«Революция пожирает своих детей» — давно известная формула. Но если сказать точнее, то поколение революционеров редко задерживается надолго, особенно если они не идейные личности типа Ленина или Сталина, а вытолкнуты на поверхность случайно. Таким случайным человеком и был Александр Захарченко. Его, равно как и его уже убитых соратников — Моторолу и Гиви, вознесло наверх совершенно спонтанно и неожиданно для них самих. Еще в феврале 2014-го сам Захарченко даже и предположить не мог, что через несколько месяцев он станет главой пусть непризнанного, но государства. Он был на тот момент бизнесменом средней руки, понемногу занимался общественной работой, и о его существовании знали лишь близкие люди.
Но переворот на Украине перевернул все. Старое поколение «донецких» растерялось, струсило, попыталось договариваться с победителями в Киеве, и к власти на Юго-Востоке пришли вчерашние маргиналы, в лучшем случае люди из третьего ряда, такие как Захарченко.
Судьба и его самого, и уже ушедших из жизни лидеров сепаратистов (кроме уже упомянутых, можно назвать Павла Дремина и Алексея Мозгового) напоминает судьбу Панчо Вильи, Эмилиано Сапаты или Григория Котовского — народных самородков, оказавшихся в момент смуты в нужном месте и имевших необходимые лидерские качества. Но когда кризисные моменты заканчивались, они неизбежно оказывались лишними, не вписывались в мирную жизнь. Такие люди вообще долго, как правило, не живут. Достаточно вспомнить биографии полевых командиров в Чечне. И Дудаев, и Масхадов оказались никудышными управленцами. Они — герои забега на короткую дистанцию. После победы революции востребованы иные качества, иной жизненный опыт. Думаю, Захарченко и сам понимал, что ему отмерен недолгий жизненный срок: человеком он был лично бесстрашным, и сам искал опасностей, сражался на передовой вместе с бойцами, дважды был ранен, а век таких рисковых людей короток. На его жизнь уже покушались, а с учетом судьбы соратников и того, что фронт проходит в нескольких километрах, лидер ДНР должен был жить ежеминутно в ожидании очередного нападения.
Теперь в ДНР власть оказалась в руках Дмитрия Трапезникова (с учетом того, что другой потенциальный преемник Захарченко — Александр Тимофеев — пострадал вместе с ним и находится в тяжелом состоянии). Биография Трапезникова схожа с биографией убитого: он тоже из бизнесменов и менеджеров среднего звена, примкнувший к восстанию в Донбассе. Он моложе предшественника на пять лет, таким образом, формировался как личность целиком уже в постсоветское время. Тот факт, что Трапезников вернулся из Киева в Донецк после переворота, говорит о его определенных убеждениях и о сознательном выборе жизненного пути. Пока Трапезников лишь исполняющий обязанности, останется ли он во главе ДНР, будет зависеть от многих факторов, в первую очередь от позиции Москвы.
За четыре с лишним года в Донбассе худо-бедно была выстроена новая система власти. Она никуда не пропадет — это реальность, с которой надо считаться и Киеву, и мировому сообществу. Кто мог предполагать в Приднестровье в 1991 году, что республика будет преспокойно существовать и в 2018 году? Исходя из нынешнего курса Украины на категорический отказ от прямых переговоров с ДНР и ЛНР, можно быть уверенными, что эти квазигосударства просуществуют еще очень долго, поскольку поиск компромиссов становится невозможным, а ожидать военного поражения самопровозглашенных республик не приходится. Ввиду этого личности их лидеров приобретают важное значение. Неправильно считать их простыми, ничего не значащими марионетками.
В том же Приднестровье поменялось уже не одно поколение лидеров, которые всякий раз в итоге начинали проводить самостоятельный курс, чем и вызывали недоверие в Москве. Вполне независимы и главы Абхазии, при всей зависимости республики от России — такой вот парадокс.
Режим в ДНР — это порождение рук Александра Захарченко, сочетание импровизационности, неформальности с жесткими идеологемами. Это режим одновременно и мобилизационный, и анархичный. Во главе его стоят люди, не прошедшие обычных ступеней в карьере государственных деятелей. Преемнику погибшего придется считаться с этими факторами, но для того, чтобы придать устойчивость республике, ему необходимо будет начать качественно преобразовывать ее.
Пока опыт постсоветского пространства позволяет сделать достаточно пессимистический прогноз: все существующие непризнанные образования выживают, но влачат довольно жалкое существование, без помощи со стороны внешних сил держаться не могут. Но на Донбассе речь идет уже о миллионах людей — гораздо больше, чем в Южной Осетии, Карабахе, Абхазии и Приднестровье, вместе взятых. Для России тащить этот груз достаточно тяжело, и нужны либо стратегические решения по политическому урегулированию (но они невозможны), либо инновационные прорывы по достаточно самостоятельному поддержанию себя на плаву.