Он был неудобный человек. Слишком большой, слишком грузный, со слишком широким замахом руки. И даже после смерти остается неудобным: и для действующей власти – сложно откреститься от человека, лично тебе эту власть вручившего, – и для пресловутых 86%, для которых он на пару с Горбачевым отвечает за развал лучшей страны на земле – мифического СССР. Уже почти девять лет как Бориса Ельцина нет с нами, а его фигура все так же беспокоит, раздражает, выламывается из рамок – словно иллюстрация к словам Мити Карамазова: «Широк человек, даже слишком широк, я бы сузил!»
Ельцин всегда умел удивлять – и когда критиковал Горбачева на Пленуме ЦК КПСС в октябре 1987-го, и когда взбирался на танк у Белого дома в августе 1991-го, и когда с больным сердцем танцевал на сцене в рок-концерте перед выборами 1996-го. В нем была русская широта натуры, масштаб личности и под стать ему – размах жеста, энергия тарана, искренность заблуждения и столь же искреннее и столь же русское умение прощать и просить прощения, как сделал он в своем последнем обращении к нации 31 декабря 1999 года.
Мы, наверное, никогда не договоримся по поводу Ельцина, подобно тому как разумные китайцы официально постановили по поводу Мао: 70% хорошего и 30% плохого.
Мы не умеем так мирно расставить акценты, достичь консенсуса ради общественного спокойствия и вселенской гармонии.
Мы не знаем пропорций и полутонов, о чем писал Юрий Лотман в своей поздней работе «Культура и взрыв»: Россия – это страна с бинарным мышлением «или-или». В нашем общественном и политическом устройстве эта бинарность неизбежно приводит к поляризации и столкновению, к революции, взрыву, к уничтожению «до основания». Поэтому сегодня мы живем как в трансформаторной будке, в гудящем электрическом поле, где все идеи и исторические личности, попавшие в фокус общественной дискуссии, приводят к моментальной поляризации. Мы не можем договориться ни о Крыме, ни об Украине, ни о Ленине, ни о Сталине, ни о геях, ни о мигрантах, наши споры мгновенно раскалывают общество, разводят на два непримиримых лагеря, проводят черту среди членов семьи, друзей, коллег. «Тест на Ельцина» – такой же маркер непримиримости, симптом социального раскола.
Хороший символ этой извечной российской бинарности — памятник Никите Хрущеву на Новодевичьем кладбище работы Эрнста Неизвестного, в котором столкнулись черная и белая плиты. Точно так же мы воспринимаем и Ельцина – черно-белым, без полутонов. Для одних он Иуда и агент американского империализма, для других – могильщик прогнившей державы, ставшей всемирным посмешищем. Для одних распад СССР был «величайшей катастрофой XX века», для других – прорывом к свободе. Третьего не дано. Живем по Лотману.
Могильщиков никто не любит, но их приход неизбежен.
В конце 1980-х взрыв в Советском Союзе назрел, атмосфера была душной и чреватой грозой; кто об этом забыл, пересмотрите балабановский «Груз-200». Грянул гром, бурный поток 1990-х очистил советские конюшни и выбросил нас на берег нулевых. Ельцин был тем самым человеком-взрывом, который ломал пределы возможного. Неслучайно одним из прозвищ, которые закрепились за ним еще в бытность первым секретарем в Свердловске, было Бульдозер. Впрочем, еще больше он напоминает медведя – не плакатного медведя «Единой России», а настоящего таежного зверя, умного, грозного, но в итоге неизменно доброго героя русских сказок. Есть почти апокрифическая история о том, как 15-летний Ельцин, заблудившись летом в тайге с парой младших школьников, месяц блуждал с ними, питаясь ягодами и корнями, и в итоге вывел их к людям. Он был мощным зверем с прирожденным инстинктом выживания, настоящим «политическим животным» по Аристотелю, мифическим тотемом лесной Руси.
…Уже несколько лет по сети гуляет демотиватор: коллаж из фотографий Ельцина на танке у Белого Дома, толпы на улицах Москвы и поваленная статуя Дзержинского с подписью «Спасибо деду за Победу!». Кстати, одним из прозвищ Ельцина действительно было Дед. И пускай победа, одержанная им в 1991-м, оказалось временной, она дала нам вдох на добрых два десятилетия, которые мы жили с воздухом свободы в легких. Сегодняшняя атмосфера в России снова душна и чревата грозой, как в балабановские 1980-е, но на горизонте не видно ни нового Ельцина, способного выступить тараном для слома прогнившей системы, ни стотысячных толп на улицах Москвы, ни брожения на окраинах Империи. Но даже если нет у нас сейчас ельцинской энергии перемен, то всегда можно вспомнить две его черты, за которые прощается многое: умение просить прощения и умение вовремя уйти.
Сегодня Борису Николаевичу исполнилось бы 85. С Днем рождения, Дед!