Снимите белое пальто: чем опасны хорошие люди и как не попасть в ловушку спасателя

Социальный психолог и профессор кафедры менеджмента школы бизнеса Стерна Нью-Йоркского университета Долли Чуг считает, что хорошие люди переоценены, и гораздо правильнее стремиться к тому, чтобы быть «хорошеватым» (goodish). Под последним она имеет в виду человека, который осознает все свои несовершенства, не пытается казаться идеальным за счет других, а стремится поступать как можно лучше и по мере сил повышать свой моральный уровень.

«Хорошие» же люди в рамках этой концепции — это те, кто внутренне убеждены, что они абсолютно прекрасны во всех отношениях и находятся на недосягаемой моральной высоте.

Даже самые хорошие люди иногда поступают «плохо», говорит Долли Чуг, но если чужие промахи мы легко замечаем, то свои собственные часто игнорируем, пребывая в иллюзии, что всегда ведем себя идеально, этично и непредвзято. В Школе бизнеса Стерна Чуг с коллегами больше 20 лет ведет исследования того, что она называет «психологией хороших людей», в частности, изучает нарративы о собственной идентичности.

В 2018 году она прославилась, произнеся революционную речь на TED Talk о том, как научиться признавать ошибки и становиться лучше, вместо того, чтобы быть «хорошим». Видео с этой лекцией набрало больше 5 млн просмотров, а вышедшая чуть позже книга рассказывает о тех же этических проблемах более подробно.

Книга Долли Чуг «Снимите белое пальто. Что заставляет хороших людей самоутверждаться за счет окружающих и как этому противостоять» выходит на русском языке в июле в издательстве «Бомбора». Forbes публикует отрывок. 

Разные степени человечности 

Первый шаг к тому, чтобы почувствовать связь с другим человеком — определить, кто человек, а кто — нет. Используя исследования МРТ, нейробиолог Джейсон Митчелл с коллегами каталогизировали автоматические процессы, которые использует наш мозг, чтобы различать людей и объекты. Если результат «человек», мозг идет дальше, определяя, насколько он «человечен». 

Даже среди человеческих лиц мы выделяем некоторые как менее человечные, чем остальные, используя процесс, который психолог Катрина Финчер и ее соавторы называют «обесчеловечивание восприятия». В целом это различие между тем, чтобы увидеть лицо супруга или незнакомого бездомного. Обоих мы воспринимаем как людей, но мы можем не увидеть всю человечность за лицом бездомного. Мы с меньшей вероятностью посочувствуем его страданиям так же, как кому-то, кого мы идентифицируем как более близкого. 

Финчер с коллегами отследили эту разницу вплоть до визуального восприятия. Они начали с того, как мы обычно смотрим на чье-то лицо, например, дома или на работе. В обычном случае мы видим лицо, и [подсознание] подключает мега-установку для общей обработки визуальных данных. Этот процесс позволяет нам отличать друг от друга тысячи лиц, даже если их обладатели меняют прическу или стареют. Мы узнаем микродвижения лицевых мышц и понимаем, какие из них сигнализируют о гневе, удивлении, испуге. Мы отслеживаем направление чужого взгляда с точностью, позволяющей определить отклонение фокуса на 1,3 градуса. И делаем все это быстрее, чем вы читаете это предложение. 

Однако мы применяем это целостное мастерство обработки не к каждому. С большей вероятностью этот процесс запускается, когда мы воспринимаем человека как личность. Если не думать о нем как о личности или воспринять как угрозу, визуальное восприятие заработает иначе. Вместо общего анализа, позволяющего заметить малейшие нюансы, мы полагаемся на более фрагментарную обработку лиц. Мы видим черты лица — нос и глаза — как отдельные визуальные стимулы, а не часть целого. В результате когнитивный процесс определения мыслей, эмоций и мотивов этого трехмерного человеческого существа не включается. Мы буквально воспринимаем бездомного незнакомца меньше человеком. 

Психологи считают, что обесчеловечивание восприятия играет функциональную роль в ситуации нужды и конкуренции. Когда нужно с кем-то бороться за ограниченное количество пищи, очень полезно не беспокоиться о его или ее человечности. Возможно, что утилитарная функция обесчеловечивания даже шире этого конкурентного контекста. Например, мы «кодируем» людей более низкого социального класса или другой расы, или тех, кто не входит в нашу группу (даже одной с нами расы) как менее человечных. Такие лица мы с большей вероятностью будем судить и наказывать. Обесчеловечивая кого-нибудь, мы более склонны причинять им боль и менее вероятно этим обеспокоимся. Психологически нам легче изолировать и наказывать их. 

Сознание активирует различные процессы не только для людей, объектов и более или менее «человечных» лиц, но и для тех, кого мы считаем более похожими на себя, и тех, кого нет. Это можно отследить во взаимодействиях, когда мы пытаемся предположить, что думает другой человек. Он собирается украсть мою идею, пригласить на свидание или искренне увлечен нашей новой идеей стартапа? Ответ, который мы выберем, зависит от того, считаем ли мы этого человека похожим на нас. И если нет, то запустится другая ментальная последовательность в другой части мозга. Вот так стереотипы определяют мышление.

Обезличивать всегда проще 

Изощренность и скорость, с которой наш разум «обезличивает», огромны. Сначала мы решаем, человек перед нами или нет. Затем определяем степень человечности. Все происходит неосознанно, как вспышка, так что часто мы обезличиваем даже тех, кого, возможно, хотели бы поддержать, особенно представителей маргинализированных групп. Согласно исследованиям, чем лучше мы узнаем человека как личность, с глазу на глаз, тем больше шансы, что мы поведем себя как творцы, а не просто сторонники. На расстоянии мы (буквально) не видим в человеке личность. 

Моему нервному сознанию однажды пришлось продираться через эти «обезличивающие» процессы. Я предполагаю, что «обезличивают» не только враждебно настроенные или ограниченные люди, но также и союзники, имеющие благие намерения. Наши благие намерения могут привести к тому, что мы будем рассматривать тех, кому пытаемся помочь на расстоянии, отделившись от них. На самом деле такая вероятность очень велика. Разберемся в типах благонамеренного поведения, которое ведет к отстранению от них. 

Режим «спасатель» 

Когда Мэлани только переехала в многоквартирный дом, она была беременна. Через дорогу располагалось здание государственного жилфонда для малообеспеченных, с одним или двумя людьми в комнате и общими помещениями. В тот же день с пятого этажа этого здания кто-то выпрыгнул. Собралась толпа; приехала скорая. Несколько минут спустя все вернулись к своим делам. 

Потрясенная Мэлани попыталась расспросить соседей по новому дому, что случилось. Никто не знал жителей соседнего здания. И ей посоветовали держаться от него и его жильцов подальше. Мэлани проигнорировала эти советы и перешла дорогу, чтобы представиться соседям, некоторые из которых были довольно пожилыми. Ей понравилось общаться с ними, но очевидная необходимость в пище и медицинском уходе у некоторых жильцов ее шокировала. 

Мэлани знала, что есть ресурсы для помощи людям в таких ситуациях, но они не были доступны ее соседям. Требовалась ассоциация арендаторов и влияние на местные власти. Жильцы не знали, как общаться с местным правительством. А вот Мэлани, как общественный организатор, была в курсе. 

Она решила, что ее ролью будет защищать интересы, но не спасать, привлекать внимание, но не становиться «Голосом». Мэлани стремилась поставить выше всего их интересы, а не свои. Балансировать было непросто. «Уверена, были моменты, когда я говорила от лица ассоциации арендаторов, но лучше бы высказался один из жильцов. И наоборот, когда я просила выступить кого-то из них, а эффективнее было бы говорить мне». На практике фокус внимания был скорее на ней, а не на соседях. И на психологическом уровне это был путь к «отделению», когда она перестала бы видеть в соседях отдельных личностей. Они знали, что им нужно, лучше нее. 

Она часто размышляла о своей роли, избегая искушения стать «героем дня» за счет человечности других. За свою жизнь она поняла, что путь спасателя — опасный вариант, увеличивающий дистанцию между ней с соседями. Некоторые люди осознают это, когда их собственные потребности вытесняются чужим желанием почувствовать себя героем. У нас бывают самые разные причины помогать окружающим. Мы посвящаем время и жертвуем деньги людям и событиям и, поступая так, чувствуем себя хорошо, если другие позволяют нам им помочь. Социологи называют это эффектом «теплого свечения». 

И такое «теплое сияние» лишь в паре шагов от того, чтобы стать серьезной проблемой, когда мы видим себя спасателями, вникающими в дела и сообщества для выполнения спасательной миссии. Попав в ловушку спасателя, мы становимся зависимы от теплого сияния. Работаем скорее для себя, чем для других. Намеренно упускаем возможности, когда другие могли бы выступить лидерами или улучшить свои способности, потому что тогда мы не сможем выступить в качестве спасателя. Мы «отделяем» других. Так что Мэлани правильно делала, что постоянно думала об этом балансе. 

Я ловила себя на поведении спасателя не раз и не два. Например, был один студент, для которого я часто выступала наставником. Он несколько дней тайком жил в библиотеке Нью-Йоркского университета, когда у него были серьезные проблемы с деньгами и жильем. Когда я узнала об этом, была очень расстроена, что он ничего мне не сказал. Конечно, в первую очередь я беспокоилась о нем. Но, если быть до конца честной, я также и злилась, ведь он отобрал у меня шанс побыть героиней. Мне было бы несложно найти для него место, где можно переждать, пока он разберется с ситуацией. Такие проблемы я умела решать, а он украл мою возможность. Когда я узнала, конечно, помогла, как и полагается спасателю. Спасатели любят проблемы, потому что умеют их решать. Это хорошее чувство. Но в состоянии спасателя мы забываем, что за проблемами есть живые люди. Мы «обезличиваем» самих людей, которых хотим поддержать, ставим свои потребности выше их. 

