Обычно считается, что успех переговоров между мировыми лидерами зависит от степени доверия между ними: если доверие есть, можно решать конкретные вопросы. Это актуально и для назначенного на 7 декабря разговора по видеосвязи между Владимиром Путиным и Джозефом Байденом — но с одной важной поправкой. Общий характер отношений и уровень доверия зависит сейчас от диалога по одному вопросу — украинскому: недаром в России говорят о «красных линиях», а западные СМИ рисуют карты возможной войны. Если удастся договориться и соблюсти договоренности, то и доверие вырастет.
Россия явно не удовлетворена состоянием украинской проблемы, но односторонний пересмотр статус-кво грозит слишком высокими рисками — принятые решения будут необратимы. Похоже, именно поэтому скорейших переговоров двух президентов добивалась российская сторона — предполагаемую дату назвали сначала в Москве. Американская сторона была более осторожна; как представляется, США ориентированы на стайерскую дистанцию, тогда как в России опасаются, что украинскую тему в этом случае удастся замотать.
Кризис статус-кво
В украинском вопросе время работает не на Россию, и здесь надо учитывать как естественную смену поколений, так и текущие политические процессы. Свежий опрос Киевского международного института социологии (КМИС) показал, что партия Петра Порошенко опережает партию Владимира Зеленского — 17% к 15%. Что еще важнее — виртуальный пока партийный проект экс-спикера Рады Дмитрия Разумкова теснит пророссийскую «Оппозиционную платформу — За жизнь» (у первой почти 10%, у второй — 9%). Растет популярность партии «Наши», связанной с богатейшим украинским миллиардером Ринатом Ахметовым, у которого непростые отношения с Москвой (в 2018 году против его активов были введены российские санкции). Таким образом, даже считающийся пророссийским юго-восточный электорат ищет альтернативы, не ориентированные на Россию. Существовавшее с 1990-х годов представление о том, что свое слово скажет народ, который противостоит прозападным элитам и националистам, сейчас потеряло актуальность.
Надежды на распад Украины либо как минимум новый украинский Майдан не оправдались. Активная европейски ориентированная часть украинского общества, выходившая на улицы в прошлый раз, не собирается идти на дестабилизацию ситуации. Она ее полностью не устраивает (есть много разочарований), но хаос, ставящий крест на мечте о Европе, для нее еще хуже. Тем более что эта часть общества принадлежит в основном к среднему классу, который не хочет новых революций. Пророссийские активисты Антимайдана сейчас в основном вытеснены в ДНР-ЛНР и Россию. Украинские элиты напуганы опытом республик и готовы на все, лишь бы нечто подобное не произошло на территориях их влияния.
Не сбылись и надежды на то, что Дональд Трамп, не считавший Украину важной темой, останется на второй срок и с ним можно будет договориться по украинскому вопросу. Этого не произошло, а Байден относится к Украине серьезно.
Отсюда и желание России форсировать процесс, настаивая на гарантиях отказа от расширения НАТО на восток. Однако их формат неясен: на формальный отзыв возможности вступления в альянс как Украины, так и Грузии не могут пойти ни США, ни НАТО. Это дали понять и Байден, и генсек НАТО Йенс Столтенберг. А неформальным обещаниям в Москве не верят — доверия нет с учетом опыта неформальных договоренностей Михаила Горбачева и западных политиков более чем 30-летней давности. Для Запада это уже глубокая история, для России это «вроде как вчера».
Необратимое решение
Активно обсуждаемый и в западной прессе, и в Рунете военный сценарий, безусловно, характеризуется высокими рисками. Они связаны не только с неизбежными новыми экономическими санкциями, включая отключение SWIFT и срыв «Северного потока — 2», но и с общественными настроениями внутри России, которые характеризуются усталостью от геополитики и концентрацией на внутренних проблемах. Даже в 2014-2015 годах, во времена патриотической мобилизации, российское общество соглашалось не на масштабную войну, а на аналог бескровного присоединения Крыма, одобренного подавляющим большинством населения полуострова.
Но не менее важной является проблема необратимости — военное решение нельзя переиграть. Необратимость лишает политику гибкости, ограничивая свободу маневра. Российская власть очень не любит необратимых внешнеполитических действий — можно назвать только два таких решения, принятых в экстраординарных ситуациях. В первый раз это было в 2008 году, когда Москва признала Абхазию и Южную Осетию. Тогда миротворческая операция драматически и безвозвратно завершилась, а других возможностей для легитимации пребывания российских войск, кроме межгосударственных соглашений, просто не было. Заключать такое соглашение с Грузией было немыслимо, поэтому появились признанные Россией правительства, которые быстро подписали соответствующие документы.
Второй раз — это, конечно же, присоединение Крыма, проведенное в условиях, когда по разным причинам были отвергнуты возможные альтернативы, от приднестровского варианта до приезда на полуостров Виктора Януковича в качестве законного украинского президента. Но тогда, весной 2014 года, имело место как массовое желание крымчан отказаться от любых «подвешенных» (а следовательно, ненадежных) вариантов в пользу вхождения в состав России, так и эйфорические представления о том, что вслед за Крымом последует и Новороссия. Сейчас же ситуация совершенно иная.
Промежуточные варианты
Ощущение уходящего времени сокращает пространство для паллиативных решений, но они остаются возможными. В таком случае стороны согласятся, что и российское требование письменно зафиксировать отказ от расширения НАТО на восток, и американский отказ признавать красные линии являются пусть жесткими, но все же запросными позициями перед трудным торгом. Предметом торга могли бы быть, в частности, масштабы военного сотрудничества США с Украиной: вспомним, что демократическая администрация Барака Обамы воздерживалась от поставок Киеву летального оружия, которые парадоксальным образом начались при равнодушном к Украине Трампе по инициативе Пентагона. А тему американских ракет, которые якобы вот-вот появятся под Белгородом, можно обсуждать в рамках переговоров по стратегической стабильности, где у России и США наметился хоть какой-то прогресс.
Сам факт российско-американского диалога позволит несколько снизить напряженность вокруг Донбасса, но конкретной формулы компромисса здесь пока не видно. Минский процесс пребывает в глубочайшем кризисе, и Россия демонстрирует все большее сближение с ДНР-ЛНР — в том числе и на символическом уровне, когда лидеры непризнанных республик получают партбилеты на съезде «Единой России». Но для признания независимости Донецка и Луганска и тем более их присоединения у России, кроме перспективы новых санкций, есть все тот же ограничитель — необратимость действий.
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора