Красные флажки: что дело Шанинки говорит об отношении государства к образованию

Задержание ректора Московской высшей школы социальных и экономических наук (Шанинки) Сергея Зуева по делу бывшего замминистра Минпросвещения Марины Раковой (ее обвиняют в крупном мошенничестве с деньгами, выделенными из бюджета на образование) сначала воспринималось скорее как побочный результат возможного бюрократического конфликта, более ясные очертания которого наблюдатели рассчитывали в скором времени узнать.

Но причиной случившегося вполне может быть недовольство существованием Шанинки, по крайней мере в ее привычном виде, которая отличается высоким уровнем автономии. Такие подозрения подкрепляются и тем, что ранее этот вуз уже лишался государственной аккредитации, в результате чего утратил на некоторое время возможность выдавать дипломы государственного образца. Не так давно американский Бард-колледж, использующий, как и Шанинка, модель Liberal Arts, был объявлен в России нежелательной организацией.

В негативных публикациях о ситуации с ректором Шанинки совершенно отчетливо прослеживается конспирологическая версия работы этого университета. Указывается на иностранные контакты, включая совместные программы с британскими и американскими университетами, получение средств из иностранных бюджетов. Происходит это в тот момент, когда обществу вновь пытаются навязать недоверие к иностранцам, убедить, что взаимодействие с ними потенциально имеет два назначения — не только публично декларируемое, вроде обучения или делового партнерства, но и скрытое, шпионское. 

Называется это явление шпиономанией. В умах части общества, однако, такая интерпретация происходящего приживается довольно неплохо. Действительно, как доказать, что студенты отправляются в Великобританию ради обучения, а не вербовки? Так как это доказать невозможно, образовательные, деловые и даже туристические поездки в другие страны начинают восприниматься частью общества как токсичные. А общество в целом начинает опасаться зарубежных контактов, потому что они оказываются связанными со значительными рисками. 

Поэтому даже простое перечисление, как в случае негативных текстов о Шанинке, фактов сотрудничества с иностранными вузами создает вокруг университета неблагоприятную атмосферу. 

Опасная автономия

Особенность Шанинки, однако, совсем не в том, что она контактирует с зарубежными университетами. В условиях нарастающей шпиономании это обстоятельство сегодня вполне может послужить поводом для атаки, но едва ли ее причиной.

Особенность Шанинки — в ее высокой фактической автономии и связанном с ней независимом анализе социальных явлений. Анализ этот пока мало чем ограничен — кроме несовершенства научных методов, пожалуй. Но сегодня такой уровень интеллектуальной свободы, причем свободы публичной, отраженной в исследованиях, может привести ко множеству неприятных вопросов о состоянии тех или иных сфер. 

Открыто ограничивать свободу исследований пока не получается — трудно найти оправдания для такой задачи. Поэтому на выручку и приходит шпиономания.

Похоже, чтобы не сталкиваться с подобными рисками, университет сегодня должен добровольно окружить себя красными флажками и строго следить за тем, чтобы не выходить в своих исследованиях за их пределы. Как и во времена СССР, в исследованиях лучше сосредоточиться на детализации взглядов, сформулированных заказчиком (конечно, пока еще более широких, чем в советские времена), не забывая при этом повторять бюрократические заклинания. Иными словами, социальная наука должна стараться стать частью бюрократического аппарата, выполняющего указания и поручения. Контролировать такую интеграцию легче, если университет так или иначе отказывается от своей автономии. 

Помимо исследований, Шанинка также воспроизводит автономную исследовательскую культуру в своих студентах при помощи соответствующей образовательной модели. То есть с точки зрения тех, кто видит в автономной аналитике вызов строго иерархической модели управления обществом, университет занимается масштабированием проблемы.

Игнорирование существующих проблем или чрезмерные надежды на то, что государственный аппарат сможет сам вовремя обнаружить и устранить любые проблемы, — не новое явление. Возможно, что сегодня дополнительную уверенность российским чиновникам придает процесс цифровизации госуправления. 

Однако и теперь ключевым действующим лицом в системе государственного управления являются отнюдь не электронный отчет и не видеорегистратор. Им остается государственный служащий, со своими представлениями и мотивацией. Который отлично умеет составлять отчеты так, как от него ждут. И отключать видеорегистратор тогда, когда этого требует ситуация. 

Все это приведет — и уже не раз приводило — к тому, что проблемы, которые проще было решить на начальных этапах их развития, будут накапливаться и проявляться уже в виде настоящих катастроф. Организованная преступность и коррупция, алкоголизм, бесполезные и затратные инвестиционные проекты и прочие экономические и социальные беды в позднем СССР неконтролируемо нарастали плечом к плечу со шпиономанией и отчетами, начинавшимися с заклинаний о превосходстве социалистической модели развития. 

И происходило так даже не потому, что советскому государству не хватило сайта госуслуг или умных камер. Скорее, одна из причин в том, что тогда не существовало автономных аналитических центров, вовремя обнаруживающих, осмысливающих и сигнализирующих обществу о нарастающей проблеме, грозящей привести к катастрофе, и предлагающих план ее решения.

Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора