Помощь поверх идеологии: как иностранные миссии боролись с голодом 1920-х годов

Начавшийся из-за невероятной засухи 1921 года, системы продразверстки и последствий Гражданской войны голод охватил 35 губерний, среди которых особенно сильно пострадали регионы Южного Урала и Поволжья. Значительную роль в спасении миллионов людей сыграли иностранные благотворительные миссии (в том числе под руководством Герберта Гувера и Фритьофа Нансена), которые прибыли на территорию Советской России после обращения к мировому сообществу Максима Горького с просьбой помочь голодающим. Они создавали в деревнях столовые, где кормили местных жителей, организовывали больницы и оказывали всю посильную помощь. Это был первый в мире голод, который был подробно документирован, благодаря фотографиям и видеосъемкам команде Нансена удавалось в том числе собирать пожертвования для голодающих. 

По словам создателей фильма «Голод», они решили рассказать эту историю максимально подробно «спустя 100 лет после страшного голода 1921-1922 годов, который унес жизни миллионов людей». Съемки начались еще в 2020 году, а необходимая сумма для создания картины была собрана на краудфандинговой платформе «Планета.ру», аудитория которой пожертвовала на проект больше 5 млн рублей. В интервью главному редактору Forbes Life Юле Варшавской писатель, публицист и соавтор картины Александр Архангельский рассказал о том, как история голода 1920-х годов стала высказыванием и о сегодняшнем дне, почему Ленин разрешил Горькому обратиться к миру за помощью, а Сталин предпочел забыть о помощи иностранцев и в каких ситуациях спасение людей становится важнее принципов и политики. (Спустя две недели после публикации интервью Минкульт отозвал прокатное удостоверение у документального фильма, — Forbes Life).

— Первая мысль, которая возникает во время просмотра вашего фильма «Голод»: как в 2022 году может выйти история о том, как американцы и британцы  спасали миллионы русских людей от голода? Насколько сложно было выпустить такой проект в нынешней ситуации?

— Важно сказать, что там были не только британцы и американцы. Хотя в фильме мы рассказали только о работе Американской администрации помощи (ARA), об английских квакерах и немного о миссии Нансена, но там было больше 30 иностранных организаций. Даже папа римский помогал насквозь атеистической стране — притом что сама католическая церковь  в то время была в довольно тяжелом финансовом положении. 

Мы начали работу над фильмом два года назад, в другое время, и это не было лобовым высказыванием. Просто вне зависимости от политической, идеологической, сиюминутной рамки нужно говорить о главном. А главное для меня состоит в том, что не американцы, норвежцы или немцы, русские, а все люди вообще должны, когда нужно, ради других поступаться принципами. Неважно, по каким причинам Ленин тогда поступился принципами. Да, он прекрасно понимал, что всем настанет крышка,  если он не позовет Запад на помощь. Да, он использовал авторитет членов первого Комитета помощи голодающим, а потом, как только договорился с западниками, этот Помгол распустил, а его членов выслал. Но он мог упереться: пусть лучше страна вымрет, мы знаем в истории такие случаи. 

В свою очередь, американцы, ненавидящие большевистскую власть, думали — попутно — и о своих интересах тоже. Будущий президент Гувер понимал, что он помогает американским фермерам, выкупая у них зерно. Но он мог купить его, скажем, для Европы, как было в 1918 году, не спасая этих непонятных людей, совершивших кровавую революцию в далекой стране: «Вы устроили революцию, вы ее не остановили, вы не уехали — тогда и отвечайте за то, что произошло». Вместо этого был выбран другой путь. Путь помощи поверх идеологии. 

Но это, конечно, исключение из правил. Мы знаем историю XX века, и я не тихий идеалист, который думает, будто подобные решения возможны всегда. Но иногда — возможны. И о таком, на мой взгляд, нужно рассказывать, нужно этим восхищаться. Мама учила меня быть вежливым, а вежливый человек говорит «спасибо», когда ему делают что-то хорошее. Или как минимум не делают специально ничего плохого.

Что касается выхода фильма: мы без проблем получили прокатное удостоверение. У нас были свои нюансы и во время съемок, и с некоторыми показами, но системными я бы их не назвал. То есть либо всем не до нас, либо кто-то тоже поступается принципами. И за это все я тоже могу сказать «спасибо».

— Будет ли фильм в прокате? Как его можно увидеть?

— У документального фильма, рассчитанного не на самую большую аудиторию, не может быть широкого проката, потому что сети кинотеатров такое не возьмут. Мы сами организуем платные открытые (и бесплатные закрытые, когда дают зал) показы по всей стране, прежде всего в Москве, потому что мы, двое из трех авторов, живем здесь. Но при первой же возможности делаем это и в других городах. Ближайшие открытые показы состоятся 30 октября в Екатеринбурге в Ельцин-центре;  в Москве — 9 ноября в Музее истории ГУЛАГа и 29 ноября в Сахаровском центре (внесен Министерством юстиции России в реестр НКО-иностранных агентов. — Forbes Life); в Твери — 13 ноября, в лектории «Живое слово».

Что касается распространения на Западе, то оно напрямую зависит от того, сумеем ли мы пробиться на иностранные фестивали, что сегодня довольно сложно. Молодая отборочная комиссия, не смотря фильм, говорит, что будет бойкотировать все русские фильмы независимо от того, о чем они. Тем не менее мы прошли на один австрийский фестиваль, где не сразу, но решили, что не будут бойкотировать, и покажем. Фильм видели Берлин, Ереван, теперь увидит Вена.

Нас часто спрашивают, почему бы его сразу не выложить в интернет. Но, во-первых, он все-таки снят для большого экрана.

Даже библейское правило «око за око» — это ограничительное правило. Не делай зла больше, чем сделали тебе

— Хотя, честно скажу, что смотреть его даже на маленьком экране временами очень тяжело, потому что те кадры с голодающими детьми — невыносимые. 

— Мы старались не показывать самое страшное или хотя бы не акцентировать внимание — например, камера проезжает в три четверти, чтобы фотографии не было в фокусе на экране. Но это первый в истории массовый голод, который зафиксирован не только словесно, но и визуально. И нельзя сказать, что его не было, потому что есть огромное количество фотографий, достаточно видеохроники. Нансену нужно было собирать деньги, когда ему все отказали  в помощи этой большевистской России, и он должен был убеждать кадром. Поэтому он много снимал. В том числе ужасающее.

Некоторые говорят, что самое страшное — это даже не фотографии, а сцены казанского спектакля, где актеры на сцене вместе с куклами  рассказывают о голоде и людоедстве в образной форме. Чаще они оказывается страшнее, чем документальная фотография, потому что фотография статична. Мы специально не двигались внутри кадра, потому что боялись, что оставим людей в ступоре. Несмотря на ужасные переживания, многие говорят, что в финале есть ощущение выхода, потому что 5,5 млн человек погибло, их не вернуть и не отменить их предсмертные страдания, но почти 11 млн были спасены. И когда взвешиваешь на страшных весах это соотношение, то получается ужасное, но благо. И за него спасибо всем миссиям, от немецких рабочих до шведов и от Джойнта до норвежцев.

Наш фильм, как это в советское время называлось, отличается абстрактным гуманизмом. Он не классовый, не идеологический, не политический, как минимум в узком смысле этого слова. Он про человеческий выбор, про то, как переступить через границы идей ради того, чтобы невинный и даже виноватый во многом человек был спасен. Но дети, которых в первую очередь спасали, уж точно ни в чем не виноваты. И их надо было спасать независимо от того, что сделали их отцы, потому что даже библейское правило «око за око» — это ограничительное правило. Не делай зла больше, чем сделали тебе, а лучше сделай меньше, делай больше добра. 

Возвращаясь к разговору о том, почему фильм не выложен в интернет: во-первых, мне кажется, в зале он, как ни странно, смотрится несколько мягче. Во-вторых, мы все-таки хотим, чтобы его увидели не только по эту, но и по ту сторону границ — для этого нужны либо западные платформы, либо телевизор. Поэтому мы участвуем в фестивалях. В будущем мы думали и про российские платформы, но пока это не горит. 

— Кажется, сейчас на платформах такой уровень самоцензуры, что они могут испугаться?

— Если мы будем это показывать во многих городах и на многих экранах, то и платформы убедятся, что ничего не происходит, страна не рушится, никого не сажают. Значит, можно. Во всяком случае мы сделали все, что от нас зависит, чтобы его посмотрело как можно больше людей. Мы с Татьяной Сорокиной делаем все, что возможно, здесь, в России. А Максим Курников, который сейчас в Берлине, делает все, чтобы фильм показали в Европе, в Лондоне, в США.

— Вы начинали работу над фильмом в совершенно другой реальности. Да, была пандемия — и она, в каком-то смысле, как раз казалась таким совместным преодолением одной беды. Заканчивали вы фильм в совершенно другой ситуации, когда мир чрезвычайно поляризован. Насколько это повлияло на вашу работу? Вносили ли вы какие-то правки при монтаже?

— Я бы не согласился с первым пунктом: пандемия мир разделила. Если бы не она, кто знает, началось бы то, что началось в феврале. Мир продемонстрировал сам себе, что можно жить врозь, закрываться друг от друга, не взаимодействовать. И российским «элитам» показалось, что без мира они легко обойдутся.

Более того, пандемия очень мешала фильму. Про каждый эпизод можно сказать, что его не должно было быть. Мы не должны были попасть во Францию, потому что она не пускала без ковидных удостоверений. Нам пришлось пробираться партизанскими тропами, чтобы попасть в точку, где делают прививки и выдают удостоверения. 

Мы не попали в США, поэтому нанимали съемочную группу, которая съездила в Сиэтл к американскому историку Дугласу Смиту, нашему герою, а мы ночью через Zoom брали у него интервью. Мы не должны были попасть в Англию, но попали в последнюю секунду, когда туда можно было еще заехать с отсидкой на карантине. Двое наших коллег сдавали тесты по 200 фунтов. К счастью, люди пожертвовали  нам достаточное количество денег, чтобы мы справились со всеми сложностями. К февралю мы уже практически все сняли. За это время только одна девушка-историк, которая рассказывала нам про Нансена, в последнюю минуту сняла интервью, потому что решила не рисковать. К счастью, у нас в кадре есть норвежско-швейцарская исследовательница Нансена. 

Если не хотите голода, не начинайте гражданских войн

Так что к началу 2022 года мы уже заканчивали работу, потом был долгий монтаж, но мы ничего не меняли в первоначальном замысле, кроме единственного фрагмента, который можно воспринимать как наше прямое высказывание, – это самый конец с цитатой из Нансена: «В мире что-то сгнило». У нас получился довольно старомодный фильм, потому что сегодня кино, где нет прямого политического высказывания от автора, считается не совсем благонадежным по обе стороны границы. Но, мне кажется, что это единственный возможный способ разговора о том, что было, потому что современность сама напыляется на твое высказывание, как на магнит. Вдруг оказывается, что все это актуально, что это высказывание не только о двадцатых годах, но и о тридцатых, и о сегодняшнем дне. История сама должна о себе сказать.

— Вы говорили в одном из интервью, что причиной голода была не только засуха и природные катаклизмы, но и ошибки власти. В чем они заключались? В чем вообще были причины этого бедствия?

— Речь идет о голоде 1921-1923 годов, который называют Поволжским, хотя он распространялся и на Южный Урал, и на Дагестан, и на часть Украины. Как говорит один из американских историков, он затронул миллион квадратных миль. Важно не путать его с голодомором в 1932-1933 годах, когда центром ужаса оказалась Украина. Благодаря украинской диаспоре, прежде всего в Америке, про этот голод мы знаем начиная с 1970-1980 годов и не забываем. 

В этих местах и раньше бывали и неурожаи, и голодные годы, но такого катастрофического голода не было никогда. Когда мы обсуждаем причины, старшее поколение, либерально-демократическое, говорит, что в этом виновата продразверстка, когда у крестьян отбирали все. Конечно, она сыграла гигантскую роль, только это не было изобретением большевиков. Ее начало вводить временное правительство в конце Первой мировой войны, а большевики только усилили. 

Самые существенные причины, на мой взгляд, не только неурожай, но и последствия Гражданской войны. Если не хотите голода, не начинайте гражданских войн. Люди были обессилены, мужчины выбиты, женщины и пахали на себе, и детей растили, и хлеб собирали, а у них все отнимали. Один из историков у нас в фильме говорит, что только в одной Оренбургской губернии было 42 вида продразверстки. Конечно, с одной стороны, это ошибки власти, а с другой — результат революции, которая стала прямым следствием Первой мировой войны. А дальше обессиленное население, отсутствие запасов зерна и любых сельскохозяйственных культур, которые можно высевать. 

У нас часто спрашивают, почему люди, жившие вдоль великих рек Волги и Урала, не ловили рыбу. Во-первых, огромная часть погибших жила вдали от больших рек, а маленькие речушки пересохли. Во-вторых, в 20-е годы всем заправляли банды, так что  к рекам не особенно подойдешь. В-третьих, нет снастей, после Гражданской войны ничего не осталось. К тому же, чтобы ловить рыбу всерьез, не удочкой, а сетями и с лодок, нужно иметь физические силы, которых, кстати, на охоту тоже не хватало. Помимо того, что ружей с патронами и порохом не было. Голодный, обессиленный человек не в состоянии с этим справиться. 

Можно перечислить еще ряд и природных, и политических, и геополитических причин, но коротко можно сказать: не начинайте войн — не получите голод. Мы же знаем, что в истории России три голода сыграли страшную роль — это голод 20-х годов, голод 30-х на территории нынешнего Казахстана и Украины и послевоенный голод 1946-1947 годов, о котором мало что известно, но мы знаем, что он был довольно жутким.

— Насколько символической или реальной была роль Максима Горького? Его обращение к Западу действительно подействовало?

— Мы экономили время и место в фильме, поэтому рассказали только о роли Горького, но была еще и роль патриарха Тихона, который в номере The New York Times опубликовала письмо к епископу Нью-Йоркскому и архиепископу Кентерберийскому с призывом к верующим всего мира включиться в эту помощь. 

Помощь Горького была символическая и тем самым реальная. Гувер, который был тогда министром торговли и возглавлял общественную организацию ARA (American Relief Administration), прочитал письмо Горького и задумался, а не развернуть ли мощь ARA в сторону советской России. Конечно, Горького попросил Ленин, но в чем заключалась подлость власти: писатель не был поставлен в известность не только о роспуске созданной под его эгидой организации, но и об арестах приглашенных им членов Помгола, Горький тогда смертельно обиделся, его представили в глазах общества провокатором. И уехал за границу. То есть Горький пожертвовал своей репутацией. Как и Нансен, которого обвиняли, что он свернул влево, продался большевикам. Стоило ли Горькому жертвовать репутацией для того, чтобы спасти миллионы людей, после чего были арестованы десятки тех, кого он фактически заманил в ловушку? Я бы не хотел оказаться на его месте в этом решении. 

— Как была организована помощь? Как американцы и британцы оказались в России? 

— Гувер летом 1921 года поставил советской власти политические условия. Сначала должны были освободить всех американских заключенных в советских тюрьмах, это раз. Два — распределять помощь должны были американцы. Советские бюрократы могли быть на подхвате, но не могли получать продукты и распределять их по своему усмотрению. Американцам должны были обеспечить доступ ко всем точкам распределения, то есть примерно у 200 человек была свобода передвижения. Еще несколько десятков тысяч работников были российскими гражданами — это очень важно понимать, потому что организационно-техническая и финансовая помощь была американская, но осуществляли ее русские, в том числе курьеры, которые во вшивых тифозных вагонах перемещались из одной точки в другую и часто жертвовали жизнями. 

Нансен подписал другое соглашение. Он готов был передавать продукты советским властям — и только наблюдать за тем, как они распределяются. За Нансеном стояло почти 30 организаций, в том числе очень маленьких. Интересно, что он был представителем Лиги наций, но сама лига денег ему не дала.  Примерное соотношение было такое: помощь Нансена составляла 13% от американской.  

Принцип работы был простой — сначала помогаем детям, потом молодым  взрослым, потом старым взрослым. В России это, кстати, не очень понимали, потому что дети считались бесполезными, нужно было помогать взрослым, которые могут родить еще детей, но в итоге все сошлись и нашли компромиссы. В основе американской модели доставки были реки. Поэтому, когда смотришь на карту, понятно, почему Волга, почему Урал. Пока реки не встали, это был самый быстрый и простой способ, потому что железные дороги после Гражданской войны оставались в чудовищным состоянии. 

Советская власть, тут надо отдать ей должное, делала то, что могла. Оплачивала часть административных расходов, я думаю, примерно десятую часть. Основная помощь шла в 1921-1922 годах, к концу 1922-го стало уже чуть полегче. Зимой, понятное дело, было хуже всего, но самым ужасным временем, как ни странно, стала весна: солнышко, птички поют, и начинает вылезать зеленая травка. И люди начинают жрать эту травку на голодный желудок и гибнут от несварения. 

— Какими были масштабы этой помощи?

