Портрет недели: в ожидании Трампа, Си Цзиньпин Первозванный и хмурое лето
Повестка уходящей недели, если не считать безнадежные разговоры москвичей о погоде (которая из климатического фактора уверенно дрейфует в область социально-психологического), строилась вокруг внешних поводов. Владимир Путин принимал Си Цзиньпина, в политологических кругах активно обсуждалась встреча с Трампом на полях G20, опять в фокусе оказалась Северная Корея. Как будто июльские дожди смыли не только московское лето, но и мысли о близлежащем пространстве, разделив попутно жителей на две неравные касты: тех, кто может себе позволить уехать в другую климатическую зону, и тех, кто обречен дышать сыростью и ловить лоскутные пятна голубизны в небе.
Из экспертного обзора, который готовится совместно социологическим центром «Платформа» и компанией Avelamedia видно, что по числу упоминаемости отношения с США, Китаем и обсуждение северокорейской проблемы вошли в топ-3 новостного потока российских СМИ. «Индекс Путина» — разработанный нами показатель отношений цитируемости ключевых ньюсмейкеров недели к цитируемости российского президента — звучит так: Дональд Трамп — 55,5%, Си Цзиньпин — 12,7% и отправленный в отставку директор «Почты России» Дмитрий Страшнов — всего 1,8%. Таким образом, Трамп не только уверенно обошел китайского гостя, несмотря на вручение тому высшей российской награды, но и перешел 50-процентный экватор в приближении к Путину. Хотя до осеннего успеха, когда Трамп в течение нескольких недель опережал Путина по цитированию в российских СМИ, американскому президенту еще далеко.
С социологической точки зрения внимание к внешнеполитической проблематике носит циклический характер с некоторым трендом на падение интереса. Если в 2014-2015 годах темы, связанные с внешними факторами, доминировали в информационном пространстве, формируя тревожный эмоциональный фон и явные опасения вооруженного конфликта, то уже в 2016 году возник поворот к внутренним проблемам. Население начало уставать от образа агрессивной внешней среды («Россия в кольце фронтов»), по мере развития кризиса возник запрос на объяснение внутренних проблем не только на основе внешних факторов. Исключение составляли ситуации, которые, по мнению россиян, могли бы существенно изменить унылый мировой расклад — Brexit или американские выборы.
Внешняя политика в медийном преломлении — это всегда идеология, поскольку у населения нет опыта непосредственного контакта с этой областью и поэтому нет возможности вырабатывать самостоятельную позицию. Однако идеология, претендуя на тотальное объяснение мира, никогда не бывает ограничена рамками только одного сегмента. Внешняя и внутренняя картинка всегда накладываются друг на друга, образуя единую композицию. Причем архитекторам идеологических конструкций оперировать внешним миром всегда проще: он всегда медийно более простой и пластичный.
Однако и здесь ресурсы небесконечны, и пример тому — Китай. Начиная с 2014 года шла мощная эксплуатация образа КНР как стратегического союзника России. Оказавшись отрезанной от Запада, элиты выдвинули тезис «разворота на Восток», навстречу новому миру. Увлечение Китаем стало тотальным: Геннадию Тимченко, как давнему товарищу Владимира Путина, доверили руководство Российско-Китайским деловым советом, российский бизнес стали активно мотивировать на сделки с китайскими партнерами, политологи строили планы перекройки мировых центров сил, исходя из наметившегося альянса. Однако по мере того, как близкие и очевидные цели, особенно в области углеводородов, были достигнуты, наступило ощущение вязкой, нединамичной среды. Россия, в силу ряда причин, не захотела войти в китайскую стратегему «Шелкового пути», где КНР принадлежит очевидно доминирующая роль. А китайский бизнес не увидел для себя очевидных преимуществ на российском рынке.
Поэтому один из ведущих российских китаистов Алексей Маслов в нашей беседе отмечает, что июльский диалог Путина и Си Цзиньпина имеет в первую очередь политическое значение, а экономические договоренности скромные — на словах цифры выглядят внушительными, но первый этап предполагает вложение только $1 млрд. Политически встречу капитализировать проще — важно то, что Россия и Китай консолидируют свои позиции по Северной Корее и выходят на G20 совместно.
По мнению Маслова, в экономическом сотрудничестве уже 10 лет повторяется формула: «Наши отношения лучше, чем когда бы то ни было». Постепенно дошло до того, что она почти ничего не отражает в реальности. Проблема в том, что Россия не может обеспечить возврат масштабных китайских инвестиций, потому что на региональном уровне нет проектов. Наши экономические отношения с Китаем проходят переходный период — мы пытаемся диверсифицироваться, уйти от сырьевой модели, но все время во что-то упираемся: в китайские квоты на импорт продовольствия, в то, что наши предприниматели не умеют работать в Китае. Государства все время ищут новые формы для запуска экономического сотрудничества, и прошедшая встреча — тоже поиск форм. Но здесь очень много зависит от регионов, а регионы очень плохо умеют работать с Китаем, вплоть до того, что там нет людей, которые бы этим занимались.
Впрочем, при всех трудностях китайская тема обречена на активное медийное звучание. Общий дефицит союзнических отношений будет подталкивать китайскую тему к дальнейшей виртуализации. Как бы ни обстояло дело в реальности, китайский аргумент всегда будет иметь широкое внешнее и внутренне употребление.