В благотворительном секторе появляется все больше частных фондов и инициатив, в которых участвуют успешные люди
— Не люблю просить, — заявляет Алексей Мошкович, — успокаивает только, что это не для себя.
Финансист Мошкович меньше всего похож на просящего. Он председатель совета директоров группы компаний «Русский инвестиционный клуб», совладелец финансовой компании «АБМ-партнер», которую основал его брат. Но обращаться за помощью Мошковичу приходится часто — с тех пор как в мае 2009 года он вместе с братом Борисом зарегистрировал частный благотворительный фонд «Жизнь как чудо». Благотворительностью, по его словам, он занялся так: увидел статью о больной девочке в газете «Коммерсантъ», поехал прямо в больницу и вручил конверт с деньгами родителям. С тех пор он помогал и фондам, и конкретным людям. И через некоторое время родилась идея фонда. «Не хотелось этим заниматься от случая к случаю», — объясняет бизнесмен.
Сначала Алексей решил на западный манер создать фонд с эндаументом (целевым капиталом, проценты с которого идут на цели фонда), чтобы не зависеть каждый день от жертвователей. Но оказалось, что по российскому законодательству такой фонд не может оказывать адресной помощи. Пришлось создавать благотворительный фонд — структуру, выступающую посредником между «донорами» и нуждающимися в помощи. «Жизнь как чудо» был зарегистрирован в мае 2009 года и занимается детьми с тяжелыми заболеваниями печени. Почему именно такие дети? «Катя Бермант, директор фонда «Детские сердца» (оплачивает операции на сердце. — Forbes Style), рассказала мне, что некому заниматься детьми, которым требуется трансплантация печени и почек», — объясняет Алексей.
История Мошковича — типичный стартап на ниве благотворительности. Для создателей подобных проектов самое сложное — набрать профессиональную команду. Хороший специалист по управлению финансами не пойдет на стандартную для благотворительных фондов зарплату 30 000 рублей, это подвижничество, объясняет известный интернет-бизнесмен, а по совместительству учредитель фонда «Помоги.Орг» Антон Носик. У Мошковича три сотрудника, а исполнительный директор Надежда Четверкина, по словам Алексея, «работает 25 часов в сутки». С момента открытия фонд собрал более 32 млн рублей и оплатил дорогое лечение, операции и дальнейшие ежегодные обследования 68 детям. Трансплантация печени стоит в Бельгии и Германии от €78 000. В России такие операции начали делать совсем недавно, и для успешного лечения опыт пока недостаточный.
Мошкович признает, что фонд — это самый сложный путь. Много времени уходит на организацию процесса. Это очень ресурсоемкое дело, оно не будет работать само по себе, это должно стать частью жизни. «Благотворительность изменила и мою жизнь, и мой бизнес, — говорит финансист. — Но я уже не могу не помогать. Почему я это делаю? Наверное, потому же, почему я занимаюсь своей семьей, почему работаю, почему хожу в храм, почему люблю и дышу. Но нужна очень сильная мотивация, чтобы открыть свой фонд». Какая у него самого? «А если не я, то кто?» — пожимает плечами бизнесмен.
Фон помощи
Успешные предприниматели и вообще состоявшиеся люди все чаще открывают благотворительные фонды. «Мелкие и крупные предприниматели, которые раньше просто давали кому-то денег, за последние пару лет открыли что-то свое», — замечает Антон Носик.
Полина Филиппова, директор по программной деятельности российского филиала крупного британского фонда Charities Aid Foundation (CAF), отмечает, что появляется множество новых региональных фондов, фондов местных сообществ — они активно включаются в филантропию в своих регионах. «Искреннее желание помогать есть у всех акул бизнеса», — несколько идеалистически заявляет она. А Носик добавляет, что бизнесмены-благотворители часто приходят к мысли открыть фонд, потому что понимают: их предпринимательский опыт поможет правильно распорядиться пожертвованиями. «Успешные люди думают, что логистику и работу фонда они организуют лучше», — объясняет он.
В опубликованном недавно исследовании «Форума доноров» (объединение благотворительных организаций, работающих в России) содержатся такие цифры. Через 107 фондов (из 602 организаций, которые были включены в исследование), опрошенных «Форумом», в прошлом году прошло 23,4 млрд рублей. 13% из российских фондов учреждены корпорациями, 74% имеют смешанные источники финансирования, а 13% — частные, их снабжает деньгами один человек или семья. Основатель «Вымпелкома» Дмитрий Зимин финансирует фонд «Династия» (спонсирует исследования, дает гранты и издает научную литературу), созданный владельцем группы «Онэксим» «Фонд Михаила Прохорова» поддерживает образование, литературные чтения и выставки в регионах, на том же поле работают «Благотворительный фонд В. Потанина» и «Связь времен» Виктора Вексельберга, а «Генезис», фонд владельцев группы «Альфа» Михаила Фридмана, Петра Авена и Германа Хана, вкладывается в «сохранение еврейской культуры, наследия и системы ценностей в сообществах русскоязычных евреев в разных странах мира».
Частные фонды появляются один за другим: за последний год свои фонды открыли основатель Yota Сергей Адоньев (фонд «Острова», помощь детям, больным муковисцидозом) и владелец офшора Gunvor, через который поставляется за рубеж немалая часть российской нефти, Геннадий Тимченко (фонд «Ладога», помощь пожилым, а также культурные проекты). Учредители многих фондов принципиально не афишируют свою деятельность, опираются на собственные силы и предпринимательский опыт и даже не общаются с коллегами по благотворительной деятельности, рассказывает Наталья Каминарская, исполнительный секретарь «Форума доноров». У каждого человека свои, иногда очень глубокие внутренние причины заниматься благотворительностью, и некоторые из благотворителей пытаются на практике воплотить принцип «правая рука не должна знать, что делает левая», добавляет она.
Другой тип некоммерческих организаций, в которых участвуют бизнесмены, — фонды помощи. Предприниматели регистрируют фонд, берут на себя административные расходы и финансирование части проектов, но основные средства привлекают извне. Так устроены фонды «Помоги.Орг» (Антон Носик с группой друзей оплачивает деятельность фонда, а все пожертвования идут на операции детям), Downside Up (которому помогает Марлен Манасов, член совета директоров управляющей компании «Русс-инвест»), «Жизнь как чудо» и многие другие. По закону благотворительные фонды имеют право брать на административные расходы (аренда, зарплата и налоги) до 20% от суммы пожертвований. Но большинство фондов, в которых участвуют бизнесмены, не берут ни копейки, а все деньги идут на адресную помощь, утверждает Носик. «Да, в российском законе о некоммерческих организациях много лазеек для отмывания денег, мутных транзакций, но отмывание денег через них — в основном региональный спорт», — настаивает он.
Алексей Мошкович вместе с братом оплачивает своему фонду административные расходы (около 200 000 рублей в месяц) и лично занимается фандрайзингом. «У меня список из 60 человек, кому я могу позвонить, — рассказывает он. — Я профессионал и знаю, как и когда лучше обратиться к человеку». Он ищет и другие способы фандрайзинга: пытается договориться с банками о выпуске карт, небольшой процент по операциям с которых шел бы его фонду. Фонд организует благотворительные акции. «Но больше всего мы хотим «выйти на розницу», — говорит Мошкович. — Лучше пусть много людей дают по 100–200 рублей каждый день, чем мои знакомые дадут по 500 000 раз в год».
Есть кто живой?
На благотворительную розницу рассчитывает и фонд помощи «Живой», соучредителем 
которого является Сергей Долгун, владелец крупной компании по торговле автосервисным оборудованием «Европроект Групп». «Живой» — один из немногих в России проектов, который помогает взрослым (большая часть фондов в России помогает детям, некоторые — пожилым). Долгун взял на себя содержание и часть административных расходов фонда, это примерно 60 000 рублей в месяц. Деньги идут на зарплату директору фонда и бухгалтеру.
Татьяна Константинова, директор «Живого», пришла в благотворительность из бизнеса: работала управляющей в ресторанах и помощником директора завода. Но, возглавив фонд, увидела, насколько это сложная задача. Нужно сделать эффективным проект, который будто обречен на неудачу. «Помогая взрослым, люди не получают того чувства удовлетворения и покровительства, которое вызывает помощь детям, — рассуждает Татьяна. — А я читаю их письма и слышу отчаяние. Вот главный мотив: не жалость, а мысль о том, что взрослые люди становятся такими беспомощными». И рассказывает историю пары из Узбекистана. Жене нужна была операция, а муж-летчик, сдерживая слезы, просил прощения, что не смог собрать деньги сам. Или историю бывшего профессионального спортсмена, у которого были деньги, семья, ребенок — до перелома позвоночника. А теперь он один и просит о помощи в прохождении реабилитации: реабилитация в России после года лечения не финансируется государством.
За время существования фонда было собрано около 4 млн рублей и оказана помощь 20 взрослым. «Живой» провел несколько аукционов и благотворительных ярмарок.
Долгун следит за развитием фонда с точки зрения бизнеса и маркетинга, проводит ежемесячные совещания, старается привлечь к инициативе сотрудников и партнеров «Европроекта». «Во время деловых переговоров я аккуратно стараюсь рассказать про фонд. Надеюсь уговорить партнеров небольшой процент от сделки переводить в пользу фонда, — говорит он. — Если бы я просто давал деньги, я был бы один, а тут надеюсь привлечь людей — чтобы нас стало еще больше, чтобы круги, расходящиеся от деятельности нашего фонда, ширились».
