Европейский кризис перешел в новую стадию. Всего две недели потребовалось рынкам, чтобы свалить непотопляемого политического тяжеловеса Сильвио Берлускони. В момент, когда он объявил о своем скором уходе, спрэд доходности государственных облигаций Италии по отношению к немецким, до кризиса не превышавший 100 базисных пунктов, достиг 498.
Стоимость госдолга для всех стран, исключая США (пока доллар — мировая резервная валюта), отражает совокупность обстоятельств, но в первую очередь — качество госуправления. Когда развитой стране долг обходится почти на 5 п. п. дороже, чем Германии, ее лидеру впору подавать в отставку: он допустил явные ошибки в управлении. Разумеется, с поправкой на то, что долги могли набрать его предшественники. Для развивающихся стран этот показатель можно было бы установить на уровне примерно 7 п. п. — по отношению к доходности госбумаг Штатов и Германии.
Такой строй можно было бы назвать инвестократией, и ничего заведомо плохого в нем нет. Инвесторы не хуже электората понимают, какой правитель проводит ответственную, а какой — безответственную политику. Но самое главное: сейчас, во время кризиса суверенного долга, такая модель фактически уже работает. Спорить, нужна ли она, уже поздно. Избирает политических лидеров народ, но определяет, когда им пора уходить в отставку, именно рынок в лице инвесторов.
Берлускони, конечно, инвесторы скинули не без помощи лидеров Германии и Франции. Жизнерадостный смех, которым Ангела Меркель и Николя Саркози на октябрьском саммите ЕС отреагировали на вопрос «Доверяете ли вы [реформаторским обещаниям] Берлускони?», был красноречивее любых слов. На саммите G-20 на итальянского премьера продолжали давить. Еще не собираясь в отставку, он был вынужден отложить выпуск CD «Истинная любовь» с песнями собственного сочинения.
Схожим образом был обставлен и уход греческого премьера, незадачливого Георгиоса Папандреу. Он, кажется, так и не понял, что не устраивало инвесторов и иностранных лидеров. Почти синхронная итальянско-греческая отставка означает лишь одно: во время кризиса суверенного долга именно рынок определяет, когда тому или иному правительству пора освободить место. Триггером, группой, озвучивающей требование уйти, могут быть как внутриполитические соперники, так и иностранные коллеги — это не важно. Куда интереснее, что ставки гособлигаций приобретают для выживаемости лидеров большее значение, чем доля жителей страны, одобряющих их деятельность.
Рынки — страшная сила. И если правительство выходит на них с большими займами, значит, оно готово отдать себя на их суд. Правила игры определяются в этот момент, а все остальное — с неизбежностью из них следует. В дальнейшем европейский кризис будет разворачиваться не только в финансово-экономическом, но и в политическом поле.
Впрочем, зависимость политики от финансов не односторонняя. Банки, верившие в безрисковость европейских суверенных активов, сейчас наперебой рапортуют об убытках, планах продажи активов и сокращении персонала — и, главное, о том, сколько у них внезапно — какая неожиданность! — ставших токсичными европейских активов. Эти активы в ближайшее время будут только портиться, а значит, margin calls, подобных тому, что был предъявлен MF Global, будет очень много.
Финансы и политика оказались связаны между собой, как никогда прежде. Инвесторы получили почетное право отправлять политиков в отставку. Но плата за эту привилегию — высочайшая подверженность политическим рискам, какой у рынков давно не было. Если на политическом рынке сейчас доминируют финансисты, то на финансовых рынках — чистая политика, как мудро заметили профессора Чикагской бизнес-школы Booth Пьетро Веронези и Любос Пастор.
И политические риски — единственные, от которых финансисты не в состоянии захеджироваться. Политика затрагивает все отрасли, а глобальная политика — и все страны. Как показывает исследование Веронези и Пастора, а также еще одна недавняя работа, доклад стэнфордских профессоров Скотта Бейкера и Николаса Блума (см. здесь), только на подъеме ценные бумаги движутся с разной скоростью и в разном направлении. А в кризис они все падают синхронно — корреляция возрастает с 20-40% до 80% (S&P 500 в сентябре 2011 по оценке JPMorgan). Уберечься от движения этой однородной массы, движимой непредсказуемыми рациональному пониманию политическими новостями, финансисты не состоянии. Сегодня греки договорились о коалиционном правительстве, а завтра кто-то закапризничал, передумал, рынки упали. Как тут построишь матмодель?
Есть высшая справедливость в том, что бездарные, непостоянные и легкомысленные политики, из-за которых страдают умные и богатые люди, платят собственной отставкой, раз уж привели рынки к большим убыткам. Инвестократия — неплохой режим, пусть даже и неприятный до крайности и политикам, и инвесторам. Но, во-первых, в ближайшее время от него никуда не деться, а во-вторых, с точки зрения общественного блага он даже полезен — две крупнейшие силы ограничивают друг друга лучше, чем это могла бы сделать третья, самая слабая из всех.