10 частных коллекций: музей ART4 Игоря Маркина
Музей современного искусства АRT4 расположен в новом жилом доме в центре Москвы прямо под квартирой его основателя Игоря Маркина. В 2007 году, когда предприниматель открыл доступ к своей коллекции для всех желающих, на втором этаже у него был просторный музейный офис, но затем Маркин решил переселиться сюда с семьей. С 2008 по 2015 год АRT4 открывался для посетителей сперва раз в неделю, а потом и вовсе раз в год, в Ночь музеев, а с декабря прошлого года Маркин заново открыл двери музея для гостей. Трое его маленьких детей и сейчас нередко играют в выставочном зале (для них тут даже есть ванная комната с резиновыми уточками). Двое взрослых детей коллекционера здесь тоже бывают, но пока, по словам Маркина, особого интереса к его увлечению не проявляют: «Наверное, возраст не тот. Я, собственно, и сам к искусству пришел в 30 лет».
Современное российское искусство Маркин, радиоинженер по образованию, собирает со второй половины 1990-х. Тогда он с партнерами только начинал развивать «Проплекс» — первое российское производство оконных профилей из ПВХ по австрийской технологии. С тех пор «Проплекс» установил в России и СНГ более 20 млн окон (выручка компании за 2015 год, согласно СПАРК, составила 1,4 млрд рублей). А Маркин тем временем собрал коллекцию из примерно 1500 картин и объектов главных российских художников современности — от Кабакова и Комара с Меламидом до Олега Кулика и Владислава Мамышева-Монро.
Первые работы для своей коллекции Маркин приобретал, просто чтобы украсить стены, но потом это превратилось, по его выражению, в непрекращающуюся страсть: в иные годы он покупал по 200-300 работ. Правда, последние пару лет, в разгар кризиса, покупок почти не было. Но в конце 2015 года у Маркина появилась идея создать на основе музея аукционный дом: «Раньше мы торговали билетами [на выставки], а теперь — искусством. Почему, собственно, музей не должен этого делать?» Предприниматель продал свои 30% акций «Проплекса» партнерам и полностью переключился на музейную жизнь.
На торгах в сети теперь можно побороться за работы художников, уже представленных в коллекции Маркина и других собирателей (пока что 90% работ принадлежат основателю музея, но он надеется, что со временем этот показатель снизится до 10%). Все произведения, представленные на торгах, можно посмотреть в музее вживую.
«Когда мы запустили первый аукцион, выяснилось, что это вообще наш самый главный проект — то, ради чего мы [ART4] родились и на свете существуем. А выставки — это на самом деле поддержка аукциона», — рассказывает Маркин, входя в зал, где выставлены работы одного из его любимых художников — Дмитрия Краснопевцева. Коллекционер с гордостью показывает на этикетки, цены на которых меняются в соответствии со ставками, сделанными на сайте: «Это так называемая электронная бумага, которая [используется] в ридерах. Такого нет нигде абсолютно. Глава московского представительства Sotheby’s приходил, фотографировал их и отсылал своим коллегам — посмотрите, мол, что они делают!»
На торги у Маркина постоянно выставлено около 50 лотов — на место купленной работы тут же вывешивают другую. По его наблюдениям, непрерывный аукцион гораздо перспективнее торгов в строго определенные даты — люди хотят покупать искусство, когда есть деньги и настроение. «Например,чиновник получил взятку или бизнесмен сдал объект, — полушутя рассуждает Маркин. — Или, наоборот, нечего делать человеку, без работы сидит — пошел на шоппинг. Или даже не пошел, а просто сделал ставку со своего мобильного, когда ехал в машине».
Впрочем, Маркин признает, что находить покупателей современного российского искусства в последние годы не так-то просто: «Больше всего таких людей в Лондоне, какое-то количество в Америке, во Франции. Если в Москве находится 100-200 коллекционеров, то в мире — еще 1000-2000. Это, собственно, вся наша аудитория и есть». Основатель ART4 говорит, что в Москве число коллекционеров современного российского искуства, к его удивлению, не увеличивается с 2000-х, когда этот период вошел в моду: «Парадоксальная ситуация, но интерес к русскому искусству у соотечественников не растет, скорее, даже падает. Западные коллекционеры покупали в конце 1980-1990-х, когда за железным занавесом творилось что-то непонятное, а поэтому казалось достаточно интересным для всего мира. Сейчас же интереса к русскому у Запада нет. В том числе по политическим причинам — с Россией у мира в последние годы связаны негативные ассоциаиции».
Тем не менее Маркин не считает своей ошибкой начать собирать современных российских художников 20 лет назад: «Самая большая ошибка, знаете, какая была? Был колоссальный рост цен до 2008 года — изобразительное искусство подорожало в 10-15-17 раз, когда [на этот рынок] пришли Абрамович и еще несколько человек с большими деньгами. Казалось, что это будет вечно, а оказалось — нет. С тех пор цены упали в четыре раза. И самая большая ошибка —покупать на пике. Сейчас приходится признать, что многие работы очень дороги. Допустим, на выставке Краснопевцева есть работа, которая была продана за 33 000 евро, а у меня было истрачено на нее 120 000».
Впрочем, добавляет Маркин, обратных примеров у него все же больше. «А нынешний кризис дает возможность приобрести гораздо больше интересных экспонатов для музея и аукциона, чем в том же 2008 году», — говорит основатель музея, стоя перед работой Комара и Меламида «О страхах», на которой изображена перепуганная девочка (эту вещь он считает одной из лучших у основателей соц-арта). К тому же продажи с аукциона уже позволяют компенсировать расходы на содержание музея (их Маркин оценивает примерно в 20 000 евро в месяц).
Основатель ART4 продолжает лично ездить по аукционам в поисках экспонатов для своей коллекции: «Путь коллекционера — это путь самурая, конечно: никому невозможно это поручить». Хотя к покупкам относится уже не с той всепоглощающей страстью, что была до кризиса: «Зимой на одном аукционе продавался очень хороший Кабаков, ушел за 600 000 евро. Это все-таки не по силам, очень рискованная трата, потому что сейчас не очень понятно, что будет завтра. Каждый раз, покупая работу на Sotheby’s, я думаю: везти ее в Россию или не везти? Прямо страшно становится — а вдруг тут [начнется] какая-то заварушка, проблемы и кризис нарастающй».