«Бизнес висит на крючке»: интервью экономиста Андрея Яковлева

Андрей Яковлев — кандидат экономических наук, приглашенный исследователь Центра им. Дэвиса Гарвардского университета, до недавнего времени профессор Высшей школы экономики, где он работал с 1993 года, 18 лет занимал должность проректора по науке. На сайте НИУ ВШЭ он назван «одним из ведущих российских экспертов в области экономического развития». В 2005-2007 годах Яковлев возглавлял проект со Всемирным банком по оценке инвестклимата и конкурентоспособности в обрабатывающей промышленности России, в 2011-2012 годах — руководил российской командой в проекте Всемирного банка Doing Business in Russia. За участие в работе над концепцией социально-экономического развития России «Статегия-2020» награжден орденом Почета. 

Об уходе из «Вышки»

«Последний разговор с ректором Высшей школы экономики у меня был в начале июля прошлого года, когда я получил оффер из Гарвардского университета. Мы обсуждали, каким образом продолжать дальше взаимодействие с учетом моего перемещения в Соединенные Штаты. И базовая договоренность была в том, что я ухожу в отпуск за свой счет на год и продолжаю тем не менее сотрудничать с Высшей школой экономики. Я весь год это делал, не получая за это денег, но считаю, что это правильно, важно и нужно. Ну и параллельно в течение этого года на мою позицию в вузе запускается конкурс. 

О том, что меня в Высшей школе экономики обратно не ждут, были разные другие сигналы за прошедший год, но финальный был в апреле, когда институт, который я создавал, в котором я продолжал работать, запустил формальные документы на проведение того самого конкурса. Они недели две или три походили по разным кабинетам, после чего вернулись обратно с формальной резолюцией на доработку и с пояснениями на словах слов ректора: «Прием на работу нецелесообразен». 

За этим есть, наверное, некоторые неформальные вещи. Я 24 февраля 2022 года утром написал очень конкретный пост в Facebook (принадлежит компании Meta, которая признана экстремистской и запрещена в России), после которого мне уже 25 февраля пришло предостережение от администрации высшей школы экономики о том, что я, так сказать, выражением своего мнения могу нанести ущерб репутации университета. Я после этого просто снял какие-либо упоминания о работе в ВШЭ на моей странице». 

О бизнесе времен «спецоперации»*

«Поменялось многое. Банально просто потому, что в большом числе крупных компаний ключевые собственники оказались под санкциями и должны были дистанцироваться от формального принятия решений. Это не означает, что они совсем ничем не управляют, я думаю, что в реальности это не так. Но это безусловно влияет на процессы принятия решений. Помимо этого, безусловно, существенно сложнее стали отношения с зарубежными партнерами, с зарубежными акционерами, потому что у многих крупных российских игроков они были. Приходится как-то разводить или разделять активы. 

Есть отдельная самостоятельная история, касающаяся волны, идущей последние несколько месяцев — исков Генпрокуратуры по изъятию в госсобственность крупных пакетов акций уже не только иностранных компаний, но и вполне российских компаний с российскими собственниками. Эта ситуация чревата напряжением, потому что когда по каким-то приватизационным сделкам начала 1990-х годов происходит изъятие активов, это не может не создавать у владельцев бизнеса большую неопределенность.

Скорее всего, это будут какие-то такие приливы и отливы, но, к сожалению, тренд на расширение присутствия государства, если будет сохраняться нынешняя модель, он тоже будет продолжаться. Приведу маленький пример. Еще до начала всех текущих событий, в 2021 году вышла книжка под названием «Кристалл роста», которую написали три автора, в том числе бывший министр по развитию Дальнего Востока Александр Галушка. Особенность этой книжки в том, что она очень активно пиарилась и подавалась как фундаментальная научная работа. 

Основной тезис этой книжки в том, что самый счастливый период в экономике Советского Союза был 1929-1955 годы — именно тогда [по мнению авторов книги] были самые высокие темпы роста, был создан весь потенциал советской промышленности, ядерный щит, а также обеспечен рост уровня жизни населения. Парадоксальным для меня было утверждение о том, что подобная модель возможна сегодня. Опять же, в понимании Галушки и его соавторов, при Сталине на самом деле было предпринимательство в виде артелей, в виде личного подсобного хозяйства, которое процветало. А главный виновник всех бед — это Хрущев, который все это задавил. 

Я просто к тому, что можно рассматривать текущие действия Генпрокуратуры, как некоторую реализацию частных интересов конкретных людей. А может быть, за этим на самом деле стоит некоторая модель, и вот эта модель реально в книжке Галушки прописана. Есть люди, судя по всему, которые считают, что такая модель возможна. То есть перенесение на сегодняшнюю реальность сталинской экономики. В этой версии, на самом деле, у всех владельцев не только крупных, но и средних предприятий шансов нет. Останутся только малые предприятия. Они в эту модель вписываются, они типа приемлемы, а все остальное — государственное». 