Опрошенные Forbes Style эксперты в один голос утверждают, что одного желания потратить деньги на благотворительность для открытия фонда недостаточно. «Фонд Потанина успешен не потому, что это фонд Потанина, а потому, что у него есть четкая схема, — рассуждает Носик. — Фонд Зимина не потому хорошо работает, что Дмитрий Борисович вложил в него деньги от продажи доли в «Вымпелкоме», а потому, что он имеет собственное видение фонда и, кстати, сам читает книги, номинированные на премию его фонда».
«Я многих отговариваю от создания своих фондов, — говорит Екатерина Бермант, директор фонда «Детские сердца», — добиться результата очень сложно, проще помогать уже существующим фондам. Их много, они надежные, с готовой командой». Бермант вспоминает одного крупного бизнесмена, который решил открыть фонд помощи неимущим. Для этого отремонтировал особняк в центре Москвы, нанял штат сотрудников. И через год фонд закрыл, потому что не удалось организовать эффективную систему сбора вещей и передачи их в регионы, детдома и т. п. «Средства, вложенные в фонд, не соответствовали его КПД», — говорит Бермант.
Впрочем, путь к успеху в благотворительности никому не закрыт. По словам Полины Филипповой, часто бизнесмены приходят в благотворительность с желанием сделать что-то конкретное — построить дом в интернате, дать денег на операцию, но быстро понимают, что важнее попробовать изменить систему в целом.
Например, фонд Адоньевых «Острова» помогает детям со сложным генетическим заболеванием — муковисцидозом. Постепенно Адоньевы стали не просто оплачивать лечение, но и поддерживать группы родителей, особенно в регионах, где почти нет информации о том, как лечить заболевание и как с ним жить.
По словам Надежды Четверкиной, основная цель фонда «Жизнь как чудо» — не собирать детям на операции, а развивать трансплантологию в России. Фонд организует стажировки российских специалистов в зарубежных клиниках и строит при одном из московских роддомов научно-консультативное отделение. Алексей Мошкович называет направление «венчурным»: «На оборудование собирать сложнее, это не умирающий ребенок. Но это вклад в будущее».
Полина Филиппова называет такой подход современным: «Важно, что идет не только адресная помощь, но и социальные инвестиции».
Губернский план
Перемены в обществе, для начала саратовском, — глобальная цель учредителя фонда 
«Москва — Саратов» и известного журналиста и издателя Станислава Гридасова. Cферу для благотворительной деятельности он взял шире — не только медицина, но и культура и спорт. «Мне важно, чтобы в городе людям было интересно жить, — говорит Гридасов. — Для этого там должны проходить выставки и концерты, поэтические вечера, человек должен иметь возможность проводить свое время так, как ему нравится».
Гридасов родился в Саратовской области, в 1986-м переехал в Москву, стал журналистом, в конце 1990-х основал информационный сайт Sports.ru, завоевавший большую популярность, а затем возглавил журнал «PROспорт». «Я долго слушал разговоры про «Засратов», про проблемы и нищету в городе и что пора уезжать, — вспоминает Гридасов. — А в Москве у меня коллекция книг по истории Саратова, дореволюционные альбомы и открытки. Из городов Российской империи, ныне входящих в состав РФ, Саратов был третьим по размеру, уступая только Москве и Петербургу. Мне хочется возродить хотя бы часть традиций».
Некоммерческую организацию «Москва — Саратов» он зарегистрировал в январе 2011 года. И почти сразу открыл проект «Саратовские чтения» — публичные лекции поэтов, писателей, музыкантов. За год с успехом прошло шесть циклов таких лекций.
И похоже, что-то стало меняться. Директор фонда не связывает это напрямую со своим фондом. Но почти одновременно в городе возродилось несколько фестивалей, заработал проект «Теории и практики» (циклы лекций, семинаров).
«Москва — Саратов» занимается не только культурными проектами, но и адресной помощью. Фонд собирает средства для небольшого православного детского дома в Саратовской области, оплачивает сложные операции детям. Для каждого проекта фонд ищет отдельных спонсоров. Его поддержали Газпромбанк, Высшая хоккейная лига, несколько саратовских бизнесменов. Еще один способ фандрайзинга — благотворительные интернет-аукционы. На сайте Molotok.ru выставляются лоты с автографами известных спортсменов (вот когда пригодились контакты журналиста), а вырученные деньги передают на оплату лечения детей. За четыре года прошло больше двух десятков аукционов, каждый приносит 100 000–200 000 рублей. Гридасов вообще делает большую ставку на социальные сети: по его словам, самый крупный спонсор фонда узнал про его проект из Facebook.
Зачем ему все это? Стас, как и остальные, пожимает плечами. «Чтобы интереснее жить было, наверное. Хотя настоящую причину я все равно не назову».