Когда природные ресурсы могут принести экономике больше вреда, чем пользы

Чарльз Уилан читает в Рокфеллеровском центре Дартмуртского колледжа  курсы по международной политике, экономике и налогообложению, пишет колонки для Yahoo! Finance, The Economist и The New York Times и Wall Street Journal, а также написал несколько бестселлеров, в которых доступным языком объясняет все, что связано с  его областью знаний. 

Один из бестселлеров — «Голая экономика» вышел в октябре в издательстве «Манн, Иванов и Фербер». Forbes публикует отрывок.

Согласно данным Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН, миллиард жителей нашей планеты не получает достаточно еды. Подавляющее большинство живет в развивающихся странах, примерно половина — в Индии и Китае. Как такое вообще возможно в нашем веке? Мы  расщепили атом, высадились на  Луне, расшифровали геном человека. Почему же 2 млрд человек на нашей планете выживают меньше чем на два жалких доллара в день?

География

Приведу вам потрясающие данные: только две из 30 стран, отнесенных в рейтинге Всемирного банка к группе богатых, в частности, Гонконг и Сингапур находятся между параллелью тропик Рака, которая проходит через Мексику, Северную Африку и Индию, и параллелью тропик Козерога, пересекающей Бразилию, северную оконечность ЮАР и Австралию. Судя по всему, географическое положение можно считать выпавшим на нашу долю везением, своего рода наследством, которое жители развитых стран воспринимают как нечто само собой разумеющееся. Эксперт по вопросам развития Джеффри Сакс в своей оригинальной статье утверждает, что распределение доходов в мире в значительной мере объясняется климатом. Он пишет: «Учитывая разные политические, экономические и социальные картины, сложившиеся в разных регионах мира, невозможно считать совпадением тот факт, что почти все страны, расположенные в тропиках, остаются на пороге XXI века слаборазвитыми». США и вся Европа лежат за пределами тропиков; бóльшая часть Центральной и Южной Америки, Африки и Юго-Восточной Азии расположены в пределах этой климатической зоны. 

Погода в тропиках прекрасна для отпуска, почему же она не годится для всего остального? Причина, по словам Джеффри Сакса, заключается в том, что высокая температура и тропические ливни отнюдь не способствуют производству продуктов питания, зато способствуют распространению разных заболеваний. Таким образом, два главных достоинства богатых стран — высокая эффективность производства пищевых продуктов и достаточно хорошее здоровье населения — в тропиках воспроизвести попросту невозможно. Почему жители Чикаго не страдают от малярии? Потому что холодные зимы убивают москитов, разносчиков этой болезни, а вовсе не потому, что нашим умным ученым удалось ее победить. Кроме того, в тропиках людей подстерегает еще одна ловушка: львиная доля населения тропических стран вынуждена заниматься низкопродуктивным сельским хозяйством. И  их урожаи, а значит, и жизнь вряд ли когда-нибудь улучшатся сами по себе, учитывая скудность почвы, непредсказуемость осадков и  множество сельскохозяйственных вредителей, уничтожающих посевы. 

Разумеется, страны нельзя взять и  перенести в  местность с благоприятным климатом. И экономист Джеффри Сакс предлагает два более практичных решения. Во-первых, следует настойчивее поощрять внедрение технологических инноваций, разрабатываемых с учетом уникальной экологии тропиков. Печально, что ученые, подобно грабителям банков, стремятся туда, где есть деньги. 

Фармацевтические компании получают прибыли от разработки препаратов-хитов для потребителей из развитых стран мира. Из 1233 новых лекарственных средств, на которые были выданы патенты в период с 1975 по 1997 год, только 13 предназначались для лечения тропических болезней. Но  даже этот показатель внимания к  данному региону явно завышен, потому что девять из этих 13 лекарств появились только благодаря исследованиям, проведенным американскими военными во время войны во Вьетнаме, либо в результате исследований, проводимых по заказам рынка крупного рогатого скота и домашних животных. Как же нам заставить частные фармакологические компании уделять столько же внимания сонной болезни (над созданием препаратов для ее лечения сегодня не работает ни одна крупная фармацевтическая фирма), сколько уделяется собачьей болезни Альцгеймера, от которой Pfizer уже предлагает лекарство? Для этого надо изменить стимулы. 