— Помощь, конечно, была грандиозная. В Бузулуке, это тогдашняя Самарская губерния, еще с Первой мировой войны жили английские квакеры. Саратов был под покровительством Нансена, в Самаре много помогали шведы, что подробно исследовали самарские историки. Но, повторюсь, самую большую часть обеспечивали американцы. Везде были организованы столовые, где была кукурузная мука, лапша, было какао. Вкус какао, который многие вспоминают сейчас, пришел в Россию именно тогда. В первую очередь кормили детей, причем они не имели права ничего вынести, потому что родители, старшие братья, сестры, которым было не положено это питание, могли отобрать. 

Квакеры обучали русских медсестер и средний персонал правильно выстраивать медицинскую стратегию

Довольно жестким условием были прививки, потому что, помимо пищевой помощи, оказывалась медицинская. Первая массовая вакцинация случилась именно тогда. Кололи от холеры, но прежде всего от тифа, потому что из-за него была очень высокая смертность. Затем Конгресс США добавил еще денег, чтобы покупать продукты у американских фермеров, а общественная организация уже перенаправляла это в Россию, работала на помощь российским гражданам. По этой же модели работали и англичане в Бузулуке, и квакеры, и нансеновские люди. 

Помимо столовых была создана сеть посылок: $10 — это гигантские деньги по тем временам, а $20 — это вообще целое состояние, и посылки, приобретенные на эти суммы, доставляли сюда. Еще около миллиона долларов было выделено на помощь профессуре и учителям, чтобы они могли поесть, одеться, книги купить. Мне кажется, что в этот самый момент Америка определила свою историческую миссию как всемирного спасителя. Правда, Гувер потом оказался чудовищно неудачным президентом (только не путайте его с директором ФБР — это разные люди). 

В рамках помощи открывались больницы. Особенно много это делали англичане в Бузулуке. При этом правило было такое, что больницы в конце концов должны управляться русскими, чтобы они научились самостоятельно оказывать системную помощь, обеспечивать чистоту и стерильность, потому что люди гибли и из-за ржавых инструментов, и просто из-за грязи. Квакеры обучали русских медсестер и средний персонал правильно выстраивать медицинскую стратегию. 

— Почему ARA и Нансен выдавали голодающим только готовую еду, а не пытались восстановить сельское хозяйство, привезти скот, технику? Дать удочку вместо рыбы?

— Люди после голодной осени, зимы и весны настолько обессилены, что дайте им удочку — они ее просто не возьмут в руки. Дайте им корову, они с этой коровой не справятся. После лета 1922-го и 1923-го были разные планы действий. Например, Нансен собирался остаться до середины 1920-х годов и создавать сельскохозяйственные коммуны, учить новому сельскому хозяйству. Но большевики, несмотря на хорошее к нему отношение, его все-таки выгнали.

Была идея, что после того, как будет восстановлено человеческое общество, дать ему возможность самому возродить сельское хозяйство. В Бузулук квакеры привозили тракторы, причем их покупали вскладчину — часть должна была местная власть финансировать, часть покупали англичане. Это была прямая помощь и задел на будущее.

Разумеется, за три года новую систему не выстроишь. Она должна строиться годами-десятилетиями. Но советская власть решила, что дальше сама справится и послала подальше своих благодетелей, запретив их публично благодарить. Нансену хотя бы несколько памятников в России есть, один из них, кстати, в Москве установлен армянской общиной. Потому что Нансен спасал не только русских голодающих, но и беженцев после Первой мировой войны, в том числе армянских. Американские больницы, названные в честь тех, кто спасал русских детей и взрослых, были переименованы сразу после 1923 года — и все следы стерлись.

Власть стирала упоминания об этих миссиях, а бытовая память ее хранила

— Из фильма становится ясно, что местные жители не понимали, зачем в первую очередь спасать детей, потому что отношение к ребенку в деревнях было исключительно прагматичное. А как голодающие в целом встречали иностранцев? Как спасителей или как чужестранцев? Какой след они оставили на жизни этих деревень, помимо спасения их от голода? 

— В глухих деревнях их поначалу восприняли в штыки, потому что люди не очень понимали, кто это такие, почему они не спасают взрослых, которых потеряешь и уже не вернешь. В крестьянской семье главное — это кормилец, и такова была практика выживания, складывающаяся на протяжении столетий. Жив кормилец, жива семья. Ребенка бог дал, бог взял. Иногда нам кажется дикостью то, что было смесью дикости и жизненных практик. 

