«Куршевель»

Когда в Советском Союзе эпохи позднего застоя принимали решение о переводе «Теории праздного класса» Торстейна Веблена, инициаторы и в страшном сне не могли себе представить, что в 2000-х годах описанные в книге картины декадентства и загнивания американского капитализма конца XIX века оживут на улицах Москвы. Сначала представители российского «праздного класса» надели малиновые пиджаки и золотые цепи, затем пересели на «мерсы» и «бумеры», а впоследствии на позолоченные самолеты, сменив цепи на хронометры DeWitt и Patek Philippe.

В стране, где огромные массы населения испытывают врожденное стремление к равенству, выпячивание собственного богатства выглядит провокационно, алогично. Но если элита все же выставляет свое богатство напоказ, в этом должна быть какая-то логика. Какая?

Что наша жизнь? — Охота!

«Должности, которые по праву являются надлежащими занятиями праздного класса, благородны; таковы управление, участие в сражениях, охота, уход за оружием и личным снаряжением», — писал Веблен, относивший все эти виды деятельности к категории показных хищнических занятий. По Веблену, инстинкт хищничества (стремление одержать верх в схватке с противником) наряду с инстинктом мастерства (стремлением добросовестно выполнять работу) влияет на поведение всех людей, однако только у представителей «праздного класса» — властвующей элиты эпохи становления капитализма — первый инстинкт практически полностью вытесняет второй.

Перечень Веблена как будто взят из постсоветской действительности. Работа в президентской администрации является пределом грез старше-классников. Конфликты с соседями скоротечны, зато с охотой, этим эрзацем войны, порядок. Вряд ли можно найти более страстных и искренне отдающихся этому занятию охотников, чем представители российского «праздного класса». Они охотятся под водой, на суше и с вертолетов. Даже в официальном репортаже об отдыхе Владимира Путина в Западной Тыве акцент сделан на эстетике и символизме охоты, оружия, атлетичного мужского тела.

Роскошь как «отравленная пилюля»

Показное потребление — частный случай хищнического соперничества. Оно ориентировано не на удовлетворение потребностей, а на то, чтобы произвести впечатление на окружающих и за счет этого самоутвердиться.

Образцы постсоветской роскоши напоказ не идут ни в какое сравнение с теми, что известны по советскому прошлому. Сейчас разделы книги Михаила Восленского «Номенклатура», в которых описан образ жизни советских предшественников «праздного класса», способны вызвать разве что умиление. Дешевые бутерброды с икрой, доступ к спецраспределителям, квартиры в кирпичном доме в центре не идут ни в какое сравнение с пригородными замками, закрытыми вечеринками с участием мировых звезд и собственным флотом, речным, морским и воздушным. Оклад завсектором ЦК КПСС примерно в три раза превышал зарплату среднестатистического рабочего. Сегодня разовый откат чиновника аналогичного уровня может превосходить заработок рабочего за всю его трудовую жизнь.

Ключевым моментом здесь является не сама роскошь, а ее показной характер (что не допускалось номенклатурой — там все стыдливо пряталось от посторонних глаз). Отсюда стремление обзавестись «самой большой» (или просто эксклюзивной) яхтой, дачей или машиной. Не важно, что не очень практично в быту, зато видно издалека. Это ведет к инфляции изысков. Чтобы привлечь внимание, предмет роскоши должен превосходить известные аналоги: нужно надеть не просто дорогие часы, а те, что выпущены в нескольких экземплярах.

Еще Веблен подметил специфическую роль женщины в хищническом обществе. В такой культуре она служит главным украшением своего обладателя и, следовательно, наиболее ценным предметом показного потребления. Но эта ценность должна быть бесспорной для окружающих — и отсюда стремление членов российской элиты окружать себя победительницами конкурсов красоты, на худой конец их финалистками или труженицами модельных агентств. Высший пилотаж заключается в посещении культовых для показного потребления мест вроде Куршевеля в сопровождении нескольких сертифицированных красавиц.

У стремления к демонстративной роскоши есть и чисто экономическое объяснение. В условиях хронической неуверенности в завтрашнем дне и относительности понятия собственности лучше наслаждаться настоящим, чем делать ставку на будущее. Никто не застрахован от произошедшего с Лужковым или Ходорковским. Так какой смысл копить на завтра? Аскетизм и методичность в таких условиях лишь облегчают задачу других хищников по переделу наследства после возможного попадания в опалу.

Демонстративное потребление свидетельствует о полном искажении системы стимулов в бизнесе. Помимо принесения сбережений и инвестиций в жертву потреблению здесь стоит упомянуть и возникновение особого бизнеса, заключающегося в регулировании доступа к тем местам, где демонстрация роскоши особенно эффективна: закрытым клубам, элитным дачным поселками и местам отдыха, таким как Лазурный берег или ряд курортных городков в Италии. Фейсконтроль, то есть решение о допуске конкретного лица на ярмарку тщеславия, обеспечивает осуществляющим его лицам не только власть, но и дивиденды. По существу это частный случай фейсконтроля, которому подчинен весь российский бизнес: чиновники выполняют роль охранника на входе, решая, кого допустить на рынок с ограниченной конкуренцией, а кого нет.

Состоятельность или ее отсутствие?

Итак, при более подробном рассмотрении демонстрируемая состоятельность оказывается проявлением тщательно скрываемой неуверенности в устойчивости своих позиций. Эту проблему введением налогов на роскошь не решить, нужны системные решения, которыми будут затронуты сами правила игры.

Отбить «охоту к охоте», сделав основой для самореализации инстинкт мастерства, можно было бы с помощью уравнивания шансов участников единоборств в экономике и политике. Старатели эпохи Золотой лихорадки в Калифорнии обладали оружием одного и того же типа — семизарядными револьверами, — что способствовало переключению их внимания с попыток расширения своих участков за счет соседей на собственно поиск золотого песка. В постсоветском контексте это означает не столько необходимость всеобщего вооружения калашниковыми, сколько реализацию принципа нейтральности силовых структур, прежде всего МВД и ФСБ. А хищнические инстинкты контролирующих силовые структуры чиновников лечатся уравниванием шансов политических дзюдоистов на электоральном поле, то есть обнулением влияния административных ресурсов.

Гарантии соблюдения базовых прав, в том числе конституционного права частной собственности, позволяют выйти из бесконечного круга сравнений крутизны. Если гарантии уважения к человеку и его бизнесу носят не относительный, а абсолютный — закрепленный в обязательном для всех законе — характер, то можно меньше внимания обращать на других, а сконцентрироваться на деле, сублимируя в нем свой инстинкт мастерства. В общем, без политической модернизации не обойтись.

Автор — старший научный сотрудник Института экономики РАН, профессор Университета «Мемориал» (Канада)