Автор — главный редактор русской версии журнала GQ
Кризис закончился, и можно подвести некоторые промежуточные итоги. Что стало с российским рынком luxury? Что стало с показным потреблением?
На самом деле усталость от понтов чувствовалась уже до кризиса. В российских элитах распространилась мода на духовность. Вместо дизайнеров — галеристы, вместо клубов — частные вечеринки для своих, вместо «фотомоделей» — леди, вместо алчности — пофигизм. Весной 2008 года я даже назвал этот тренд «роскошным минимализмом», сейчас чаще говорю про «глэмдуховность».
«Глэмдуховность» — это не отказ от показного потребления, а ротация его объектов. Потребление артефактов не менее показное и, боюсь, даже более затратное, чем покупка автомобиля или часов. А экстремальный «отдых» в какой-нибудь Боливии может стоить в разы больше пляжного лежания на ЮБФ.
Кризис, безусловно, отразился на потреблении роскоши, но прежде всего за счет ослабления позиций среднего класса. Ритейлеры дорогих марок крайне неохотно признавались в спаде покупательской активности, поэтому я не берусь давать конкретные оценки. Тем не менее, по заверениям моих партнеров из итальянских модных домов, российский клиент по-прежнему остается для них очень важным покупателем. Однако русские предпочитают теперь делать свои покупки за границей, чтобы избежать высоких российских наценок.
Кризис определенно научил людей более разумному отношению к деньгам. Но не всех. Характерно, что владельцы главных миланских бутиков ведут мониторинг кредитных карточек своих покупателей и называют русского по-прежнему клиентом №1. То же вам скажут на любом популярном курорте. Например, в сардинском отеле Fortevillage, где стоимость апартаментов и вилл составляет от €1000 до €50 000, даже в августе — отпускном месяце у итальянцев — русские составляют большинство.
Дело в том, что потребление во все времена позволяло элите манифестировать свой статус. И здесь никаких изменений не произошло за существенно более продолжительный период времени, чем пара лет российской истории. Доступность роскоши в период путинского гламура заставила элиты искать иные способы самоидентификации, более сложные и утонченные.