Ставка на детей и молодых вызвала переворот в сознании, но, во-первых, американцы оказались более-менее гибкими и стали понемногу кормить и взрослых. Во-вторых, они лечили и это тоже было заметно. В итоге к ним привыкли, причем даже в тех местах, где, казалось бы, должны были встречать в штыки. Например, в Уфе, где население в основном мусульманское, а к ним приехали квакеры. Но их полюбили настолько, что не только благодарили, но и «назначили» полковника Белла почетным председателем местного горсовета навечно. Его, протестанта, допустили на выборы верховного муфтия. Я не хочу идеализировать, но красивых историй действительно очень много. 

Более того, мы точно знаем, что власть стирала упоминания об этих миссиях, а бытовая память ее хранила. Конечно, тех, кто тогда жил, уже практически  не осталось, но дети и внуки до сих пор помнят рассказы прабабушек и прадедушек о какао, о столовых — и благодарят. 

— История с квакерами совершенно поразительная. Как христиане оказались в стране, где в тот момент системно боролись с любой религией? Как вообще большевизм сочетался с христианством? 

— Давайте разделим: Гувер и американцы тоже были квакерами. Это одна история. Другая история об английских квакерах, которые жили в Бузулуке и рядом в уездных городах. Они появились там в 1916 году, отчасти благодаря толстовцам и дочери Толстого Ольге Львовне. После статьи Ленина «Лев Толстой как зеркало русской революции» Толстой ощущался как враг самодержавия, поэтому как союзники врагов самодержавия квакеры были оставлены. Как только начался голод, они возобновили свою миссию. Кстати, одним из квакеров, кто помогал деньгами, был Кэдберри. Он прислал запас шоколада на сумму, равную годовому бюджету сегодняшнего Бузулука. 

— Как дочь Толстого была связана с квакерами? 

— Биографически — довольно тесно. Не будем также забывать, что квакеров иногда называли английскими толстовцами. Толстой первым из больших русских общественных деятелей стал взаимодействовать с протестантами, когда начал организовывать спасение от голода в 1890-е годы. Он же первым прибег к международной помощи как к общественной практике. Власть сама не очень помогала, в лучшем случае разрешала местным сообществам собирать деньги для голодающих, а Толстой обратился к миру. 

Есть две знаменитые картины Айвазовского, на одной из которых в центре русской деревни стоит тачанка с американским флагом — это та самая первая американская помощь 1890-х годов. Есть еще морской пейзаж, где на рейде — американский корабль, привезший муку от американских фермеров в дар российским крестьянам. Так что первый раз все это было не при советской власти, тогда просто люди друг друга не ели.

— Получается очень похожая схема: большой писатель обращается к иностранцам, и помощь приходит.

— Но только не про просьбе Ленина, не по просьбе царя, а по личной инициативе и вопреки действиям власти. И те, кто ему помогал, не посажены — это и делает некоторую разницу Но в целом сюжет, конечно, повторяющийся. 

Взаимодействуя с мировой общественностью, Толстой не мог пройти мимо протестантской практики благотворительности. Он на нее опирался для создания российской, поэтому его семья оказалась связана с рядом протестантских организаций. Квакеры подружились с Ольгой Львовной, и поскольку власть благоволила Толстому и его памяти в то время, то не трогала и квакеров. 

Сама же российская православная церковь пала жертвой борьбы большевиков с последствиями голода. Притом что патриарх вместе с Горьким был первым, кто обратился к международной общественности за помощью. Но после письма миру патриарх уже был не нужен, ему не позволили создать православную организацию помощи голодающим, а в 1922 году по плану Троцкого начали фактическое уничтожение церкви, демонстрируя, что она не отдает церковные ценности, а хочет жировать. Патриарх сам предложил — заберите оклады икон, пожертвования, драгоценные каменья, берите все, без чего можно легко обойтись, не берите только вещи, имеющие для церкви сакральное значение, и не забирайте чудотворные иконы. 

Разумеется, ему ответили тем, что стали забирать то, что имеет сакральное значение. Там были споры, не вся церковь была согласна с патриархом. Но Тихон твердо стоял на своем, потому что прекрасно понимал, что его все равно обманут, все заберут и уничтожат. Нравственное чувство позволило ему встать насмерть. Ленин в 1922 году написал знаменитое письмо, где предлагал расстрелять как можно больше попов, пока люди голодают и падают замертво от голода. Квакеры же не ощущались как конкуренты, их было очень мало, они пришли-ушли и не претендовали на власть над умами. 

