Однажды Патриция Клоэрти, председатель совета директоров компании Delta Private Equity Partners, приняла решение о сделке в самолете по дороге из Нью-Йорка в Москву после беседы с попутчиком о его бизнесе — ей понравилось, как он относится к делу и команде. У Клоэрти профессиональное чутье на компании, которые могут вырасти: она уже 40 лет занимается венчурными инвестициями по всему миру и входит в советы директоров 70 компаний, в том числе Нью-Йоркской фондовой биржи.
В России Патриция Клоэрти с 1994 года. Ее компания управляет здесь двумя фондами прямых инвестиций. В интервью Forbes она рассказала, чем отношения российских предпринимателей с инвесторами отличаются от ее опыта в других странах, какие отрасли кажутся ей перспективными и где искать идеи для нового бизнеса.
Чем занимаются инвесторы сейчас, в кризис?
Сейчас у многих трудности и нет новых сделок — хватает дел с тем, что есть. Мы тоже сфокусировались на существующем портфеле. Важно быть уверенным, что все компании пройдут через кризис. Мы корректируем стратегию их развития, наводим порядок в балансовых отчетах, стараемся реструктурировать все долги, какие возможно. И, конечно же, снижаем издержки. Это вопрос выживания. Но мы делаем так в каждый кризис.
Речь только о России?
Нет, так делается по всему миру. В России у нас сейчас маленький портфель: осталось всего семь компаний на два фонда. За четыре года, с 2004-го по 2008-й, мы совершили 58 транзакций, из них 30 — выходы.
«Они слишком много говорят о цене»
Где бы вы посоветовали предпринимателям искать деньги теперь?
Я 40 лет в бизнесе и уверена, что всегда можно найти капитал — у семьи и друзей, у фондов, у других бизнесменов или у банков. В России проблема предпринимателей в том, что они проводят много времени в переговорах о цене.
Мы более жадные?
Не более, чем где-то еще. Это типичная ошибка предпринимателя, который впервые начинает свое дело. Он предпочитает иметь большой кусок чего-то маленького, а не маленький кусок чего-то большого. Эта одержимость — самому иметь контроль — игра неудачников, тех, кто не понимает, что, подняв капитал, может вырасти в разы. Капитал способствует росту и берет на себя риск, поэтому вправе рассчитывать на долю в бизнесе. Многие компании никогда не выросли бы в мировых лидеров, если бы не инвесторы, которым владельцы отдали в свое время контрольный пакет.
Есть еще какая-то специфика общения инвестора и предпринимателя в России?
В России большая проблема — недостаток прозрачности бизнеса для инвестора. Если я вкладываю в проект свои деньги и энергию, то вправе рассчитывать на полную информацию по нему. Сейчас, в кризис, мы требуем от компаний, в которые инвестировали, больше отчетности. Мы запрашиваем отчеты по кварталам, ежемесячные, иногда даже чаще. Так всегда бывает в кризис. Вашим предпринимателям непросто — нет подобной традиции.
Сейчас вообще не хватает взаимного доверия между менеджерами, инвесторами, регуляторами. Никто не ведет себя честно. Владельцы частных компаний начинали в 1990-е годы. Выжить и разбогатеть тогда можно было, только избегая налогов. В развитых экономиках, когда предприниматель не платит налоги, его ждут большие штрафы. Даже имущество может быть конфисковано. И поэтому большинство бизнесменов добросовестно платят.
На что вы обращаете внимание, когда принимаете решение, инвестировать ли в бизнес того или иного предпринимателя?
Он должен реалистично смотреть на вещи. Большое дело — бизнес-план. Реалистичный. Исполнимый. Подготовка такого плана очень важна.
А на харизму смотрите?
Я не верю в магию харизмы. Хороший предприниматель может быть и занудой. Главное, чтобы он выполнял заявленный план. Мне важно, чтобы он был деловым человеком. И совсем не важно, является ли он интересным собеседником, с которым мне приятно было бы обедать.
«Сейчас хорошее время начинать свое дело»
Можете вспомнить свою любимую инвестицию?
В России я не могу выделить какую-то из 55 компаний, которыми занимались наши фонды. Все инвестиции были успешными. Суперприбыльными были инвестиции в медиа, например. Мы продали пакет в СТС по цене, в четыре раза превышающей вложения. Пакет в NCN, операторе кабельных сетей, — в три раза дороже, пакет в ТВ3 — почти в 13 раз дороже.
Если говорить о международных компаниях, то больше всего я горжусь инвестицией в фармацевтическую фирму Agouron Pharmaceuticals в Сан-Диего, США. Группа ученых разрабатывала лекарство для лечения ВИЧ-инфекции. Я вошла в этот проект в 1988 году. Вложила около $20 млн в исследования, клинические испытания — сначала на животных, потом на людях, получение сертификатов (в фармацевтике тесты занимают много времени, все это растянулось на девять лет). Сейчас компания — мировой лидер в производстве медикаментов для ВИЧ-инфицированных. Я вышла из инвестиции в 1995 году, продав долю за $2,2 млрд. Совпало много факторов: замечательные ученые, усердные менеджеры и достойная миссия — бороться с ВИЧ.
У вас лично в кризис стало больше времени?
Нет. У меня не было много свободного времени все эти 40 лет. И мне это нравится. Даже когда лечу в самолете, обязательно ищу новую идею для бизнеса. Это привычка. Много информации я получаю из финансовых отчетов компаний, в которых являюсь членом совета директоров, исследований, отчетов аналитиков. Читаю журналы, включая Forbes. Много есть доступной информации, которая может пригодиться в бизнесе.
Какие отрасли будут быстрее других расти в России после кризиса или даже могут вырасти во время рецессии?
Я верю в ваш потребительский рынок — здесь нет многих товаров, не развиты многие услуги. Интересно инвестировать в медиа, телекоммуникации, финансовые услуги. В России предпринимателям можно не изобретать что-то свое — бери идею в других странах, смотри, что работает, что нет, адаптируй к рынку и запускай. Посмотрите на интернет-бизнес. Еще множества услуг, успешно развивающихся в Европе, США и Азии, не существует в России.
А в какие компании вы не стали бы инвестировать?
В компании, где муж и жена владеют бизнесом: там слишком много эмоций. У меня был подобный опыт. Также в России — как и еще в некоторых странах — нельзя инвестировать в бизнес, связанный с интеллектуальной собственностью, она просто не защищена. Это большое препятствие для инвестиций в разработки новых технологий. Во всем мире венчурным инвесторам интересны именно такие фирмы, потому что есть реальная возможность увеличить стоимость компании во много раз, если технология окажется конкурентоспособной в глобальном масштабе. Интеллект — самый большой ресурс для роста капитализации компании. Именно за счет него формируется добавленная стоимость.
Среди русских много талантливых разработчиков. Благодаря «советским мозгам» многие фирмы успешны в Израиле, Европе и Америке. Та же PayPal создана русским. И я в США инвестировала в разработку двух русских парней, изучавших полупроводники. Я купила за $12 млн 24% компании. И продала эту долю IBM в 20 раз дороже. Но для подобных инвестиций нужно, чтоб интеллектуальная собственность была защищена.
Готовитесь ли вы к новым сделкам в России?
Да, мы смотрим на новые сделки совместно с командой из UFG Private Equity. Я поставила себе цель заключать одну-две сделки в год. Но мы тщательно взвешиваем риски, так как инвестируем сбережения граждан США и Западной Европы.
Интересны ли вам подешевевшие активы?
Многие сейчас смотрят на активы компаний, которые испытывают проблемы. Но нужно понимать, что, скорее всего, были допущены серьезные ошибки, раз бизнес попал в тупик. Все может быть слишком запущенно.
Можно ли начинать бизнес сейчас?
Сейчас хорошее время начинать свое дело, так как не требуется много капитала: зарплаты и аренда ниже, цены на многие материалы и услуги упали. Главное, чтобы были хорошая идея и возможность генерировать прибыль незамедлительно.