Зачем глава Агентства стратегических инициатив ходит к Путину со списком

Владимир Путин объявил о создании некоммерческой организации — Агентства стратегических инициатив (АСИ) в мае прошлого года. По задумке президента оно должно отбирать перспективные предложения малого и среднего бизнеса, продвигать их, помогать получать финансирование и преодолевать административные барьеры. Путин сам возглавил наблюдательный совет, а в экспертный совет вошли как известные менеджеры, так и руководители небольших предприятий. Конкурсная комиссия провела отбор кандидатов на должность главы АСИ, фаворитом среди которых считался президент консалтинговой компании «НЭО центр» Артем Аветисян. Однако Путин выбрал гендиректора УК «Рускомпозит» Андрея Никитина. Сегодня Никитин отвечает на вопросы Forbes.      

Forbes: Вы пришли не из бюрократии, а из бизнеса. Из среднего бизнеса. Судя по отчетности «Рускомпозита», у вас две площадки — уфимская «Стеклонит» и тверская «Тверьстеклопластик». Оборот УК в 2010 году (за 2011 год данных в Spark пока нет) составлял 141 млн рублей, чистая прибыль — 1 млн.

Андрей Никитин: Нет, надо не так смотреть. «Рускомпозит» — управляющая компания, а смотреть нужно показатели торгового дома «Стеклонит Менеджмент». У него оборот около €100 млн, чистая прибыль примерно €15 млн. И 30% [маржа] по EBITDA.

— Короче, не «Роснефть»…

— В общем, средний бизнес.

— Spark утверждает, что до 2009 года вам принадлежало 20% «Рускомпозита». Затем собственность была перерегистрирована на офшор, и стало непонятно, что происходит с этой долей. Сколько у вас сейчас?

— До 2009 года компания, которая сейчас называется «Рускомпозит», занималась другим проектом, и у нас с партнером…

— С Сергеем Фахретдиновым, которому принадлежало 80%?

— Да, с ним. У нас была идея сделать ресторанную сеть [под названием «Стар-Фудз 2007», греческой кухни «Пита-пита», итальянской «Ла Пастерия» и других], и 20% у меня было в том проекте. Проект не пошел. Компанию переименовали в «Рускомпозит», сделали управляющей, и в ней у меня никакой доли не было. Я всегда был руководителем. Если посмотреть мою декларацию [о доходах], там все отражено.

— То есть у вас были чисто менеджерские функции?

— Да. Плюс участие в прибыли.

— Насколько для вас это назначение стало социальным лифтом? В одном интервью вы говорили, что потеряли в доходах и сейчас у вас средняя зарплата для некоммерческой организации — примерно 300 000 рублей…

— Ровно 300 000, да.

— И что тогда мотивировало вас к переходу на госслужбу?

— Давайте я издали начну? Композиты — это мировой тренд. Мировой рынок композитов (материалов, состоящих из нескольких компонентов — армирующих элементов и связующих элементов, таких как стекло- и углепластики. — Forbes) — это десятки миллиардов [долларов]. Наша маленькая компания с 100 млн оборота — это ровно половина российского рынка. И в какой-то момент я стал думать: а что мешает в России развивать эту отрасль? Я попытался обратиться в Минпром, и оказалось, что там нет даже отдела, который бы этим занимался. Есть только отдел, для которого композиты — боковая тема, и начальник этого отдела сказал мне, что не видит целесообразности даже встретиться. Потом я познакомился с людьми в Министерстве экономического развития, там подход был более современный, но в целом мне стало обидно за то, что мы делаем. У меня не было желания просить у государства денег, но я хотел, чтобы оно стало думать об обучении специалистов композитного профиля. Мы всегда сами финансировали свое развитие и готовы это и дальше делать своей командой, но государство должно бы, например, оплатить институтам лаборатории для изучения сопротивления композитных материалов. Но это никому не было нужно. И тут «Деловая Россия» включила меня в список [приглашенных], и 16 мая 2011 года меня позвали на встречу с Владимиром Владимировичем [Путиным], на которой он рассказывал об АСИ. Я подумал тогда, что было бы хорошо войти в экспертный совет и, может быть, донести…

— Пролоббировать…

— Даже не пролоббировать, а убрать барьеры. Я подал заявку в экспертный совет, в который вошли 25 финалистов конкурса [за право войти в него]…

— Из 2400 предпринимателей,  которые подали заявки.

— Да-да-да.

— И 25 — это шорт-лист?

— Да. И буквально за час до объявления результатов конкурса меня пригласил к себе Владимир Владимирович и предложил мне возглавить агентство.

