недвижимости — скорее всего, будет еще хуже. Хотя в целом уровень проникновения потребительских кредитов в России меньше, чем в Восточной Европе, отдельные группы населения закредитованы не хуже, чем жертвы американского «суб-прайма». При отсутствии механизмов личного банкротства и цивилизованного законодательства о коллекторской деятельности душераздирающие истории и неподъемные уровни долга потребуют политических решений — которые редко бывают приемлемыми для всех. Необходимо усиливать законодательство о раскрытии информации, повышать финансовую грамотность, а в особо тяжелых случаях — таких, как «кредиты на пельмени» или по мобильному телефону — вводить прямой запрет и административные санкции. Без этого следующее спасение банковского сектора будет и сложнее, и дороже.
Опыт последних двух финансовых кризисов (и любого пожара) показывает, что для смягчения последствий стихии «рынды» должны висеть на своих местах, огнетушители — быть заряженными пеной, а в лесах и помещениях — назначены ответственные за пожарную безопасность. А самое главное, что риски нужно отслеживать и работать над ними в «мирное время». То есть, с финансовой точки зрения, — прямо сейчас.