Ельцин: 10 лет после кончины — от какого наследства мы (не) отказываемся

«Ну, это я уже видел...», — выдохнул Шамиль Тарпищев, зайдя 25 ноября 2015 года, в день открытия «Ельцин-центра» в Екатеринбурге, в воспроизведенный в деталях кабинет первого российского президента. То ли он уже проходил через этот зал экспозиции, то ли эффект дежавю был настолько силен, что теннисный тренер почувствовал себя провалившимся сквозь временной портал прямо в эпоху Бориса Николаевича. Скорее второе...

Тогда на родине Ельцина приземлился целый самолет «бывших» — демократов и бюрократов, выступили с искренними речами Путин, Медведев и Наина Ельцина. Мнилось, было объявлено большое водяное перемирие для этих столь разных людей, вышедших из широченной ельцинской «шинели». «Если этот самолет упадет, погибнет вся элита 1990-х» — так в тот день вслух не рассуждал только ленивый. Назад все летели несколько грустные, поскольку понимали, что водяное перемирие закончится в тот момент, когда самолет коснется посадочной полосы в Москве. С одним моим любимым бывшим либеральным вице-премьером из 1990-х мы с горя выпили на обратном пути бутылку коньяка...

Ельцин умер 10 лет назад. Его эпоха для новых поколений кажется неправдоподобно далекой. И даже мастера-политтехнологи, выстраивавшие легитимность нынешнего политического режима «от противного», где «противными» были Борис Ельцин и его 1990-е годы, все реже прибегают к этой идеологеме — тем, кто сейчас вступает в возраст электорального пубертата, она все равно не понятна.

И тем не менее среди россиян, которых Ельцин смешно называл «дорогими», больше тех, кто его помнит. И не любит. Как в анекдоте о двух клоунах, которых не позвали на общее отмечание удачных гастролей: «Забыли», — говорит один. «Помнят», — замечает другой. Этот анекдот в том самолете 25 ноября 2015-го вспомнил — к месту — экс-помощник Бориса Николаевича Георгий Сатаров, нынешний непримиримый оппонент Путина.

«Когда жизнь в России была лучше?» — спросил «Левада-центр» в январе 2017 года своих респондентов. Сейчас, при Путине, — 32%. При Ельцине — 1%. Чуть лучше — 2% — при Горбачеве. 29% — при Брежневе. В феврале 2016-го «Левада-центр» спросил: «Как вы считаете, время Ельцина принесло больше хорошего или плохого?» И вот здесь надо следить за динамикой. Понятно, что в 1999-м, когда все заканчивалось, когда отгремели голосование сердцем и операция на сердце, а также дефолт, и на престол заходил моложавый белокурый офицер с отрывистой речью — лидер надежд, 72% говорили, что, конечно, больше плохого. В 2012-м старые обиды оказались забыты, и так думали уже 55%, хотя оценку «хорошо» все равно ставило всего 11% опрошенных. В промежуток между 2012-м и 2016-м легло известно что — покорение Крыма — и плохо стали думать об эпохе Ельцина уже 68%. Ведь если сейчас хорошо — у нас полуостров и все нас боятся, то значит тогда, 20 лет назад, было плохо.

Людям нужен покой, который они путают со стагнацией. «Чья программа действий была лучше, Ельцина или Горбачева?». В 2016 году респонденты «Левада-центра» ответили решительно: 59% — да ничья!

Ельцин и Горби. Два непримиримых антагониста. Как бы они друг с другом ни соперничали, в историю вошли вместе, как дуэт. «Разрушители» — то есть лидеры, которые давали свободу. Это и есть «русские качели», чье действие подтверждается социологией и рассуждениями с высоких трибун, которые задают контуры исторической политики. Ленин плохой — Сталин хороший, Хрущев плохой, Брежнев хороший, Горбачев с Ельциным плохие, Путин — хороший. Кто подмораживает Россию — хороший, устраивает оттепель — плохой. Так и качается колыбель русской истории, в которой дремлют «дорогие россияне», так и не разглядевшие в Ельцине царя-освободителя.

А он и впрямь не был дистиллированным демократическим политиком. И откуда, собственно, мог взяться такой в России, где донос на попытку свободной мысли влек за собой десятки лет белых ночей в Приполярье или выстрел в затылок от человека с фуражке с бордовым околышем? По своему психофизическому устройству Ельцин был секретарем обкома с медвежьей грацией, а значит, царем. Популистом. Но исключительно политик такого типа увлечь за собой миллионы людей, разбуженных — парадоксальным образом — его главным оппонентом, Горбачевым.

Ельцин — это масштаб. Политик должен быть большим. Высоким, красивым, способным к широким жестам. Иногда забавным. С серебряной шевелюрой. С оторванным пальцем. Удалым и в то же время интеллигентным — много ли политиков обращаются к своим подчиненным на «вы»...

Читать интервью дочери Бориса Ельцина: «Мифы прижились, и с ними очень трудно бороться»

Кто еще мог предоставить политическую крышу отчаянным реформаторам, раскрыть «зонтик» над Егором Гайдаром, который решился перекорежить тысячелетнюю (в терминах Путина) дикую, враждебную человеку империю? Только Ельцин. Это означало обречь себя на 1% оценивающих твою эпоху как «хорошую». Чтобы все остальные эпохи стали по-настоящему хорошими.

Путин въехал на плечах Ельцина в политику не только в логике «от противного» — он вошел в нее на фундаменте восстановительного роста, который начался благодаря реформам Ельцина и Гайдара, благодаря транзиту, который они завершили до него, благодаря тому, что они построили институты государства, которого не было на карте в 1991 году.

Двойственность, политическая шизофрения нынешней гибридной автократии проистекает из того, что она вышла целиком и полностью из Ельцина и его «Семьи», но чтобы самоутвердиться, этот режим и его политический класс клянут эпоху, которая их породила.

Авторитаризм «а ля рюсс» вовсе не вытекал из ельцинского наследия, не был зашит во фразе «Берегите Россию». Ельцин оставил институты демократии, причем не только бумажные, и рыночную экономику. Это наследие можно было использовать и развить, а можно было использовать и растранжирить. Ельцину в период его почетной пенсии оставалось только наблюдать. И почему-то казалось, что он сдерживает себя, чтобы не сказать чего-нибудь обидного своим политическим наследникам и не подставить «Семью» (политическую) и просто семью.

Что ж, как писал Саша Соколов в «Школе для дураков», «пришли те, кто пришли». Но страна удивительным образом стоит, хотя и потрескивая от искр, пересекающих ее плоть. В ней живут живые люди, и как ни травят рыночную экономику, она, родимая, работает, и спасает правителей от народного гнева. Как герой Мольера не знал, что он разговаривает прозой, средний житель России не дает себе труда подумать, что он живет в реальности, созданной Ельциным — в хорошем или плохом смыслах.

Такой широкой была его «шинель». Большой человек — во всех значениях слова. 12 июня 1991 года за него проголосовали 57,30% россиян, 45 с половиной миллиона человек. Они ждали от него чуда. А он дал им всего лишь «удочку». И показал, где находится «пруд». Что не всем понравилось...

Чтобы оценить масштаб этого человека, десяти лет с момента его кончины — недостаточно. Как недостаточно было нескольких столетий, чтобы, по словам Чжоу Эньлая, можно было по-настоящему оценить последствия Великой французской революции.

Читать также: 25 лет спустя: почему бизнес в России не стал опорой для реформ и Человек-медведь: почему в России до сих пор спорят о фигуре Ельцина