Вчерашний премьерский доклад Владимира Путина в Думе был, вероятно, последним подобным выступлением в его карьере. Вряд ли стоит надеяться, что, посидев на кремлевских галерах еще лет восемнадцать, Путин снова вернется в правительство, чтобы что-нибудь поправить или починить собственными руками. Поэтому и от текста, и от самого появления премьера в Думе все ждали немножко большего, чем привыкли получать от таких выступлений. В конце марта интерес публики к еще не написанной речи неосторожно подогрел пресс-секретарь премьера Дмитрий Песков. Он сообщил, что «это будет традиционный отчет за год, но, учитывая статус председателя правительства, который на этот раз будет являться избранным президентом… вряд ли можно ограничиться рамками одного года».
В тот момент это прозвучало крайне интригующе. Кому-то могло показаться, что Путин в Думе приоткроет завесу тайны над главными вопросами будущего политического бытия страны. Возможно, скажет несколько слов о структуре будущего правительства. И наконец поведает о том, какой именно экономический курс — не на словах, а на деле — будет проводить его администрация и кабинет министров. Но загадки, к сожалению, остались загадками. Путин жонглировал цифрами, говорил о том, как Россия выгодно отличается от всех экономик мира, много внимания уделил столь милым его сердцу деталям социальной политики вроде жилья или стипендий, но не сказал ни слова о том, что действительно является важным. Будь у премьера готовый и согласованный всеми членами его команды масштабный план действий, вряд ли он бы удержался от искушения его анонсировать. Так что можно предположить, что такого плана пока нет. Что само по себе гораздо более важная новость, чем все остальное, озвученное премьером.
Сегодня Путин, как бы он ни старался продемонстрировать уверенность в завтрашнем дне, находится на самой, возможно, серьезной развилке в своей политической карьере. Эта развилка связана с вопросом, на который пока сам Путин себе не ответил. Готов ли он, рискуя своим политическим будущим, проводить политику, действительно направленную на смену экономической модели, или он намерен дословно вернуться туда, где остановился — то есть в конец 2007-го — начало 2008 года? Смысл выбора прост. Либо Путин всем своим политическим весом начинает прикрывать медленное, но необходимое сокращение объемов экономической и социальной ответственности государства. Либо наращивает его, принося в жертву остатки той макроэкономической стабильности (вроде низкого госдолга и больших резервов), которые достанутся будущему кабинету министров в наследство от уволенного вице-премьера Кудрина.
Пошаговый план государственного отступления из экономики уже готов — это обновленная экспертами ВШЭ и РАНХиГС «Стратегия 2020». Ее довольно активно обсуждали у президента Дмитрия Медведева в феврале и марте, но, строго говоря, ничего окончательно не решили. Ключевые вопросы — параметры пенсионной реформы, налоговой реформы, структура бюджетных расходов — остаются предметом спора ключевых ведомств и высших чиновников. Есть поручения президента и даже, как утверждают, премьера готовить законы, реализующие положения «Стратегии». Однако эти поручения противоречат другим, в которых предписаны прямо противоположные вещи. Ситуация буквально застряла на месте. Чиновники ждут инаугурации Путина, Путин — консенсуса в команде, без которого ему рискованно идти дальше, а эксперты — четких сигналов о том, что именно из проделанной ими работы нужно, а что можно выбросить в корзину.
Вместе с «2020» застрял на месте и вопрос о приватизации. Ее план на три года вперед, который должны были утвердить еще в ноябре 2011-го, теперь будет готов не раньше июня. Застрял фактически и бюджетный процесс. Если нет решений по стратегии, значит бюджет надо считать, как раньше: с действующими налогами, с действующей системой покрытия пенсионных расходов, с действующей моделью формирования расходов по государственным программам и действующими правилами (вернее, их отсутствием) использования нефтяных доходов. Но если завтра решения все-таки будут приняты, то все придется пересчитывать заново, и вот бюджет-2013 тоже встает в масштабную пробку из непринятых экономических решений.
В пробке оказывается и вопрос о структуре правительства. Если правительство будет проводить радикальные экономические реформы, то в нем должен быть очень сильный и монолитный экономический блок и слабые отраслевые вице-премьеры и министры, которые не смогут заблокировать невыгодные им перемены. Если же перемен не будет, то все должно быть ровно наоборот: сильные отраслевики, способные на своих участках добиться хоть сколько-нибудь эффективных трат по дорожающим государственным проектам и программам, и слабые экономисты, которые не будут мешать им работать. Кроме этого, есть и другие реформы, которые не могут сдвинуться с места уже полгода: реформа системы здравоохранения, не давшая пока никаких результатов либерализация строительного рынка, и т. д.
Все это копится и заплетается на глазах президента в гордиев узел, который с каждым днем будет все проще разрубить и все труднее — распутать. Накопленная инерция и риски, очевидные всем, подталкивают Путина к простому решению. Не надо никаких жестких реформ. Прожили без них двенадцать лет, может быть, еще столько же проживем?