— А эти ценности было на что менять? Были ли в стране продукты, которые можно было за это золото купить? 

— На мировом рынке были, и ценности вывозили за рубеж как бы для этого, но только, как говорит в нашем фильме церковный историк протоиерей Георгий Митрофанов, помогали в первую очередь Коминтерну, а не голодающим. Вопрос из этого вытекает другой. Как относиться к тому, что советская Россия, получая от американцев гуманитарную помощь, сама начала в 1922 году вывозить зерно? В «Нью-Йорк таймс» тогда появилась заметка, что русские получают многомиллионную помощь от Америки, а сами вывозят зерно. В портах действительно стояли корабли, и гарантированно можно сказать, что они вывозили какую-то сельскохозяйственную продукцию. Было ли это зерно, уверенности не было, но, конечно, это вызвало ярость у тех, кто помогал и ставил на кон свою репутацию, у Гувера, Нансена. Хотя у ряда американских руководителей это нашло понимание, потому что был вопрос об удочке и рыбе — Россия же не может жить только на поставляемом и невозобновляемом зерне. Она должна покупать товары, технологии. Откуда ей взять валюту? Такую логику даже часть американских руководителей миссии ARA оправдывала. Но на мир это произвело крайне негативное впечатление: «Вы получаете бесплатное зерно и за деньги продаете свое. Значит, у вас в принципе оно есть, но вы его не даете людям».

— В какой-то момент уехали ARA, миссия Нансена. Как страна вышла из этого страшного голода?  

— Если и 1921, и во многом 1922 годы были катастрофическими, то в 1923-м уже стало лучше. Урожай пошел. НЭП постепенно набирал обороты. Ленин вообще выпал в осадок к концу истории с голодом. Советский Союз отныне был скован серпом, молотом и обильно полит кровью. При этом иностранные специалисты иногда продолжали работать, в 1922 году, когда Ленин еще был в состоянии разума, он даже написал письмо и предложил Гуверу перебраться в советскую Россию. У Гувера, как и у Нансена, был хороший предреволюционный опыт, они даже встречались здесь, Гувер и его семья заработали очень хорошие деньги на Урале, но к моменту Первой мировой войны все продали. Гувер подумывал о концессиях в процессе работы с большевистской Россией, но видимо, трехлетнее взаимодействие его окончательно убедило, что лучше рисковать не надо. 

— А что он писал о советской власти? Наверняка он оставил какие-то воспоминания? 

— Он поначалу надеялся, что помощь и ее организация станут лучшим доказательством эффективности западной системы и жители Советской России развернутся в «правильную» сторону. Не развернулись. Его трехтомные мемуары написаны довольно поздно, они не так популярны, как бестселлер о Вудро Вильсоне. Несколько гораздо более интересных книг с воспоминаниями сотрудников ARA опубликованы, на них опираются исследователи.

— Интересно, что вообще потом писали эти люди о своем пребывании в России? Какой след на них оставила эта миссия? 

— Как ни странно, воспоминания по большей части позитивные. Для многих из тех, кто здесь работал, это было главное время их жизни. Они делали грандиозное дело, они рисковали, но они были достаточно молодыми крепкими мужчинами (в миссию в СССР посылали людей с военным опытом). У многих здесь были романы, как нам говорили, каждый десятый уехал с русской женой.

А дальше — у многих скучная обыденность. У Гувера было катастрофическое президентство. Презрение. Америка его не хочет помнить, потому что не любит помнить про неприятное. У Нансена впереди было много чего, но он вообще был такой загадочный, удивительный человек. Он все время что-то делал, и у него все получалось, ему не нужно было куда-то оглядываться и вспоминать, какое прекрасное было время. Он всегда был внутри этого времени. 

Из английских квакеров одна семейная пара вернулась в СССР в 1937 году (!), чтобы строить коммунизм в Марий-Эл. Они уверовали в новую религию. Другой бывший квакер перебрался из Австралии в начале 1930-х, дожил до 1950-х годов, сохранилась запись одного из участников Фестиваля молодежи и студентов в Москве в 1957 году, которым устроили встречу с ним. Он рассказывал, как строят коммунизм, как все хорошо, какая здесь правда. Участник встречи записал: «Боже, какой дурак». Разные были люди: кто-то поехал из крайне левых убеждений, кто-то — по христианским соображениям. 

