Каждый из нас обязан управлять своими рисками. Это верно и на уровне стран. Чего опасаются в России и насколько это совпадает со страхами жителей других стран? Ответы дает Доклад о глобальных рисках, выпущенный перед очередным форумом в Давосе. На первом месте на горизонте в 10 лет — риски того, что мы (весь мир) не справимся с изменениями климата. На втором — ужасы погоды, риски ее крайностей, пожаров, наводнений, засух, ураганов и прочих приятностей. На третьем месте — потеря биологического разнообразия, коллапс экосистем.
Портрет на фоне
С таким взглядом на мир трудно спорить. Экономика катастроф и «черных лебедей», кажется, становится новой нормальностью. Число системных бедствий и катастроф, учитываемых в международных базах данных, выросло с начала 1980-х годов по меньшей мере вдвое, и Россия не является исключением. Риски каждого попасть в нечто кажущееся невероятным давно уже «материально значимые». Погодные изменения каждый чувствует на себе. Пандемия еще пять лет назад — сюжет для Голливуда. Уже два года она реальность.
На четвертом месте — рост неравенства (политического, экономического, технологического, между поколениями, между странами, внутри одной и той же страны). Этот риск — неабстрактный. Достаточно вспомнить, как страны дрались за доступ к вакцинам и каким глубоким оказалось расслоение между ними. Или как старшие поколения оказались заложниками поведения младших, когда приняли на себя главный удар пандемии и были во многих странах принесены в жертву.
На пятом месте — риск утраты средств к существованию (пандемия, кризис). На шестом — инфекционные болезни. Глобальный долговой кризис, который мы давно ждем, — на девятом месте, и на десятом — геоэкономическая конфронтация.
Но в разных странах эти риски ранжируют по-разному. В докладе есть итоги опросов по каждой стране, основанные на ответах более 12 000 человек — лидеров мнений и менеджеров крупных компаний. Для Германии и Австрии на первом месте — климатический риск, для США — риск мыльных пузырей на рынке активов, у Великобритании — кибербезопасность, в Китае — риск природных бедствий. А какой риск №1 для нас?
Ответ опрошенных россиян — межгосударственные конфликты. Для кого еще это главный риск? Это постсоветские страны — Армения, Грузия, Латвия, Литва, Эстония. В нем нет Украины. Украинцы поставили на первое место риск длительной стагнации в экономике. Может быть, они и правы. Сверхбыстрый рост — лучший способ заморозить все конфликты и, в конце концов, разрешить их. К успешным в экономике всегда льнут, а от слабеющих — бегут.
Чего еще опасаются российские участники опроса ВЭФ? На втором месте — инфляция, риск №3 — инфекции, вызывающие гибель людей и разрушение экономики, №4 — угрозы для уровня жизни (низкая зарплата, безработица), замыкает пятерку страх перед товарными дефицитами из-за разрыва цепочек мировой торговли.
Проблема реакции
С этими оценками можно согласиться, хотя стоит чуть переиначить ответы, данные строго по опроснику Давоса. Риск первый — это действительно риск войны, геополитических конфликтов. Многие считают, что конфликты можно контролировать, что даже локальные ядерные удары могут обойтись без больших последствий. Это огромная ошибка. Никто не отменял цепной реакции системного риска. И никто не может возложить такое бремя на Россию после ста с лишним лет испытаний.
На второе место я бы поставил демографический риск. Посмотрите на прогнозы Росстата до 2036 года — вам станет не по себе. Естественная убыль за 11 месяцев 2021 года — 945 000 человек, за год будет больше миллиона! Это гораздо больше, чем в 1990-е, и самые крупные потери в мирное время после 1945 года.
Риск третий — стагнационная модель экономики, находящаяся под жестким давлением (санкции) и подверженная кризисам один-два раза в 10-15 лет. Низкая норма инвестиций, множество пустых продуктовых ниш, низкая локализация производства, мелкий финансовый сектор, неадекватный размерам экономики и обремененный деформациями, сверхвысокий процент по кредитам уже 30 лет, огосударствление, избыточные резервы и слишком большое налоговое и административное бремя. Экономика, которая функционально зависит от внешних переменных, каждая из которых крайне волатильна (мировые цены на сырье, курс доллара к евро, горячие деньги кэрри-трейдеров). Плюс санкции, рассчитанные на медленное удушение (все большее ограничение доступа к мировым рынкам капитала и технологиям).
Риск четвертый — бедность. По обследованию Росстата 2020 года, только 25% семей ответили, что могут легко, без затруднений «свести концы с концами» при покупке самого необходимого. Только 50% семей могут по своим доходам заменить «пришедшую в негодность самую простую мебель». А если нужно купить каждому члену семьи две пары обуви в год, по одной на сезон? Не могут 30% семей. Только 48% семей могут оплатить «срочные медицинские услуги». Это значит, что срочная хирургия за деньги, лекарства за десятки и сотни тысяч — все это недоступно для десятков миллионов семей, и только благотворительность или государственные квоты, которые всегда дефицитны, могут спасти жизни. По ожидаемой продолжительности жизни мы на 95 -100-м местах в мире.
Наконец, риск пятый — ноль реакции на эти вызовы. Негибкость, отсутствие обратной связи, крайности в идеях, попытки свалить собственные неудачи на кого-то за кордоном и, наконец, закрыться, ощетиниться и в конечном счете омертвить общество и экономику.
Так что будущее обременено рисками. Оно крайне волатильно. Но можно смотреть на него как на большое приключение. Мы построили «латиноамериканскую модель» общества, и, значит, нам холодно не будет. Обязательно будет горячо, что бы мы ни придумали, сами себе на голову, обладая крупнейшими ресурсами в мире.
Мнение автора может не совпадать с точкой зрения редакции