В 2005 году премьер-министр Великобритании Гордон Браун поддержал давнишнюю идею некоторых экономистов — определить, от какой болезни больше всего страдают беднейшие страны мира, и предложить крупный денежный приз первой компании, которая разработает вакцину, соответствующую ряду заранее определенных критериев, таких как эффективность, безопасность для детей, отсутствие необходимости хранения в  холодильнике и тому подобные. Впрочем, надо сказать, план Брауна был несколько сложнее: он предполагал, что богатые правительства будут заранее брать на себя обязательство приобрести по  назначенной цене определенное количество доз победившей вакцины. Бедные люди получали бы лекарство для спасения их жизней, а фармацевтическая компания получала бы то, что позволяло бы ей компенсировать затраты на создание нового препарата, то есть доход на инвестиции, точно так же, как они получают его от разработки лекарств, которые с готовностью покупают потребители в богатых странах. Следует отметить, что британское правительство очень давно мыслит в таком ключе. Еще в 1714 году, подсчитав, что 2000 моряков погибли из-за того, что корабли теряли курс в море, врезались в скалистые берега и тонули, правительство Британской империи предложило £20 000 тому, кто разработает прибор для измерения долготы на море. Так был изобретен хронометр. 

Второй способ вывести бедные тропические страны из ловушки натурального сельского хозяйства, по мнению Джеффри Сакса, заключается в том, чтобы открыть их экономики для остального мира. Так, он отмечает: «Если страна сможет прорваться через несельскохозяйственные секторы к  более высоким доходам — например, благодаря существенному расширению экспорта промышленных товаров — бремя тропиков значительно уменьшится». И снова мы возвращаемся к старой доброй торговле. 

Открытость для торговли

Порочная логика протекционизма (идея о том, что отказ от потребления иностранных товаров может сделать страну богаче) кажется привлекательной. Стратегии вроде «самодостаточности» и  «государственного руководства» отличали многие постколониальные режимы, в  том числе Индию и  большинство стран Африки. Таможенные барьеры призваны были создать своего рода «инкубатор» для отечественных отраслей промышленности, чтобы они достаточно окрепли и смогли выдержать международную конкуренцию. Но, как учит экономическая наука, компании, защищенные от конкуренции, не наращивают силу, они жиреют и становятся ленивыми. А политическая наука говорит, что помещенные в «инкубатор» отрасли остаются там навечно. Итогом такого подхода, по словам одного экономиста, становится «экономическое изгнание, причем в значительной мере принятое по воле самого изгнанника». И, оказывается, обходится оно весьма недешево. 

Уже сегодня мы располагаем большим количеством данных, которые подтверждают, что открытые экономики растут быстрее, чем закрытые. В рамках одного из самых авторитетных исследований Джеффри Сакс, ныне директор Института Земли Колумбийского университета, и Эндрю Уорнер, исследователь из Центра международного развития Гарвардского университета, сравнили эффективность закрытых экономик (принадлежность к этой категории определялась высокими таможенными тарифами и другими ограничениями для международной торговли) с эффективностью открытых экономик. Оказалось, что в 1970–1980 годах среди бедных стран ежегодные темпы роста закрытых экономик в  расчете на душу населения составляли 0,7%, а открытых — 4,5%. Но самое интересное — когда закрытая экономика открывается, ее темпы роста увеличиваются больше чем на процентный пункт в год. Справедливости ради надо сказать, что некоторые видные экономисты раскритиковали результаты этого исследования на том основании (среди прочих претензий), что в экономике, закрытой для торговли, как правило, есть множество других проблем. Следовательно, вопрос в том, растет ли экономика этих стран медленно именно из-за отсутствия торговли или вследствие общей макроэкономической дисфункции? И является ли причиной этого роста торговля, или просто что-то происходит, пока экономика растет по другим причинам? В конце концов, во время длительных периодов повышения темпов экономического роста количество проданных телевизоров действительно увеличивается, однако просмотр телевизионных программ еще не сделал богаче ни одну страну в мире. 

