Автор — руководитель группы компаний спутниковых операторов AltegroSky
Если аварию «Бриза» с «Экспресс АМ4» можно было бы сравнить со звонкой пощечиной новому руководству Роскосмоса, то гибель ракеты-носителя «Союз» вместе с «Прогрессом», который она выводила в космос, — это удар под дых. Хуже могло быть только одно: если бы на «Союзе» вместо «Прогресса» с тушенкой были космонавты.
Ирония судьбы: именно сейчас, когда три оставшихся в живых шаттла, отработав свой век, ушли на пенсию, а надежда Европы, грузовой «Жюль Верн», только-только встает на крыло, «Союзы», оставшиеся по сути монополистами в доставке на МКС еды, питья и космонавтов, встают на прикол.
Отказ двигателя третьей ступени ракеты-носителя «Союз-У», сконструированной в Воронежском КБ Химавтоматики и изготовленном на соседнем заводе с не менее невинным именем Воронежский механический завод (наследие эпохи советской секретности), привел в ступор оставшуюся после аварии «Бриза» вторую половину российской космической программы. Практически весь российский космос стоит на двух ногах — ракетах-носителях: среднем «Союзе» (выводимый вес на низкую орбиту 200 км от Земли 7 т) и тяжелом «Протоне» (выводимый вес 20 т). Помимо них иногда летает «Зенит», относящийся к среднему классу, но сделанный в украинском КБ «Южное», и «Космос», который относят к малому классу (забрасываемый вес не более 1,5 т) и уже сняли с производства. Основные деньги мы зарабатываем именно на «Протонах» и «Союзах».
Что же произошло? Рекордная история пусков «Союзов» в предыдущие 30 лет позволяет снять вопрос о конструктивном недостатке. Здесь явно дефект производства или подготовки к пуску. Обломки упали на территории России, но если их даже и найдут, то вряд ли они чем-то помогут: на ракетах, в отличие от самолетов, нет черных ящиков. Но есть телеметрия — снимаемые с разных датчиков параметры: температура, давление, скоростной напор, частота вибраций и т. д. По этим показаниям инженеры смогут достаточно точно воспроизвести картину последнего полета, а потом, возможно, уже с привлечением наземных тестов попробовать определить, что могло привести к аварии.
Сохраняется надежда, что с помощью телеметрии удастся быстро установить хотя бы узел, приведший к аварии, а в идеале и ее причину и быстро перепроверить или даже поменять его собратьев на уже изготовленных «Союзах», готовящихся к старту в Плесецке и Байконуре. Тогда космонавты на МКС не останутся голодными, прибудет к ним смена и улетят новые «Глонассы».
Главный параметр, за который будет идти борьба, — это время.
По принятому правилу до определения причин аварии приостановлены все полеты «Союзов», не полетит новый «Глонасс К», уже установленный на «Союз-У» для старта с военного космодрома в Плесецке, приостановлен первый полет «Союза» с космодрома «Куру» во Французской Гвиане. Но эти пуски могут и подождать. Сложнее с обслуживанием МКС. Альтернатив «Союзу» тут просто нет. МКС обеспечена продуктами, водой, топливом и кислородом на 3 месяца, то есть следующий старт «Союза» с «Прогрессом» должен быть максимум через 12 недель. В этот период надо проанализировать причины аварии, найти дефектный узел, определить, уникален ли брак для данного экземпляра ракеты или это технологическая ошибка и дефектна вся партия узлов. За это же время надо изготовить новые узлы, заменить их на уже собранных ракетах, проверить, подготовить к старту и запустить. Не правда ли, непростая задача с учетом сложности техники и разброса расстояний (двигатель делают в Воронеже, ракету в Самаре, а запускают ее с «Байконура»)?
Если запустить новый «Прогресс» в течение 3 месяцев не удастся, придется эвакуировать космонавтов с МКС. Для этого к МКС пристыкованы космические корабли «Союз-ТМ», в которых космонавты и прибыли на МКС. Но тогда через некоторое время снова придется запускать ракету-носитель с космическим кораблем, а это миллиарды рублей.
Про коммерческие пуски или пуски в интересах обороны или науки мы уже не говорим, а простой и тут оборачивается миллионными убытками.
Наименьшим будет ущерб для окружающей среды, несмотря на суету алтайских экологов: сама ракета работает на кислороде и керосине, опаснее был бы гептил — топливо, которое «Прогресс» вез на МКС для работы двигателей последнего. Но падение «Прогресса» практически по баллистической траектории, при которой любая деталь нагревается до 700-800 градусов, гарантирует выгорание всего топлива на его борту. А спекшиеся куски алюминия и стали вряд ли опасны местным муравьям и птичкам.
Проблемы возникнут у нас и на рынке коммерческих запусков: гарантированно страховщики поднимут ставки страхования, а они и так велики. Так, например, при страховании «Ингосстрахом» запуска «Экспресс АМ4» страховая премия составила более 1 млрд рублей при максимальной выплате 7,5 млрд, то есть 14,5%. Вряд ли кто-то страхует свой автомобиль по таким ставкам!
Приблизятся к нам и конкуренты — основной среди них, конечно, Европейское космическое агентство со своим сверхтяжелым «Арианом-5», выводящим за один присест по два спутника. На горизонте еще индийцы, китайцы, японцы. Но им пока явно не хватает опыта, и надежность запусков невелика, то есть клиенты на запуск все равно придут к «Протонам» и «Союзам».
Я еще успел застать то, что можно назвать советским космическим чудом. Я мог видеть и говорить с его авторами и создателями — теми, кто работал в блестящее 10-летие советской космонавтики (1956—1966), когда равных нашей ракетной школе не было в мире. Но все проходит, с этим не поспоришь. Закат нашего космического величия начался уже в конце 1960-х с гибелью Комарова и неудачей нашей лунной программы.
Я думаю, что вернуться на тот Олимп, где был СССР в 1950-е, больше не под силу ни одной стране мира: космос стал слишком дорог для одной страны. Но уже нам не до Олимпа, хорошо бы сохранить по максимуму осколки былого успеха — тот же рынок космических пусковых услуг, где позиции «Протона» и «Союза» были еще в 2010 году очень прочны.