— Для вас это было совершенно неожиданным?

— Абсолютно.

— Среди участников конкурса было мнение, что часть финалистов попала в руководство АСИ, как они выражались, «через VIP-кабинеты». Как вы думаете, могло сыграть роль то, что у вас в обоих предприятиях есть доля Дмитрия Калантырского, партнера друзей Путина братьев Ротенбергов по СМП банку? 

— Мы с ним абсолютно никогда эту тему не обсуждали.

— С Калантырским?

— Да. Я даже не советовался с партнерами, потому что не собирался агентство возглавлять. Взаимодействовать с государством — часть моей работы как генерального директора, а стать экспертом [в АСИ] было моей инициативой.

— Думаете, никто не скажет, что вы с подачи Ротенбергов в АСИ попали?

— Нет. Если вы посмотрите на историю компании… Например, на завод «Стеклонит», у которого было в 2002 году 300 млн рублей оборота и около 7% отрицательной рентабельности, или на «Тверьстеклопластик» — там году в 2007-м такая же была история… Я считаю, что немало поработал, выйдя с $10 млн на $100 млн оборота и 30% по EBITDA.  Я думаю, что [в назначении меня руководителем АСИ] вот это сыграло роль. Так получилось — это мое личное мнение после тех вопросов, которые задавал Владимир Владимирович, — сыграл  роль и производственный опыт, и то, что у нас инновационное производство. С одной стороны, это реальный бизнес, с другой — он успешный, с третьей — он построен на инновациях.

— Но вы и до того, как вас назначили в АСИ, взаимодействовали с государством. Например, в проектах «Росмолодежи»: и выступали на Селигере, и оборудовали там лагерь…

— Это была чисто общественная тема, не производственная.

— То есть ваш благотворительный проект?

— В «Деловой России» тема  [сотрудничества] с «Росмолодежью» была слабой. Контакт формально был, но работы не было. И [председатель ДР] Борис Юрьевич [Титов] попросил меня поработать годик-два, попробовать что-то сделать. Мы участвовали и в Питерском молодежном форуме, и в Селигере. А потом мне понравилась работа на Селигере у [руководителя программы «Ты — предприниматель»] Лены Бочаровой. Это было интересно, там хорошие ребята. Я ничего не могу сказать про историю с другими, политическими целями, но это было хорошо. Кроме того мы как компания получили очень существенную выгоду оттого, что в том году спонсировали Зворыкинский проект (назван в честь российского изобретателя электронных оптических приборов Владимира Зворыкина. — Forbes) по композитам. В Голландии нам за решение таких задач озвучивали цену в несколько миллионов евро, а тут ребята молодые…

— Что значит «озвучивали»?

— У нас в компании есть продукт — мобильные композитные плиты, чтобы быстро строить дороги через болота. Самые большие проблемы [этих плит] — края. Потому что гусеницы [по ним] идут, а композиты подвержены стираемости. Мы это заявили в конкурсе Зворыкинского проекта, ребята прислали предложения, и теперь кто-то из них даже работает в компании.

— Эти плиты — что-то вроде временных дорог для танков?

— Нефтяники и газовики используют их для быстрой ликвидации аварий.

— После вашего конкурса на Селигере их используют?

— Использовали до и используют сейчас. Их надо было дорабатывать. Мне нужны были новые идеи, новые кадры, и я подумал, что Зворыкинский проект может сработать.

— Наверное, не у меня одного создается ощущение, что с приходом Путина на третий срок история кое в чем повторяется. В 1999 году у него был проект, в названии которого было слово «стратегический» — Центр стратегических разработок, созданный для планирования перемен в экономике и политике. Сейчас — Агентство стратегических инициатив. ЦСР стал для многих участников социальным лифтом: Герман Греф, Эльвира Набиуллина, Аркадий Дворкович заняли высокие посты в Кремле и в правительстве… АСИ в этом смысле то же самое?

— Мне сложно сравнивать. Когда был ЦСР, я еще в институте учился.

— В Стокгольмской школе экономики?

— Нет, я же в 2001 году только закончил Университет управления. Но, как мне кажется, разница между нами в том, что Центр стратегических разработок сам генерировал идеи, которые потом внедрялись. Его задачи сложнее. Мы должны модерировать идеи предпринимателей. У меня нет функции аналитики. У нас в чистом виде площадка, и наша задача — правильно собрать думающих предпринимателей, подключить такие ресурсы, как [консалтинговые компании] Boston Consulting, Ernst & Young, привнести лучшие мировые практики. Я против того, чтобы мое мнение было доминирующим.

