Год без продаж

Открытие галереи Diehl + Gallery One в апреле 2008 года стало значительным событием для российского арт-рынка: наконец-то в Москве появилась первая западная галерея, торгующая дорогим международным современным искусством, как в любом другом нормальном мегаполисе. Первые месяцы были удачными, вспоминает владелец галереи Фолькер Диль: клиенты «по очень хорошим ценам» купили несколько работ классиков поп-арта Энди Уорхола и Тома Вессельмана и неоэкспрессиониста Жан-Мишеля Баскиа. Но с осени прошлого года по настоящее время галерея не смогла продать вообще ничего. «Я приходил на очень маленький, но растущий рынок, а не на падающий рынок, который становится еще меньше», — мрачно говорит Диль.

Кризис подкосил продажи не только выставлявшихся в Diehl + Gallery One работ мирового уровня ценой в сотни тысяч долларов, но и современного российского искусства, по цене всегда отличавшегося от аналогичного западного на порядок. Актуальное российское искусство стало прибавлять в цене буквально за три-четыре года до кризиса, только после того, как сильно выросла рыночная стоимость других emerging arts — китайского, индийского и ближневосточного — и западные коллекционеры обратили внимание на все еще дешевые работы российских художников. Но даже на пике цен они стоили сравнительно дешево: €3000–5000 за картину отличного молодого художника, €10 000–25 000 — зрелого автора, известного на Западе, и €50 000–60 000 за работы самых знаменитых российских художников вроде Дубосарского и Виноградова. Если взять английских, немецких или китайских художников того же уровня, все цены надо умножить в несколько раз, говорит владелица галереи XL Елена Селина.

Относительная дешевизна от кризиса не спасла: с лета прошлого года продажи современного российского искусства сократились в разы. И сейчас ситуация напоминает то, что мы видим на рынке недвижимости: продавцы упорно держат цены на предкризисном уровне. «Разумные участники рынка обозначили подвижку в районе 20% от тех цен, что были на пике, но многие вообще не стали производить коррекцию, из-за чего объемы продаж сейчас почти приблизились к нулю», — рассказывает арт-консультант Николай Палажченко. Как теперь определить реальный уровень цен? Например, попытавшись продать работу очень быстро — в течение одной-двух недель вместо традиционных одного-двух или более месяцев, говорит Палажченко: «До кризиса, если люди хотели моментального превращения предмета в деньги, дисконт мог достигать 30–40% к его стоимости, сейчас он доходит до 70–80%».

Свидетельство депрессивной ситуации — итоги ежегодной ярмарки «Арт Москва», прошедшей в конце сентября. Вернее, их отсутствие: впервые за долгие годы организаторы решили не публиковать данные о продажах работ. В 2008 году «Арт Москва» наторговала на $6 млн. А в этом, по свидетельству участников ярмарки, лишь редкие счастливчики могли похвастаться единичными продажами, многим галереям не удалось продать ничего.

«Один наш коллекционер мне сказал: «Деньги есть, но настроения покупать нет». Гениальное высказывание, по-моему», — говорит Селина. Все опрошенные Forbes галереи признали, что продажи упали, но абсолютное большинство отказалось обозначить размер этого падения. Конкретной была только Айдан Салахова — по ее словам, до кризиса галерея «Айдан» продавала в среднем 20 работ в месяц, сейчас — шесть-семь. Но это скорее исключение: сразу после начала кризиса галерея перевела ценники на работы самых дорогих своих художников с евро в доллары, что из-за курсовой разницы удешевило их почти на 40%. К тому же Салахову сильно выручил девелопер Вячеслав Доронин, с 2007 года делавший закупки для корпоративной коллекции Capital Group — всего около 40 работ. Столь удачная для нынешних времен сделка является предметом всеобщей зависти.

Почему галереи не снижают цены? Многие говорят, что против этого выступают сами художники. Один из самых популярных и дорогих российских художников Владимир Дубосарский подтвердил, что ни он, ни его соавтор Александр Виноградов не видят смысла снижать цены, хотя за минувший год продали сравнительно мало. «Мы еще до кризиса сами решили «обесточить» рынок, оставили у галеристов очень мало работ. Ну и если представить, что кризис кончится и все вернется, зачем их разбрасывать сейчас направо-налево?» — спрашивает Дубосарский.

Они правы, комментирует Салахова. «Есть некоторое затоваривание, — говорит она.— У нас на рынке уже у всех есть Дубосарский и Виноградов, и в такой ситуации оказались многие известные художники». Коллекционеры, за которыми позже неизбежно пойдут рядовые покупатели, приобретают обычно то, чего у них нет: пока еще не очень известных и недорогих художников. Кризис им только на руку, и галеристы стараются соответствовать новому тренду.

Разочарованно следивший за падением продаж Фолькер Диль решил не закрывать свою московскую галерею: она находится в процессе реструктуризации и смены ориентиров. Diehl + Gallery One по-прежнему будет предлагать дорогое международное искусство, но упор сделает на молодых российских художников. Если что-то и продается сейчас на рынке в сколько-нибудь заметных объемах, то это именно они.

«У меня стали даже больше покупать в 2009 году по сравнению с предыдущим», — рассказывает 27-летний художник Валерий Чтак, работы которого можно приобрести по цене $3000–5000. В 2006 году Чтак продал первую картину за $1000, к 2008 году цена его произведений выросла до нынешнего уровня и замерла: не растет, но и не падает.

Создатель первого в Москве частного музея современного искусства Игорь Маркин, который, по собственному признанию, до кризиса ежегодно приобретал 200–300 работ, за последний год не купил ни одной: нет свободных денег, все уходит на погашение кредитов. «Скоро долги будут выплачены, и я, наверное, снова начну покупать», — говорит Маркин. Что именно? «Большую глянцевую фигню больше брать не буду, скорее молодых, более дешевых».

Коллекционер Пьер Броше придерживался этой стратегии и раньше. «Когда я приехал в Россию в конце 1980-х годов, я мог себе позволить покупать работы по $500–1000 — это мой уровень, и почти все, что у меня есть, я приобрел в этих границах», — говорит Броше. Многое из купленного тогда сейчас стоит десятки тысяч долларов, но он предостерегает желающих быстро заработать на современных художниках. «Если вы смотрите на современное искусство как на чистую инвестицию, вы промахнулись, потому что это долгосрочная инвестиция — раз и это малоликвидный товар — два», — уточняет Броше. В условиях непредсказуемой ситуации с курсами валют покупка картины за $50 000 может нанести вам заметный ущерб, но риск покупки картины за $1000 — «это риск сходить в ресторан с бутылкой хорошего вина», говорит коллекционер. К тому же сложно промахнуться с выбором: в России не так много хороших художников.

Броше охотно обрисовывает свое видение расклада сил на российском рынке современного искусства: 30 известных художников, 20 молодых и перспективных, и еще примерно 15 человек, мнение и выбор которых формируют образ и содержание актуального искусства: пять коллекционеров, пять ведущих галерей, пять арт-критиков и кураторов. Возможно, он слегка приуменьшает, но рынок действительно мал до кровосмешения. И прислушиваясь к рекомендациям этих 15 человек, глядя на то, что они выставляют и покупают, можно с достаточно высокой степенью вероятности понять, какие имена будут в цене завтра.

В Москве всего полтора десятка галерей, предлагающих актуальное искусство, в Берлине, например, около 500. «В России отсутствуют целые пласты, институты современного искусства: нет музеев, совсем мало арт-журналов, нет достаточного количества художников, а те, кто есть, не могут даже работать в нормальных студиях, потому что недвижимость очень дорогая», — объясняет Фолькер Диль. И в России практически нет художественного андеграунда — всех этих сумасшедших молодых людей, которые устраивают смешные безумные выставки в гаражах и подвалах, где обычно и начинается действительно интересное современное искусство, говорит он.

Кризис уже меняет ситуацию: именно в этом, недооцененном с коммерческой точки зрения современном российском искусстве и происходит сейчас основное движение. «Возьмите последнюю биеннале — прекрасная, совершенно другая энергия — и совершенно ужасная, как все говорят, «Арт Москва», — говорит художник Дубосарский. Все перевернулось, ведь в предыдущие годы именно коммерческие ярмарки были лучше, чем биеннале, добавляет он.

Теперь, когда инвестиции в работы известнейших российских художников вроде Ильи Кабакова или Эрика Булатова перестали давать большую прибыль, чем в прежние времена давали «голубые» фишки РТС, люди либо вовсе отказались от покупок, либо не рассматривают современное искусство как вложение денег, соглашается Игорь Маркин. «В докризисное время все более-менее приличное дорожало мгновенно, а сейчас можно у молодых художников покупать за единицы тысяч рублей», — говорит он.

Настроения по-прежнему мрачные, но многие участники рынка смотрят в будущее с оптимизмом. «Знаете, в конце прошлого года вообще непонятно было, что будет: может, нефть упадет до $5, может, искусство больше никому не будет нужно. Ну и ничего ведь не упало в 10 раз, как те же акции предприятий», — говорит Владимир Овчаренко, владелец галереи «Риджина». Кроме того, кризис обозначил некую нижнюю планку объема рынка, ниже которой он падать уже не будет, отмечает Николай Палажченко. «Я думаю, суммарные продажи современного искусства будут расти. Другой вопрос, по каким ценам, каких художников», — добавляет он.

А потом, возможно, на рынок вернутся спекулянты и начнут надувать новый пузырь. Так бывает всегда. Но сейчас уникальное время, когда хорошее современное искусство можно покупать недорого. Главное — в течение ближайших нескольких лет не позволять себе думать об этих покупках как об инвестициях.