Разработка лекарств — это лотерея, и Лиза Конте играет в нее уже много лет. За два десятилетия она прошла через два IPO, делистинг, банкротство и бесчисленные встречи с инвесторами. Она искала деньги на оплату клинических испытаний, которых требует Управление по контролю продуктов питания и лекарственных средств США (FDA). Чтобы пройти через это, говорит Конте, «надо верить, что заработаешь в конце концов кучу денег, — это же не благотворительность».
Еще надо уметь продавать свои идеи. C 1989 года Конте привлекла $200 млн (в основном от частных инвесторов) на разработку лекарства на растительной основе, так до конца его и не разработав.
Но сейчас она, кажется, выходит на финишную прямую. В ноябре ее компания Napo Pharmaceuticals успешно прошла третью стадию испытаний крофелемера — препарата, полученного из красной смолы амазонского дерева кротон (Croton lechleri). Лекарство призвано бороться с истощающей диареей, побочным эффектом препаратов против СПИДа. Конте считает, что FDA одобрит препарат уже к концу 2011 года. Но настоящей победой для нее будет разрешение использовать препарат для лечения других гастроэнтерологических проблем, таких, как синдром раздраженного кишечника: это рынок в $14 млрд.
История началась в 1989 году, когда Конте работала аналитиком по биотехнологиям в венчурном фонде в Калифорнии. Во время отпуска, карабкаясь на гору Килиманджаро, она наблюдала, как ее спутник боролся с высотной болезнью при помощи растительной смеси, купленной в придорожной аптеке. Тогда Конте, у которой не было ни копейки, решила создать Shaman Pharmaceuticals (предшественника ее нынешней компании — Napo). Фирма должна была производить рецептурные лекарства из растительного сырья. Дочь фармацевтов, Конте завела 15 кредитных карт и наняла этноботаника Стивена Кинга. Тот собрал библиотеку из 2600 образцов, из которых предстояло выбрать растения, обладающие наибольшим лечебным потенциалом.
Конте собрала $10 млн венчурного капитала, чтобы подать заявку на патенты и начать испытания, предписанные FDA. Хотя крофелемер и казался самым многообещающим открытием, Конте тратила деньги и на исследования других растений. Через 15 месяцев она нашла еще $20 млн на содержание растущего штата биологов, химиков, специалистов по клиническим испытаниям и токсикологов. (Она так много летала в поисках инвесторов, что журнал авиакомпании United Airlines написал заметку о ее сыне Бобби, который к двухлетнему возрасту заработал уже 75 000 бонусных миль). Третья фаза испытаний должна была продлиться три года и стоить $4 млн в месяц. В январе 1993 Shaman без единого цента дохода выпустила акции на Nasdaq и привлекла $42 млн; вторичное предложение ценных бумаг в декабре принесло еще $20 млн. По словам Конте, она была «на четвертом году десятилетнего плана».
Все вышло не так, как она предполагала. Тестирование оказалось куда более трудным делом, чем ожидалось. В основном, потому что Конте переметнулась с острой диареи на хроническую, что потребовало более долгих испытаний. К концу 1998 года, через пять лет после IPO, у компании практически не осталось денег. Чтобы завершить третью фазу, Конте заняла еще $20 млн в виде конвертируемых облигаций, продававшихся за 80% от среднерыночной цены акций. Если акции Shaman обвалились бы, кредиторы предъявили бы свои права, размыв доли акционеров почти до нуля. «У нас не было выбора», — говорит Конте.
В начале 1999 года оказалось, что выборка пациентов для испытаний недостаточна, чтобы показать преимущество крофелемера перед плацебо. Стоимость акций Shaman упала ниже $1, и Nasdaq сняла их с котировки. Конте пришлось уволить 80 из 120 своих сотрудников. Вскоре после этого она развелась с мужем, с которым прожила 8 лет.
Тогда у Конте появилась спасительная идея: продвигать свой препарат как пищевую добавку от диареи, а не рецептурное лекарство — на добавки гораздо проще получить лицензию. С небольшим запасом наличных и огромными долгами Конте выпустила «суперпривилегированные» облигации на $8 млн, которые могли быть конвертированы в акции через 15 месяцев. Они предлагались с 95-процентным дисконтом к рыночной цене. Лицензия была получена, но за два года пищевой добавкой так и не заинтересовались крупные дистрибьюторы. «Вот тогда я подумала, что это конец», — говорит Конте.
Но в марте 2000-го Конте нашла еще одну зацепку. Тогда Glaxo Wellcome (впоследствии вошедшая в GlaxoSmithKline) выпустила препарат Lotronex, лечащий синдром раздраженного кишечника (СРК), но лечение не всегда было успешным и пять пациентов умерли после принятия этого средства. Lotronex препятствует потере жидкости у больного, но также останавливает перистальтику — движение желудочно-кишечных мышц, которые проталкивают пищу вперед. В крофелемер входит антисекреторный агент, не затрудняющий перистальтики. План Конте прост: провести третью фазу испытаний еще раз, чтобы доказать, что крофелемер может лечить диарею, вызванную ВИЧ (ее изначальная стратегия), но с возможным расширением области применения на СРК, что позволит избежать повторения первой и второй фаз испытаний.
В свойственной ей дерзкой манере Конте довела Shaman до банкротства, оставив акционеров у разбитого корыта и основала новую компанию — Napo. Под впечатлением от ее идеи про СРК новая плеяда ангелов-инвесторов раскошелилась на $650 000. На эти деньги в 2001 году Конте году купила интеллектуальную собственность Shaman. К тому же она умудрилась выбить лицензионный договор с Glenmark Pharmaceuticals в Мумбаи на распространение крофелемера в 140 развивающихся странах.
За последние 9 лет и два финансовых кризиса Конте, по ее словам, вытащила из инвесторов еще $85 млн, $24 млн из них — в результате IPO на Лондонской бирже в 2006 году. «Я верю в Лизу», — говорит Джошуа Мильман, филантроп и инвестор Shaman и Napo. К 2008 году практически все деньги были потрачены. «Больше половины из $85 млн ушло на проведение клинических испытаний», — говорит Конте. А еще она потратила целое состояние на получение патентов в разных странах и на производство оборудования, потому что «невозможно начать третью фазу испытаний, если вы не производите препарат тем же способом, которым собираетесь его производить после получения разрешения».
Конте выиграла еще немного времени в декабре 2008-го, заключив сделку с компанией Salix Pharmaceuticals, согласившейся завершить испытания, произвести препарат и начать продавать его западным покупателям. Долю Napo в этой сделке Конте не раскрывает.
Даже после прохождения третьей фазы испытаний довольно велика вероятность того, что FDA не выдаст разрешение на производство крофелемера. Сегодня 12 сотрудников Napo занимаются контактами с Salix и Glenmark. Конте, которой все еще принадлежит 6% Napo, утверждает, что у компании достаточно денег, чтобы протянуть II квартал 2011 года. И конечно, она постоянно ищет новые инвестиции.
«Когда мне говорят нет, это значит «может быть», — говорит Конте. — Я никогда не сдаюсь».