— Но свою магистерскую диссертацию вы писали, если я правильно помню, на тему управления изменениями…

— У меня и кандидатская по этой же теме.

— Эта тема — верх менеджерского искусства…

— Это то, что мне приходилось делать в бизнесе, а кроме того, эта тема про людей. Потому что ты не сможешь ничего изменить, пока не наберется критическая масса сторонников. И по сути агентство — это площадка для вербовки сторонников изменений. Мы же вовлекаем в свою деятельность и талантливых чиновников, и талантливых бизнесменов, у них возникают интересные горизонтальные взаимодействия. Я принципиально не чувствую себя готовым что-то навязывать. Наша задача — правильно упаковать то, что придумали предприниматели. Часто бывает, что они легко формулируют проблему, но, поскольку они не владеют языком чиновников, не владеют бюрократическими навыками… Вот, например, фура не идет быстро через таможню. И что делать? Тут они, как правило, начинают ошибаться, потому что никто из них не читает таможенных внутренних документов.

— Вы хотите быть переводчиком?

— Коммуникатором, переводчиком… При этом, чтобы перевод был верным — потому что понятно, что не все ведомства заинтересованы в таком переводе, им удобно обладать сакральным знанием, — мы используем систему консультантов. Мы привлекаем людей, которые были чиновниками, а сейчас в бизнесе, но язык знают.

— Перевербованные?

— Угу. Сейчас мы будем создавать четыре новые [экспертные] группы. Например, по регистрации собственности, по регистрации предприятий. Они достаточно простые, по ним понятен набор решений, и Федеральная налоговая служба очень поддерживает эту тему. Я думаю, что мы быстро найдем хороший формат. А две другие группы сложные. Допуск среднего бизнеса к закупкам госкомпаний. Это то, что [в России] сейчас очень сложно, а в мире это то, что стимулирует малый и средний бизнес. В Штатах даже есть законодательные требования, связанные с долей малого бизнеса в этих закупках. И вторая сложная тема — это защита прав инвесторов. Мы здесь или уйдем в законодательство и судебную систему, или в какие-то финансовые гарантии…

— Вы упомянули судебную систему. Как я понимаю, идея АСИ родилась из желания поднять Россию в международном рейтинге Всемирного банка Doing Business с 120-го места на 20-е. Не возникает ли от такой постановки задачи угроза, что ваши действия будут направлены на совершенно понятные шаги — сокращение времени регистрации предприятий, пропуска фур через таможню, — при сохранении условий, мешающих бизнесу и инвестклимату. Таких как коррупция, например. Без независимого суда и подавления коррупции ничего не изменится, а у вас нет полномочий изменить чиновничий аппарат, изменить суды, другие части правоохранительной системы. Посмотрите на Белоруссию: она в рейтинге Doing Business на 69-м месте и высоко поднялась за счет процедур, но инвестклимат там никакой. Вы не боитесь упереться в эту стену?

— Может быть, когда мы изменим то, на что у нас есть полномочия, эти проблемы станут более заметными. Уже нельзя будет сказать, что все плохо, потому что предприятия регистрируются за неделю, а нужно за 10 минут. Как бывший предприниматель я могу сказать, что, например, в арбитражном суде реальные изменения произошли.

— Это правда.

— То, что сделал [глава Высшего арбитражного суда Антон] Иванов, мы почувствовали. У нас с каждым разом суды принимали все более объективные решения, более обоснованные.

— Но ведь сегодня основной механизм нечестной конкуренции — это перевод дел из поля арбитражного суда в поле уголовного. Известное дело Алексея Козлова, вторично осужденного за якобы мошенничество с акциями компании «Искож».

— У нас нет сейчас прямой задачи заниматься этими вопросами, но есть такой орган — Открытое правительство, и там эта задача была поставлена. Ее поставил [министр по связям с Открытым правительством Михаил] Абызов. Мы видим себя партнером этого института. И будем эти связи поддерживать. Я в АСИ ни от чего не завишу: не получаю служебную квартиру, зарплата — мой единственный источник доходов, и у меня нет проблемы сказать моему начальнику, что по моей линии нужно сделать. Другое дело, что я очень четко понимаю ответственность и понимаю, что говорить что-то в режиме лозунгов я точно не буду. Когда у меня будет что-то, что будет упираться в судебную систему, я обязательно буду об этом говорить. Когда говорят, что у нас плохая судебная система, мне как не эксперту интересно знать, что плохо. Когда говорят, что у нас суды завалены делами, я думаю: «А разве это плохо? Разве то, что граждане перестали лица бить на улице, а начали судиться, разве плохо? Может, больше надо судов? Так пусть это будет так». Но это не то, что сейчас входит в рамки моей компетенции.

