Российская модель цифровой экономики: как бороться с кадровым голодом, «утечкой мозгов» и разрозненностью рынка?

В последнее время тема цифровизации экономики обсуждается очень активно и на самом высоком уровне. По замыслу, широкое использование информационных технологий во всех отраслях должно повысить их эффективность. Это, в свою очередь, требует создания для ИТ-компаний благоприятных условий и стимулов, которые будут способствовать развитию фундаментальных отечественных инноваций.

В этом отношении я как руководитель российской технологической компании, которую стимулируют к активному развитию и созданию инновационных технологий, являюсь одним из представителей целевой аудитории этой программы. И в этой связи хотелось бы высказать свой взгляд на предлагаемые меры.

На конференции ЦИПР-2017, проходившей с 24 по 26 мая в Иннополисе, Николай Никифоров представил модель развития цифровой экономики в России. Поскольку программа «Цифровая экономика» должна была быть утверждена до 1 июня 2017 года, можно предположить, что озвученные опорные точки дорожной карты можно считать близкими к финальным.

Итак, представленная модель стоит из трех ключевых элементов. Первый – рынки и отрасли экономики, попадающие под задачу цифровизации, — включает такие направления, как умный город, госуправление, цифровое здравоохранение и образование. Здесь министр уточняет, что перечень этих отраслей будет расширяться. В фокусе внимания государства при этом будут находиться второй и третий элемент программы.

Второй элемент – платформы и технологии – призван обеспечить своего рода цифровой фундамент, на основе которого будет происходить дальнейший процесс цифровой трансформации. Роль государства здесь видится в поддержке научных исследований и разработок, которая будет заключаться в координации усилий ключевых игроков рынка, стимулирование взаимодействия между вузами, производственными предприятиями и научными организациями etc.

Говоря о третьей части, министр заявил: «Мы должны создать среду, в рамках которой всячески будем поощрять инновационные процессы и инвестиции в инновации, исследования для того, чтобы соответствующая технологическая революция поддержала эту цифровую трансформацию». Эта задача включает в себя создание/развитие законодательной регуляторной среды, кадрового ресурса, инфраструктуры, информационной безопасности и системы управления, которая все это свяжет воедино.

Должен сказать, что, если программа останется в своем нынешнем виде, деньги, выделенные на ее реализацию, будут потрачены зря.

Спорные моменты

Безусловно, направления развития, обозначенные в проекте, очень верные. Действительно, в индустрии существуют такие проблемы, как кадровый голод, «утечка мозгов», отсутствие единой среды, в рамках которой технологические лидеры объединяли бы усилия по созданию новых платформ и пр. Все это важные задачи в масштабах государства, но для бизнеса, который должен создавать инновационные технологии, самыми болезненными являются другие вопросы.

Два ключевых момента, которые государство должно обеспечить ИТ-компаниям для создания инновационных технологий, конкурентоспособных на российском и мировом рынке, – это доступность долгосрочных инвестиций и создание спроса.

Сейчас в России практически отсутствуют какие-либо инструменты для массового венчурного инвестирования. Перед выступлением министра демонстрировалась презентация, где приводились цифры из совместного отчета PwC и РВК «MoneyTreeTM: Навигатор венчурного рынка» за 2016 год». Согласно представленным данным, венчурный рынок в 2016 году сократился на 29%, что связано с общим спадом деловой активности, неопределенностью относительно прогнозов ключевых макроэкономических показателей и обесцениванием рубля на 10%. Представитель РВК прокомментировала результаты исследования следующим образом: «… очевидно, что нестабильность экономической ситуации в целом, отсутствие устойчивого интереса со стороны крупного российского бизнеса к инновациям являются существенными барьерами для роста венчурного рынка».

Еще одна проблема состоит в том, что деятельность фондов с государственным участием невероятно зарегламентирована, и это негативно влияет на скорость принятия решений. Скажем, Y Combinator, созданный в 2005 году, за все время своего существования проинвестировал в 1464 стартапа. РВК, созданный в 2006 году, — в 212. ФРИИ пишет о 270 стартапах с 2013 года.

В поисках частных инвестиций к нам регулярно приходят молодые стартаперы из отрасли, и значительная часть из них жалуется на очень долгий (свыше полугода) цикл привлечения инвестиций в существующих фондах. И мы убедились в этом на собственном опыте общения с ФРИИ. Несмотря на то, что многие стартапы занимаются действительно перспективными разработками, у них нет этого полугода на ожидание решения от венчурного фонда. За это время без финансирования большая часть из них закроется при первом же попадании в кассовый разрыв. Кроме того, у молодых компаний, которые находятся в инвестиционной фазе, нет даже банальной возможности взять кредит в банке – им просто откажут.

И если у стартапера есть тот пресловутый дух предпринимательства, о котором так много говорится в последнее время, в текущей ситуации он скорее подтолкнет его ехать в Кремниевую долину, а не прорубаться через дебри российского венчурного инвестирования. Там стартап попадает в инкубатор или акселератор и может получить под хорошую идею приличные инвестиции, которые будут сопровождаться менторством и другой дополнительной помощью в развитии бизнеса. Так поступили разработчики интеллектуальных голосовых интерфейсов Api.ai, которых впоследствии купил Google, популярный сервис для создания зацикленных видеороликов Coub, молодой вендор решения класса Web Application Firewall компания Wallarm, в чьем портфолио такие заказчики, как «Яндекс», QIWI, «Эльдорадо» и Acronis, а также многие другие интересные стартапы, которые почему-то не смогли привлечь достаточный объем инвестиций в России.

Формирование спроса

Если говорить о стимулировании спроса, то здесь пока самым сильным инструментом государства остается программа импортозамещения ИТ-решений, однако и она работает достаточно формально. Что мешает этой, без сомнения, правильной инициативе? Допустим, госкорпорация должна купить российского ПО. Руководитель службы ИТ или ИБ открывает единый реестр российских программ для электронных вычислительных машин и баз данных, затем изучает варианты и понимает, что все российское – низкого качества или не располагает нужной функциональностью. После этого госкорпорация с чистой совестью пишет обоснование закупки решений Microsoft или Oracle. Вместо того, чтобы принуждать ее пользоваться отечественным ПО, следует задать вопрос: почему же российское не удовлетворяет запросам? Ответ возвращает нас к первому тезису: для того чтобы создать качественный продукт, действительно конкурентоспособный и на международном рынке, разработчику нужны серьезные, фундаментальные инвестиции – причем года на три-четыре минимум.

Вторая сложность отечественного рынка информационных технологий состоит в том, что одними из основных генераторов спроса на ИТ-технологии и ИТ-услуги сейчас являются госкорпорации. Но для удовлетворения этого спроса они обычно создают специализированные дочерние ИТ-компании, которые закрывают значительную часть потребностей этих госкорпораций. Во-первых, это может провоцировать все те проблемы, которые обычно возникают при отсутствии конкуренции. Во-вторых, даже если такая «дочка» создаст прорывную технологию, она будет использоваться только одним заказчиком и никак не поспособствует развитию технологий на рынке в целом.

Таким образом, сейчас вся наша экономика подталкивает стартапера к мысли, что «длинных» денег нет, а есть только деньги «короткие». Поэтому оптимальной бизнес-моделью по-прежнему остается банальное «купи-продай». Именно это противоречит идее долгосрочных инвестиций, о важности которой говорил министр, и именно это мешает развитию технологий, способных заложить фундамент для цифровой экономики.