Город балансов
Успешная авторитарная модернизация удается почти исключительно в дружественных Западу автократиях. Таков опыт не только капиталистических азиатских тигров, Испании позднего Франко, или некоторых латиноамериканских диктатур, но и, как это ни странно звучит сейчас, коммунистического Китая. В начале рыночных реформ он воспринимался как полезный противовес СССР с его плановой экономикой и глобальными амбициями (Китай в тот момент расставался и с тем, и с другим), и инерции такого восприятия хватило на долгие годы — до возвращения китайских глобальных амбиций.
Стратегия Нурсултана Назарбаева — отца-основателя постсоветского независимого Казахстана и одновременно его авторитарного модернизатора состояла именно в этом — сочетать личную несменяемую власть и внешнюю политику без врагов на Западе и среди крупных соседей. Раздоры с соседями поменьше были неизбежны хотя бы потому, что Узбекистан Каримова и Туркмения Ниязова конкурировали с Назарбаевым за титул самых успешных авторитарных модернизаторов и новых центрально-азиатских тигров.
Эта модель сперва никак не противоречила курсу двух крупнейших и самых влиятельных соседей — России и Китая. Но и после того, как их отношения с Западом ухудшились, Казахстан вполне успешно старался не втягиваться в это противостояние, и поддерживал настоящий, а не вымученный баланс во внешней политике. Казахстанское руководство искренне хотело быть именно дружественным одновременно Западу и России, а не просто использовать их противоречия, когда подвернется возможность, как поступала белорусская власть.
Казахстан, казалось, выигрывал в региональной конкуренции за успех, опираясь на природные ресурсы и высокое качество человеческого капитала. В отличие от соседей, он не стал источником массовой миграции в Россию. Уход Назарбаева с президентского пусть и не на официальный пост отца нации накануне того как Путин принял поправки, разрешающие продлить собственные президентские полномочия, а Лукашенко боролся за свои, добавило казахстанском режиму умеренности и респектабельности, сделало его более приемлемым для западных демократий. Сбалансированная внешняя политика Казахстана имеет экономическую причину: большую часть нефти он добывает и экспортирует в рамках совместных предприятий с западными компаниями, а под Астаной открыли особую экономическую зону с британским правом.
В отношениях с Россией Назарбаеву удавалось успешно сочетать деколонизаторскую политику продвижения казахов на важные руководящие посты с умиротворением русского меньшинства и Москвы. До выхода противостояния между Россией и Западом на нынешний уровень Казахстан представлял собой идеального соседа — двуязычная нейтральная страна, не стремящаяся интегрироваться в политические и тем более военные образования, куда Россию не берут, и согласная на постсоветскую интеграцию, но на своих условиях.
Непризнание новой принадлежности Крыма и независимости бывших грузинских автономий было общим местом для постсоветских стран. Назарбаев приложил особые усилия к тому, чтобы постсоветские объединения — ЕвраЗЭС и ОДКБ — занимались экономикой и безопасностью, но с минимальной политической составляющей. В отличие от востока Европы, который унаследовал от холодной войны двуполярность в виде выбора «или с НАТО и ЕС, или с Россией», Азия оказалась избавленной от необходимости выбирать одно из двух. По крайней мере, пока Россия и Китай не соперники, а стратегические партнеры, а Запад не представлен на местности объединениями, направленными против одного из них.
Однако по мере того, как российско-китайское партнерство все больше оказывалось направленным против Запада — или на оборону от Запада в собственной интерпретации партнеров — их региональным союзникам становилось все труднее удерживать внешнеполитический баланс. Драматический уход США из Афганистана превратил Россию и, в меньшей степени, Китай, в безальтернативных гарантов безопасности для центральноазиатских государств. К тому же более комфортных для центральноазиатских режимов: в обмен на гарантии безопасности они не выступают с идеалистическим требованием политических прав и гражданских свобод больше, чем сами режимы готовы дать своим гражданам.
Конкуренция шаблонов
Противостояние России и Китая с Западом укрепило два конкурирующих шаблона, в которые с легкостью сваливаются его участники. Не успело в Москве наступить первое утро после начала казахстанских протестов, как множество спикеров второго ряда и государственные СМИ немедленно обвинили Запад в раскачивании ситуации, подготовке цветной революции, репетиции смены режима в России, в то время как российские и западные первые лица держали паузу.
Однако события почти не оставили им выбора. Казахстан не принадлежит миру западных демократий, не относится к числу ближайших союзников Запада, вроде Пакистана. Поэтому у западной прессы и большинства спикеров нет причин обращаться с ним особенно бережно, — они и своих, бывает, не берегут. Это значит, что происходящее в Казахстане очень быстро вписалось в универсальный сюжет демократической революции народа против тирании. Западным политикам все труднее не подключаться к поддержке протестующих и критике властей, а Казахстану не отвечать им обвинениями. Особенно после того, как на территорию Казахстана по просьбе правительства вошли войска России и других союзников по ОДКБ. Так протесты, социальный и довольно аморфный бунт, который многие поспешили объявить демократическим и антикремлевским, сблизили Казахстан и Москву, и резко наклонили в российскую сторону баланс, который Назарбаев выстраивал десятилетиями.
Автор этого баланса исчез и никак не отзывается на события в стране, отцом основателем которой провозглашен. Вместе с отставкой главы КНБ (Комитет национальной безопасности) Карима Масимова это добавило в происходящее оттенок внутреннего переворота, и еще больше затруднило выводы тех, кто должен помочь высоким иностранным спикерам правильно отреагировать.
Неприятным сюрпризом для Запада окажется оживание ОДКБ — превращение его из декоративного института сдерживания условных внешних врагов в реальный инструмент применения силы и политического влияния Москвы. Совсем недавно в Армении сокрушались, что ОДКБ оказался беспомощным бумажным тигром, и вдруг его войска в течение одного дня (скорость невиданная ни для какого НАТО) вылетают на помощь союзнику. Союз ожил по поводу, который правительства большинства стран его участников, начиная с самой России, считают главной угрозой — попытка свержения режима. В соответствие с доктриной Владимира Путина Россию нельзя завоевать, но можно развалить изнутри, поэтому внутриполитический кризис у всех на глазах приравнен к завоеванию, и это уравнение доказано отправкой войск. Коллективная безопасность понята как коллективная оборона не только внешних границ членов союза, но и прежде всего их управленческих контуров.
История складывается не из планов, а из реакций на события. Но по этим реакциям можно понять планы. Интерпретировать внутренний кризис как внешнюю агрессию и действовать соответственно любил СССР — от Венгрии в 1956 году до Афганистана в 1979-м. Коллективная защита от внутренних мятежников, сепаратистов и нигилистов отдаленно напоминает Священный союз XIX века, но на одной шестой части суши, бывшей территории отдельно взятой страны.
Разрыв внимания
В связи с введением войск в Казахстан России вновь прочат новый Афганистан, который ее погубит. Это не обязательно так. Сирия за семь лет не погубила, как и миротворческая операция в Карабахе. Но силовая операция обязательно создаст новые риски. Подобно тому как реакция на протест и выбранный способ подавления бунта толкнули Казахстан в сторону Москвы, так ввод российского контингента толкнет казахстанскую оппозицию и любой будущий казахстанский протест в антироссийскую сторону. Религиозная и даже националистическая составляющая в казахстанском протесте пока невелики, он социальный, антиавторитарный, анти-семейственный (в культуре стран региона когда семьи больших и малых начальников на всех уровнях расставляют своих и чужим не пробиться), против закредитованности (одно из срочных обещаний президента Токаева — закон о личном банкротстве), но пока не антироссийский. Как не был изначально антироссийским и белорусский протест.
Другое дело, когда власти получают силовое обеспечение из Москвы, бывшей имперской столицы: тут не только Россия, но и местные русские могут оказаться врагами в глазах недовольных. Однако со стороны многие просто не понимают, что Москва между «могут быть неприятные последствия» и «что-то надо делать прямо сейчас, а там посмотрим» выбирает второе. Россия не может позволить себе рухнувшее государство, где граждане расхватают оружие, и с которым у нее 7600 километров практически не охраняемой границы.
Пока ясного врага у протестующих нет, как и ясного лидера. Толпы недовольны то ли Назарбаевым («старик уходи», снесенная статуя и сорванные таблички с именами улиц в его честь), то ли более молодым преемником, то ли правительством и местной властью (акиматы — здания местных властей берут первыми), то ли (в нефтяных регионах) иностранными компаниями-эксплуататорами.
Казахстанская власть в конце первых суток бунта тоже назвала своего врага максимально неопределенно — это террористы, бандиты, которые готовились заранее и финансируются из-за границы. Слово террористы с начала нынешнего века — интернациональный маркер, легитимирующий применение силы («внутренние террористы» в Вашингтоне штурмовали Капитолий, годовщина этого события выпала как раз на день казахстанского бунта). В отличие от России, Казахстан по-прежнему не хочет упоминать в своих обвинениях Запад. Это последняя попытка казахстанского руководства сберечь годами выстраиваемый баланс.
Запад тоже пока не сбрасывает Казахстан с позорной скалы в мир враждебных автократий. Ввод российских войск для подавления протестов где угодно в европейской части бывшего СССР — от Грузии до Белоруссии был бы поводом делать предельно резкие заявлений и грозить новыми санкциями. Но в Азии биполярности нет. Не российское здесь не обязательно западное, и наоборот (так, Россия не считает не вполне прозападный Азербайджан по праву своим), и ввод войск пока обходится без разговоров на высшем уровне о российской агрессии, которую нужно остановить и наказать очередным санкционным пакетом.
Мешает и другая потенциальная агрессия, для которой этот санкционный пакет приберегли. Если сейчас осуждать и наказывать Россию за Казахстан, очевидно не состоится пост-рождественский саммит Байдена и Путина, задача которого так отреагировать на российские требования гарантий безопасности, чтобы Россия не пошла брать их у природы сама. Резкие заявления и санкции прямо сейчас сорвут саммит и развяжут России руки на украинском направлении, на котором Москва концентрировала свои усилия в последние месяцы.
Быстрая реакция на казахстанский вызов, в том числе, продиктована желанием не отвлекаться. Казахстан внезапно открыл второй военно-дипломатический фронт, cоздает стратегическую нестабильность на обоих флангах, разрывает внимание Москвы, размывает двустороннюю повестку переговоров с Америкой, полностью собранную вокруг вопросов безопасности на Западном направлении. На саммите с Байденом возникает новая горячая тема, и предмет разговора дробится, главное усилие выходит не таким концентрированным. Но в той мере, в какой Россия предлагает себя миру в новом качестве — не просто как восстановившаяся после проигрыша сторона холодной войны, а как новая great power, она должна подтвердить свои амбиции умением играть несколько партий в разных локациях. При том что несколько фронтов сгубили не одну амбициозную державу.
Казахстан для России — одновременно возможность доказать свои амбиции и опасность оказаться не вполне на их уровне. А для постсоветского пространства — пример того, что равновесие в пространстве между Западом и Россией удержать все труднее, и формат дружественной Западу автократии себя практически исчерпал.
Мнение автора может не совпадать с точкой зрения редакции