— Какой у АСИ бюджет? Обещалось 100 млн рублей от ВЭБа в виде имущественного взноса.

— Это в прошлом году было на четыре месяца.

— А в этом?

— В этом году около 500 млн бюджет на операционные расходы.

— Этого достаточно для ваших задач?

— Абсолютно. У нас наибольшая часть расходуется на оплату экспертизы.

— А вы занимаетесь конкретными проектами? Понятно, что ваша задача изменение самой атмосферы бизнеса, но если к вам обращается бизнесмен и говорит: не могу пробить барьеры …

— Если это чисто бизнесовый проект, то это к [директору направления «Новый бизнес»] Артему Аветисяну, если связанный с бизнесом в социальной сфере, то к [директору направления «Социальные проекты»] Владимиру Яблонскому, если с образованием, то к [директору направления «Молодые профессионалы»] Дмитрию Пескову…

— Чем вы можете помочь?

— Мы можем до предела обострить вопрос. Вынести его напрямую на наблюдательный совет [который возглавляет Путин].

— Насколько часто вы встречаетесь с  Путиным?

— Раз в квартал. Мы так и делаем: приходим со списком, показываем. Но сейчас появилась хорошая практика: оказывается, достаточно знания, что мы можем это сделать. На совет мы выносим только самые острые вопросы.

— Вы можете привести пример, когда решили проблему малого или среднего бизнеса?

— Например, компания «Интерскол», производитель дрелей, шуруповертов. У них есть площадки в Испании и Китае. Они хотели в России на площадке [оружейного] Ижевского механического завода  сделать производство. Им не хватало чего-то, чтобы договориться с «Ростехнологиями». С нашей помощью они там сейчас начинают производство.

— Что с вашей программой обучения менеджеров?

— Есть такие специальности и компетенции, которые меняются раз в год. Например, у производителей лекарств, которые борются со смертельными болезнями. Для этого нужно иметь людей, которые постоянно учатся. У нас образовательные стандарты меняются очень редко, а наш совет убедил Министерство образования в том, что нужна Академия фармацевтической промышленности. Это будет государственное дополнительное образование, и под каждую группу будет делаться новый стандарт. Это пилот, и, если он получится, мы будем его масштабировать там, где это необходимо.

— А образовательный проект — финансирование получения магистерских степеней…

— …за рубежом? Сейчас на выходе указ, который мы подготовили. В нем заложена очень простая идея: потратить 5 млрд рублей и обучить молодых доцентов и преподавателей региональных вузов…

— 5 млрд?

— Да, на три года.

— Это дополнительно к тем 100 млн рублей, которые вам выделены?

— Нет, это не наши деньги. Это деньги, которые будут выделены на программу «Глобальное образование». Мы сможем ребят отправлять учиться за рубеж, а потом они будут отрабатывать здесь.

— В госорганах и госкомпаниях?

— Не хочу в госорганы и госкомпании. Хочу по-другому. Чтобы молодые преподаватели, которые потом станут заведующими кафедрами, потом ректорами. Учиться они будут в Сингапуре, в Германии, может быть, в Америке и привозить сюда технологии обучения, управления образованием. Это проект, очень сильно направленный в будущее.  Чтобы у нас ректоры были не в бронзе, не сами себе памятники, а людьми, которые могут построить современный вуз.

— В вашей программе было заявлено шесть регионов, создающих для себя стандарты обеспечения благоприятного инвестиционного климата. 

— Их уже одиннадцать. Добавились Челябинск, Ярославль, Астрахань, Башкирия.

— И они защищают у вас свои стандарты?

— Они не у нас защищают. Мы в каждом регионе создали экспертный совет из представителей местного бизнеса, и они [местные чиновники] должны «продать» своим предпринимателям эту свою работу. Если они своих предпринимателей не убедят, что инвестклимат хороший, те никогда не будет свою долю инвестиций повышать. А мы президенту доложим, как эта работа идет.

— А через вас будет оценка со стороны президента?

— Да. И то, что они сейчас делают, мы через год должны масштабировать на всю страну. Спасибо пилотным регионам, которые добровольно вызвались [начать эту работу]. Это тяжело. Мы же повернули ситуацию на 180 градусов, заставляем их вести с бизнесом  прямой диалог не с позиции «я начальник, вице-губернатор, а вы тут…».

Беседовал Александр Левинский