Весьма кстати для нашего обсуждения в American Economic Review, одном из авторитетнейших журналов в своей области, была опубликована статья под названием «Является ли торговля причиной экономического роста?» Авторы статьи ответили на этот вопрос утвердительно. При прочих равных условиях страны, торгующие активнее, действительно имеют более высокий доход на душу населения. Джеффри Франкель, экономист из Гарвардского университета, и Дэвид Ромер из Калифорнийского университета в Беркли делают вывод: полученные ими результаты «подкрепляют доводы в пользу важности торговли и политики, ей содействующей». 

Впрочем, причин для претензий у критиков по-прежнему предостаточно. Этим они и занимаются. В то же время у нас есть весьма серьезные теоретические основания полагать, что международная торговля в самом деле улучшает экономическое положение стран, а также надежные доказательства того, что она представляет собой один из важнейших факторов, в последние десятилетия деливших страны на победителей и проигравших. И богатые страны, безусловно, должны сыграть свою роль, открыв собственные экономики для экспорта товаров из бедных стран. Джеффри Сакс призвал нас к «Новому договору для Африки». Он пишет: «Нынешняя модель поведения богатых стран — оказывать финансовую помощь странам Тропической Африки и при этом блокировать экспорт их текстильных и кожаных изделий, обуви и прочих трудозатратных товаров, возможно, не просто цинична. Собственно говоря, такое отношение изначально подрывает шансы Африки на экономическое развитие». 

Ответственная налогово-бюджетная и денежно-кредитная политика

Правительства, как и людей, ждут серьезные неприятности, если они постоянно расходуют слишком много средств на то, что не повышает их продуктивность в будущем. По меньшей мере большие бюджетные дефициты заставляют правительства заимствовать огромные средства, а такая политика делает капитал недоступным для частных заемщиков, которые, вероятно, использовали  бы его эффективнее. Расходы, создающие хронический дефицит, могут также указывать и на другие проблемы в будущем: например, повышение налогов (для выплаты государственного долга), инфляцию (для размывания стоимости долга) и даже дефолт (отказ платить по долгам). 

Все эти проблемы накапливаются и только усугубляются, если государство ради финансирования своих гигантских расходов много заимствует за рубежом. В  таких обстоятельствах, если иностранные инвесторы чувствуют угрозу, они немедленно решают забрать свои деньги и уйти с рынка, мотивируя это утратой доверия, а пугливые глобальные инвесторы имеют обыкновение поступать именно так. После этого капитал, шедший на финансирование дефицита, улетучивается или становится непомерно дорогим. Короче говоря, празднику приходит конец. Страна оказывается на грани дефолта, что мы наблюдали в целом ряде стран, от Мексики до Турции. Кстати, кое-кто испытывает опасение, хоть и не слишком большое, что подобное может постигнуть и США. 

Что же до монетарной стороны дела, то, как было ясно сказано в главе 10, нельзя позволить финансовой вечеринке выйти из-под контроля. И все же такое случается нередко. Самым ярким примером безответственной денежно-кредитной политики сегодня служит Аргентина: в период с 1960 по 1994 год средние темпы инфляции в  этой стране составляли 127% в год. Если посмотреть на этот показатель в перспективе, получается, что аргентинский инвестор, который имел на 1960 год сбережения, эквивалентные 1 млрд долларов и до 1994 года хранил их исключительно в аргентинских песо, к концу данного периода остался с суммой, покупательная способность которой равна одной тринадцатой пенни. Экономист Всемирного банка Уильям Истерли отмечает: «Попытка обеспечить нормальный рост при высокой инфляции аналогична стремлению победить в олимпийском спринтерском забеге, прыгая на одной ноге». 

Природные ресурсы значат меньше, чем вы, возможно, думаете

Израиль, на территории которого нет сколько-нибудь существенных залежей нефти, гораздо богаче практически всех своих ближневосточных соседей, располагающих огромными нефтяными ресурсами. ВВП на душу населения в этой стране составляет $28 300, в Саудовской Аравии — $20 500, а в Иране — $12 800. И в таких бедных в ресурсном отношении государствах, как Япония и  Швейцария, дела обстоят значительно лучше, чем в богатой нефтью и газом России. 

