Самый быстрый человек на планете — Усейн Болт — пробежал 100 м за 9,63 с. То есть бежал со скоростью почти 38 миль в час — так на автомобиле не поездишь в большинстве жилых районов Лондона. Хотя многие участники церемонии закрытия Олимпиады и использовали всевозможные транспортные средства — от такси до грузовиков и платформ, — передвигались они куда медленнее, чем Болт даже не на олимпийской скорости. И все равно выдержать церемонию — местами провисающую, местами зажигательную, неловкую и трогательную, как школьная дискотека, — стоило. Как стоило пережить и саму Олимпиаду. Идея того, что это будут «Игры для всех» оказалась утопией, но каким-то образом вышло, что в той или иной степени в Олимпиаде поучаствовали все лондонцы — и это не был травмирующий опыт.
У большинства сопутствующих Олимпийским играм страхов глаза оказались велики. Не оправдались ожидания ни транспортного коллапса, ни террористических атак, ни невероятного бума в бизнесе. Но выяснилось другое: лондонцы способны провести в своем городе Олимпиаду так, чтобы соревнования начинались вовремя, нормальная повседневная жизнь города не полетела в тартарары, а гости поражались тому, как по-человечески их здесь встречают. Мне было приятно видеть, как на церемонии закрытия специально благодарили волонтеров. Участие 70 000 человек, которые безвозмездно и искренне помогали во время Игр, может быть принято как аргумент в пользу теории премьера Дэвида Кэмерона о «большом обществе». Теории теориями, но Олимпиада действительно подняла уровень удовлетворенности жизнью в городе, который и так не самое угрюмое на свете место. Спортом в эти дни интересовались даже не встающие с дивана ленивцы, ролик с прыгающей с вертолета королевой Елизаветой и появление на соревнованиях счастливых принца Уильяма с Кейт смягчило критиков королевской семьи, и даже солнце в эти дни светило с нетипичной частотой.
Эта Олимпиада — достойное завершение триумфального года Лондона, пережившего Игры сразу после празднования «бриллиантового юбилея» королевы. Но двойной успех не может ни замаскировать, ни отсрочить проблемы, которые стоят перед городом, остававшемся на пике последние 25 лет. Успех современного Лондона — в большой степени результат его особого положения «вещи в себе», государства в государстве. Лондоном правят свои правила, иногда отличные от всей остальной страны, которой столица приносит каждый год ₤15 млрд. Если бы не Лондон, Великобритания исчезла бы как место назначения с карт туристов и бизнесменов. Прозрачная законодательная система, язык, близость к Европе, качество образования и космополитизм годами привлекали в Лондон свежую кровь. Город притягивал и принимал иностранцев, платящих своему новому дому сторицей — как в переносном, так и в прямом смысле: дороже, чем здесь, квадратный метр жилья разве что в Монако. Тягаться с Лондоном до последнего времени мог только Нью-Йорк — но этот центр финансового мира ориентирован главным образом на Америку, так что многие коммерсанты все равно предпочитали проевропейский Лондон.
Как предупреждают экономисты и социологи, все это может измениться в не таком далеком будущем. Начало конца золотой эры Лондона может быть спровоцировано состоянием мировой экономики и тем, что капитал концентрируется в других местах. В Дубае и Сингапуре инфраструктура, законы, условия для бизнеса и школы для детей становятся все лучше — и люди, которые могли бы раньше осесть в Лондоне, в будущем могут выбрать другую гавань.
Одна из причин этого — отношение к иностранцам, которое у Лондона находится в конфликте с остальной страной. Приезжие — кровь и плоть города, каждый третий житель которого родился не здесь. Но даже белые и родившиеся в столице лондонцы теплее относятся к мигрантам, чем люди в целом по стране, в которой «понаехавших» всего 8%. Этот конфликт эмоций переходит в конфликт интересов: Лондону нужны успешные, образованные, состоятельные приезжие, в то время как вся остальная Британия регулярно посылает иностранцам — а заодно банкирам и в принципе богачам — совсем другие сигналы. Но город не может решить свою судьбу самостоятельно. В ситуации, когда правительство делает приоритетом ограничение количества мигрантов, а получить студенческие и деловые визы становится все труднее, интересы Лондона становятся ритуальной жертвой, приносимой политиками избирателям.
Теория заката Лондона укладывается в пессимистическую картину развития городов, которую разделял, например, американский историк Льюис Мамфорд. В его видении мегаполис, достигнув высшей точки, становился «последней стадией в классическом цикле цивилизации», после чего неизбежно следовало разложение и полный крах. Но с другой стороны, никакой рост не бесконечен, и спад после расцвета можно воспринимать не как причину для паники, а данность или предмет исследования.
Родившийся в Британии профессор физики элементарных частиц Джеффри Вест изучал города как живые организмы. Вест исследовал законы, по которым работают организмы сойки и кита, сравнивал с механизмами развития мегаполисов и выяснил основное отличие слонов от городов. Если с возрастанием степени сложности структуры живого организма скорость его работы замедляется, то с городами все ровно наоборот. Жизнь в развивающемся городе становится все быстрее и энергозатратнее. Если ничего не изменится, эта самоускоряющаяся система обречена на крах. Или на перемену: как считает Вест, только инновации способны спасти линейно развивающиеся системы. «Это как если бы мы стояли на краю обрыва, и наши запасы чего-то на исходе, и тут вдруг мы открываем новые ресурсы создавать капитал. Это значит, мы снова можем начать карабкаться вверх», — поясняет свою теорию физик.
Именно поэтому я не верю в предсказания печальной судьбы Лондона. Выживать, меняться и приспосабливаться этот великий город умел всегда. Карабкаться вверх — быстрее, выше, сильнее. Учить этому принципу Лондон не надо никакой Олимпиаде — и это одна из причин, почему Игры были здесь как дома.