Чтобы выйти из режима спасателя, нужно перенаправить внимание на человека или ситуацию, которая вас беспокоит. Я поняла, что когда спрашиваю себя: «Кто почувствует личное удовлетворение, когда я сделаю XXX, я или другой человек?» — становится очевидно, чьи интересы я ставлю выше. Я осознаю, как много перетягивают на себя мои чувства и потребности, и становится стыдно. Я не люблю чувствовать стыд, так что едва приходит осознание, очень быстро исправляюсь. 

Режим «сочувствие» 

Мэлани является членом правления в Верхнем Вест-Сайде, в состав которого входят в основном чернокожие жители государственного жилого комплекса и группа богатых белых женщин. Эти женщины сочувствуют жителям, но никогда не встречались с ними, кроме, пожалуй, нескольких сборов средств, на которых кто-нибудь из государственного жилья обращается к аудитории. Режим сочувствия во многом похож на спасателя, но меньше связан с решением проблемы и больше с тем, что у тебя ее нет. Мы сочувствуем тем, кто сталкивается с трудностями, но это нас не объединяет. «Я называю это мышлением благотворителя, — объясняет Мэлани. — Ни с одной, ни с другой стороны не подключается осознанность или доверие. Нет чувства общности, только деньги и иерархия». Альтернатива, которую видит Мэлани в своей ситуации — это встречи, развитие отношений и дискуссии между двумя группами, которые помогут развить видение общих ценностей сообщества. 

Сочувствие — не то же самое, что эмпатия, как показывает анимационный хит «Головоломка» (Inside Out). Пятеро главных персонажей — эмоции: радость, гнев, печаль, страх и брезгливость. Персонаж Радости испытывает трудности в налаживании контакта с Печалью. Радость сочувствует, но не «понимает» Печаль. Она даже рисует круг и предлагает ей оставаться внутри. Конечно, по законам Голливуда Печаль и Радость, оказавшись вдали от дома в сложных и опасных обстоятельствах, узнают, что зависят друг от друга. И только когда Радость смогла действительно почувствовать печаль, героиням удалось выстроить крепкие партнерские отношения и найти дорогу домой. 

Сочувствие — это попытка остаться снаружи, глядя на того, кто в круге со стороны. Мы чувствуем жалость к ним, но не пытаемся прочувствовать то, что они переживают. Остаемся на расстоянии, «отделяя» их чувства от собственных. И все это чудесное сочувствие скорее для нас, чем для них. Наши чувства — вот что в центре внимания. 

Эмпатия работает иначе. Мы позволяем себе проникнуться происходящим внутри круга. Чувства выплескиваются из него наружу, или же мы сами делаем шаг внутрь. Наше внимание направлено на того, кто в круге, на его чувства. Эмпатия помогает поступать как настоящий союзник. 

Сочувствие имеет и другие не самые приятные последствия. Испытывая жалость к кому-то, мы ненамеренно ставим себя выше, в позицию сильного. Как вы, может быть, помните по предыдущим главам, чувство власти легко выходит из-под контроля. Сторонников оно может привести к реакциям и действиям, которых мы совсем не хотим. Исследователи управления Джо Маги, Бебора Грюнфельд и Адам Галински выяснили, что, находясь в позиции силы, мы склонны сосредотачиваться на своих эмоциях и нуждах, а не чужих. На нас меньше влияют переживания и страдания окружающих, и мы более склонны винить саму жертву в ее проблемах. В результате мы меньше прислушиваемся к реальным потребностям остальных и больше к собственным эмоциям. А они могут стать дополнительной ношей для тех, кого мы пытаемся поддержать («белые слезы»). 

Сочувствие также может обернуться против того, на кого направлено. Когда человек думает, что мы действуем из жалости, а не из любви или благодарности к нему, это наносит удар по его самооценке и мотивации. Психологи Джиллиан Свенсионис, Сидни Дюпри и Сьюзен Фиске исследуют влияние на межличностные взаимодействия стереотипов, которые, как нам кажется, есть у других в отношении нас самих. Опираясь на исследования стереотипов о теплоте и компетентности, они наблюдали, как ведут себя люди, если верят, что другие считают, что им недостает того или другого. Они выяснили, что люди, стереотипно воспринимаемые как обладающие высокой теплотой / низкой компетентностью — как раз те, кто часто вызывает сочувствие — склонны преуменьшать и скрывать теплоту, пытаясь подчеркнуть свою компетентность. Другими словами, сочувствие может заставить его объект стать менее сочувствующим. В конечном счете сочувствие может обойтись тому, на кого оно направлено, даже дороже.