Или взять, например, еще одного нефтяного богача — Анголу. Эта страна зарабатывает на своей нефтяной индустрии около $3,5 млрд в год. Что происходит с народом, который мог бы жить припеваючи благодаря сокровищам в своих недрах? Львиная доля «нефтяных» денег идет на финансирование нескончаемой гражданской войны, разорившей страну. В Анголе самый высокий в мире показатель по инвалидности, полученной от взрыва наземных мин — один человек на  каждые 133. Треть ангольских детей умирают, не  дожив до пяти лет; ожидаемая продолжительность жизни составляет всего 42 года. Даже в столице во многих районах нет электричества, водопровода и канализации, никто не занимается сбором мусора. 

Между тем все это вовсе не какие-то маргинальные примеры, тщательно подобранные мной для подтверждения своей правоты. По мнению экономистов, богатство природных ресурсов на самом деле может даже препятствовать экономическому развитию народа. При прочих равных условиях открыть на территории своей страны крупнейшее в мире месторождение цинка было бы, безусловно, просто замечательно. Однако эти прочие условия никогда не бывают равными. Опыт стран, богатых природными ресурсами, показывает, что иногда подобное богатство приносит больше вреда, чем пользы. По  данным одного исследования в области экономического развития, которое проводилось в 97 странах на протяжении 20 лет, менее богатые природными ресурсами страны развиваются быстрее. Из 18 государств, входящих в топ-рейтинг по темпам экономического роста, богаты ресурсами только два. Как это объяснить? 

Огромные залежи минералов меняют экономику страны. Во-первых, они отвлекают ресурсы от других отраслей промышленности, таких как производство и торговля, которые зачастую более полезны для стабильного долгосрочного роста. Например, «азиатские тигры» вовсе не были богаты ресурсами, их путь к процветанию начался с трудоемкого экспорта с последующим переходом на наукоемкое экспортное производство. По мере продвижения по такому пути эти страны неуклонно становились все богаче и богаче. Во-вторых, экономика стран, владеющих определенным природным ресурсом, становится более уязвимой к резким скачкам цен на данный сырьевой товар. Страна, чья экономика сильно зависит от нефти, при падении цен на черное золото с $90 до $15 за баррель сталкивается с огромными трудностями. Между тем спрос на национальную валюту этой страны растет по мере того, как остальной мир начинает скупать добываемые в ней алмазы, бокситы или природный газ. Все это приводит к повышению стоимости национальной валюты и, соответственно, как мы уже знаем, повышает стоимость других экспортируемых страной продуктов. 

В ходе наблюдения за экономическими эффектами открытия Нидерландами огромного месторождения природного газа в Северном море в 1950-е годы экономисты определили ряд негативных последствий изобилия ресурсов и  назвали их «голландской болезнью». Скачок экспорта природного газа резко повысил стоимость голландского гульдена, так как остальные страны стали нуждаться в  большем количестве гульденов для оплаты этих поставок; это повышение существенно усложнило жизнь другим экспортерам. Кроме того, правительство Нидерландов пустило доходы от экспорта газа на увеличение социальных выплат, что привело к резкому увеличению отчислений работодателей в фонд социального обеспечения и, следовательно, их издержек производства. Голландцы издавна считались торговой нацией; экспорт в этой стране составлял более 50% от ВВП. К 1970 году другие экспортные отрасли, традиционно представляющие собой основу жизнеспособности голландской экономики, потеряли часть своей конкурентоспособности. Одно бизнес-издание писало: «Газ настолько раздул и исказил экономику Нидерландов, что возникли большие сомнения в том, что этот ресурс несет исключительно благо торговой нации». 

