Недавно стало известно, что Huawei ведет переговоры о приобретении как минимум трех российских IT-компаний: МЦСТ, «Базальт-СПО» и «Норси-Транс». Что скрывается за намерением китайского технологического гиганта включить в свой портфолио российские технологии?
Масштаб бедствия в цифрах
Официальная финансовая отчетность Huawei поражает: по итогам 2018 года они задекларировали доход в $105 млрд, а чистая прибыль компании составила $8,8 млрд. Для сравнения: по данным IDC, совокупный объем российского IT-рынка в 4,6 раза меньше оборота китайской корпорации и составляет всего $22,6 млрд. На программное обеспечение и IT-услуги в России приходится примерно четверть этой суммы — $5,6 млрд.
Разница в цифрах — колоссальная. При желании Huawei может без особых усилий выкупить все существующие российские софтверные компании. Или, к примеру, открыть здесь свой R&D-центр на 5000 рабочих мест и сманить лучших разработчиков из всех ведущих российских компаний. Финансовые возможности это позволяют: только в прошлом году на исследования и разработки Huawei потратил $14,8 млрд. Это почти 1 трлн рублей — больше половины расходов, заложенных на нацпроект «Цифровая экономика», которые правительство РФ планирует потратить за шесть лет.
Зачем Китаю российские технологии
Технологический лидер КНР на собственном опыте ощутил зыбкость глобальных договоренностей. Торговая война между США и КНР нанесла заметный урон по имиджу и доходам компании, поставив под угрозу несколько направлений бизнеса. В частности, пострадал бизнес смартфонов, планшетов и мобильных устройств. Если замену процессорам ARM и другим аппаратным компонентам еще можно найти на локальном рынке или сделать подходящие аналоги самостоятельно, то риск изоляции от мобильной экосистемы Google выглядит слишком серьезно.
Очевидно, что существующая дуополия мобильных платформ Apple и Google должна быть разрушена. Китайские и южнокорейские компании, которые сегодня делают пользовательские устройства на Android, опасаются повторения произошедшей ситуации. Потенциально они уже сейчас готовы к переходу на альтернативные платформы. Huawei анонсировал свою мобильную платформу и активно изучает рынки развивающихся стран с целью создания собственного программного стека.
Никто не знает, скольким компаниям в действительности уже были сделаны предложения. РБК удалось узнать только о тех трех из них, которые подтвердили факт переговоров. В действительности таких предложений было больше: в июне Huawei уже приобрела российскую компанию «Вокорд», которая занимается технологией распознавания лиц на видео.
Выбирая российские IT-компании, китайцы смотрят на три фактора: продукт, который работает в нужной для Huawei нише, штат квалифицированных разработчиков и возможность выхода на локальный B2G-рынок.
Примерно год назад в офис нашей компании приезжала делегация IT-специалистов из КНР, которые напрямую отчитывались высшему руководству страны. Их интересовали наши защищенные облачные технологии — тот сегмент, в котором пока еще китайские решения уступают западным.
Еще одна интересующая их ниша — компании сферы информационной безопасности. К примеру, в поднебесной нет собственного игрока уровня «Лаборатории Касперского», но есть спрос на такие решения. Объявленный интерес к компаниям, которые делают защищенные решения — тому прямое подтверждение. Так, компания «Базальт-СПО» имеет огромный опыт в разработке сертифицированных операционных систем, «Норси-Транс» — независимый игрок на российском рынке информационной безопасности для телеком-индустрии и провайдерского оборудования магистрального класса, а МЦСТ — источник высококвалифицированных разработчиков микропроцессоров.
Последняя компания появилась в списке неслучайно. Покупка разработчиков «Эльбруса» открывает доступ к технологиям, которые востребованы в оборонно-промышленном комплексе РФ, и позволяет заполучить к себе очень сильную команду научных специалистов.
Ранее компетентность создателей «Эльбруса» де-факто подтвердила компания Intel, которой в девяностые удалось переманить Бориса Бабаяна, Владимира Пентковского, а также нескольких ведущих сотрудников. Именно их идеи и наработки легли в основу микроархитектуры Pentium Pro и позволили Intel занять доминирующие позиции на рынке высокопроизводительных вычислений.
Принесут ли сделки выгоду России?
Пока еще на глобальном рынке российские IT-компании не настолько сильны, как хотелось бы. Для крупных игроков мы выглядим скорее как источник ресурсов, нежели как серьезный конкурент. Россия в целом для Huawei — все равно что Индия для IT-индустрии США: возобновляемый источник квалифицированных программистов, труд которых стоит до $20 в час.
Конечно, продавать за границу программистов выгоднее, чем продавать нефть. Но государству еще прибыльнее продавать продукт, который создан этими программистами. Например, прибыль той же «Лаборатории Касперского» в пересчете на одного сотрудника составляет примерно $240 тысяч в год, а у Luxsoft — порядка $100 000. И это лучшие примеры в России. Остальные едва достигают результата в $20-40 000 на человека в год. Любая же международная IT-компания, которая продает продукт, а не своих программистов, может получить доход свыше $1 млн на сотрудника в год.
Поэтому, если допустить распродажу российских активов, то от совершения этих сделок выиграют лишь бенефициары и иностранные технологические гиганты. Страна же в лучшем случае получит зарплаты разработчиков, причем ненадолго — пока они не покинули территорию страны. За примерами далеко ходить не надо: 700 человек из нижегородского R&D-центра Intel не создали прорывных отечественных технологий. Все их успехи принадлежат только компании Intel, которая только усилила свои позиции на мировой арене. Наивно полагать, что в случае с Huawei будет другой результат.
Лучший способ не стать интеллектуальным донором — стимулировать российских программистов оставаться внутри страны. Необходимо развитие инфраструктуры, финансовых инструментов, создание более привлекательных условий для жизни и труда, чем за рубежом. Бороться запретительными мерами бессмысленно. Правильные шаги могут привести не только к сокращению потока экспортируемых кадров, но и к скорому возвращению тех, кто уже покинул страну.