— Почему окончательно забвению всю эту историю предал Сталин? 

— Он вообще страну «окукливал». Ленин ее сначала закрыл, а потом пытался использовать последние 2,5 года сознательной жизни, чтобы приоткрыть границы. В интересах сохранения режима, как он их понимал. Сталин страну решил закрывать, потому что готовил репрессии такого масштаба и такой организационной силы, что ему лишние глаза здесь были не нужны. Я не знаю, предвидел ли и тем более планировал ли он будущий голод в Украине и Казахстане, но украинские и казахские историки считают, что предвидел и планировал. Факт остается фактом. Ни во время казахского голода, ни во время украинского уже никого из иностранных благотворителей здесь не было. Американский журналист, который стал свидетелем украинского голода, — это скорее случайность. 

Если передо мной встанет выбор, погибнуть во время ядерной войны или остаться после нее, — я выберу погибнуть

Масштаб бедствия лучше измерять не цифрами, а процентами. Казахов исчезло до 40%, что по цифрам меньше, чем то, что произошло в Поволжье и на Урале, потому что не все умерли, кто-то ушел в Китай, но степи были обесчеловечены. Потом есть украинская трагедия. И спасибо украинской диаспоре, которая сумела продавить мировое общественное мнение, потому что это единственный голод на территории СССР в двадцатом веке, о котором мир знает. 

Советская власть в ленинский период вообще была более гибкой. Не скажу лучшей, а то начну рассуждать как шестидесятник, что Ленин лучше Сталина. Нет, но Ленин был хитрее, наверное. А Сталин был мамонт. 

— Как вы считаете, может ли в современном мире голод повториться на территориях, где его не было десятилетиями? Очевидно, что проблема голода не решена во многих странах, особенно в Африке, но если мы говорим о европейской территории, России?

— В случае ядерной войны — вне всякого сомнения. Если передо мной встанет выбор, погибнуть во время ядерной войны или остаться после нее, — я выберу погибнуть, потому что оставшимся будет страшнее. Но, может быть, это поколенческое, потому что меня в детстве пугали ядерной войной. Я ее по-настоящему боюсь и поэтому не верю, что она будет. 

Если мы допустим, чтобы в Африке был настоящий голод, то тем самым мы подготовим почву, чтобы голод мог случиться и здесь. Мы не должны допускать этой мысли. Когда были проблемы с вывозом украинского зерна, понятное дело, что это не грозило голодом ни Европе, ни Канаде, ни самой Украине. Но это грозило голодом ряду слаборазвитых африканских и азиатских стран. Если у нас цена на хлеб вырастет в два раза — это проблема, но не катастрофа. А для огромного количества стран — это не голодная смерть, а грань истощения, потому что в структуре питания у многих народов до сих пор лепешка и чай. 

— А возможно ли сегодня или в каком-то будущем, при самом оптимистическом сценарии, повторение истории, когда миссии из разных стран объединяются для спасения тех, кто в беде, несмотря ни на что и отставив в сторону принципы? И похоже ли на это вся ситуация с беженцами, которым помогают десятки волонтерских движений?

— Сегодня все спустилось с уровня государств и больших сообществ на уровень малых человеческих объединений. В этом есть колоссальный плюс и есть большой минус. С одной стороны, каждый на своем месте помогает беженцам чем может, помогает избежать этих трагедий тоже чем может. Когда люди вовлечены, они работают слаженно, у них остается меньше времени на выяснение вопросов, кто хороший, кто плохой, кто за, кто против, они просто участвуют в общем деле. Для адаптации миллионов людей этот метод работает. Сегодня беженцы страдают, но не голодают. Беженцы мучаются, но не погибают. Государство не может делать так много, как отдельно взятые люди. 

Но минус заключается в том, что масштабы бедствия бывают таковы, что тут нужны организации уровня ARA. Я противник того, чтобы государство управляло помощью, потому что оно все подминает под себя, как и крупный бизнес. Но государство может создавать условия, оно помогает помогать. В этом смысле мне очень нравится идея ARA, потому что Гувер был представителем государства, у него были выходы на Конгресс и президента, но это была общественная организация. И общественная организация действовала на территории России, а не одно государство на территории другого. Но это мои пожелания, возможно так или нет, я не знаю.