И наконец, последнее и, пожалуй, самое главное — одаренные природными ресурсами страны могли бы использовать доходы от них для повышения благосостояния своих народов, но они этого не делают. Деньги, которые могли бы пойти на государственные инвестиции с огромными и важнейшими дивидендами — образование, здравоохранение, санитарные меры, вакцинацию населения, инфраструктуру и многое другое — намного чаще просто разбазариваются. После того как Всемирный банк помог построить нефтяной трубопровод, который тянется из Чада через Камерун к океану, президент Чада Идрисс Деби потратил первые $4,5 млн «нефтяных» денег на покупку оружия для борьбы с повстанцами. 

Демократия

Как вы думаете, что важнее для успешного экономического роста бедных стран — движение поездов строго по расписанию или такие тонкости, как свобода самовыражения и политическое представительство? Оказывается, вовсе не  первое — совсем наоборот. Демократия — инструмент защиты от самых вопиющих мер и методов экономической политики, таких как экспроприация богатства и имущества. 

Амартия Сен, профессор экономики и философии Гарвардского университета, в 1998 году был удостоен Нобелевской премии по экономике за ряд работ в области экономической теории нищеты и процветания; один из этих трудов посвящен исследованию проблем массового голода. Главный вывод господина Сена поистине поразителен: страшнейшие случаи массового голода возникали вовсе не из-за неурожаев, к ним приводили ущербные политические системы, не позволяющие рынку самокорректироваться. Сравнительно небольшие проблемы в сельском хозяйстве перерастали в глобальные катастрофы потому, что правительство запрещало импорт, не позволяло расти ценам, не разрешало крестьянам выращивать альтернативные культуры либо политика каким-то иным образом препятствовала нормальной способности рынков корректировать самих себя. Сен пишет: «[Массовый голод] никогда еще не случался в стране независимой, где регулярно проходят выборы, где есть оппозиционные партии, критикующие правительство, а газеты свободно сообщают людям о происходящем и оспаривают мудрость государственной политики, не подвергаясь серьезной цензуре». Самый масштабный голод в истории человечества был зарегистрирован в Китае: в 1958–1961 годах в результате провала кампании «Большой скачок» умерло 30 млн человек. А вот в Индии со времени обретения этой страной независимости в 1947 году масштабного голода не было ни разу. 

Фундаментальное исследование экономиста Роберта Барро экономического роста около сотни стран, проводившееся на протяжении ряда десятилетий, показало, что наличие основ демократии в стране четко соотносится с более высокими темпами ее экономического роста. Однако для более продвинутых демократий характерны несколько меньшие темпы роста. Такой вывод вполне согласуется с нашим пониманием того, как группы, объединенные общими интересами, могут лоббировать политический курс, не всегда благоприятный для экономики в целом. 

Негативный эффект войны

А теперь следует сообщить вам по-настоящему шокирующую информацию. Даже сегодня, в наше время, поразительно много крайне бедных стран вовлечены в разного рода вооруженные конфликты. Пол Колльер, руководитель Оксфордского центра по изучению экономики африканских стран и автор книги The Bottom Billion («Нижний миллиард»), указывает на то, что почти три четверти миллиарда беднейшего населения мира участвуют или живут в условиях гражданской войны либо недавно прошли через этот кошмар. В  разгар войны крайне трудно вести бизнес или получать образование. Очевидно, что причинно-следственная связь тут работает в обоих направлениях: война опустошает страны, а страны, лежащие в руинах, с большей вероятностью позволяют ввергнуть себя в ужасы гражданской войны. 

И опять богатство природных ресурсов может только усугубить ситуацию, поскольку огромные доходы от  их продажи идут на финансирование оружия и дают отдельным группировкам лишний повод для вражды. (Колльер даже переиначил известную всем фривольную цитату: «Алмазы — лучшие друзья партизан») 

Безопасность — необходимое условие для существования большинства других факторов процветания экономики. В 2004 году Economist опубликовал рассказ о проблемах ведения бизнеса в Сомали, стране, раздираемой гражданскими войнами вот уже на протяжении 30 лет. В статье, в частности, говорилось: «Существует только два способа основать в Сомали новый бизнес. Можно заплатить местному полевому командиру, как правило, не самому надежному в мире парню, и надеяться, что ему удастся убедить своих подчиненных не убивать ваших сотрудников. Второй вариант — послать его к черту и нанять собственное ополчение».