«Бизнес реально проиграл»

«Я бы сказал, что сейчас это [бывшие олигархи] очень зависимые люди. Ну потому что сам термин «олигархи» предполагает, что люди серьезно влияют на принимаемые решения. На мой взгляд, уже после 2003 года бизнес перестал всерьез влиять на политические решения. А сейчас, ну это крепостные в некотором смысле. Есть государство, которое представлено людьми силовой корпорации. Есть бизнес, который находится у них в подчинении и у них в зависимости. «Хочу — дам ресурсы сегодня, дам ренту. Будешь работать. А хочу — посажу в тюрьму и все отберу».

Большая проблема для российского бизнеса — это отношения с обществом. Собственно говоря, фундаментальная проблема легитимности собственности в России была порождена залоговыми аукционами. Так вот, был момент в начале 2000-х годов, когда олигархи на самом деле уже были не столь влиятельны, как это было в конце 1990-х, и у крупного бизнеса была возможность попытаться как бы развернуться не к власти, а к обществу. Предложить обществу что-то, что обеспечило бы легитимность собственности. 

Вместо этого была выбрана стратегия, которая сводилась к тому, чтобы договориться с властью. Но эти попытки договориться уперлись в то, что с начавшимся ростом цен на нефть возник ресурс природной ренты. Собственно, договоренностью 2000-го года, сразу после того, как Путин стал президентом, была встреча, насколько я знаю, посвященная урегулированию вот этой проблемы залоговых аукционов и возможных претензий к приватизации. Там было сказано, что бизнес не должен лезть в политику, а власть в обмен на это не будет пересматривать итоги приватизации. 

Это было сказано на словах, документа не появилось. И не появилось на самом деле каких-то практических действий бизнеса, которые могли бы для общества компенсировать все эти травмы 1990-х годов. В итоге, когда начался рост цен на нефть, возникла большая ставка, за которую люди стали бороться друг с другом. В этой борьбе власть как раз сделала ставку на то, что приватизация была несправедливой. И бизнес реально проиграл. С того времени он висит на крючке, когда все время [есть] постоянная возможность возвращения к пересмотру итогов приватизации и к изъятию активов. Она ограничивает для бизнеса возможность что-то сделать». 

О конкуренции идей

«В конце XIX века в США тоже был вполне себе дикий капитализм, когда были бароны-разбойники, нажившие миллиардные состояния и породившие большое напряжение в разных социальных группах. Так вот, в рамках реформ, которые попытался на фоне этого сильного напряжения провести Теодор Рузвельт, была сделана интересная вещь: появились налоги на наследство. Это привело к парадоксальному явлению, когда бизнес для того, чтобы от этих налогов уйти, стал создавать разного рода фонды, которые финансировали университеты, больницы, которые занимались разработкой идей для общества. Скажем, фонд Карнеги (признан иноагентом) довольно известный возник как раз тогда, и потом именно фонд Карнеги, а также фонд Рокфеллера сопровождали деятельность уже второго Рузвельта во время Великой депрессии с точки зрения выработки экономической политики.

В России, с одной стороны, это было не в тех масштабах, в которых это нужно было бы делать. При этом я бы сказал, что власть это не очень поощряла. Потому что власть понимала, что таким образом бизнес может сформировать иное отношение к себе со стороны общества. Во-вторых, я не случайно упомянул про фонды Карнеги или Рокфеллера. Потому что бизнес в том числе в США начала XX века, видя левые настроения, видя активизацию профсоюзов, пытался думать о том, что может быть на длинном горизонте. И пытался формировать какие-то идеи, которые вбрасывались в политику. 

Это было не про тупое лоббирование конкретного закона, который бы давал очередные льготы или очередные субсидии конкретной компании. Это было про попытку взгляда в будущее со стороны — именно тогда возникла фактически целая индустрия think-tanks, аналитических центров. И во многом эта конкуренция идей, которая до сих пор наблюдается в американской политике, возможна потому, что есть тысячи подобных аналитических центров, которые финансируются бизнесом. Вот этого в России не сложилось. 

Были попытки такого рода. Допустим, был, на мой взгляд, очень важный, интересный проект под названием «Клуб-2015» с их сценариями для России, которые были сделаны в 1999 году. Но это были люди из среднего бизнеса, которые, по сути, свернули свою активность после дела ЮКОСа.  Они просто увидели все реальные риски и посчитали, что они дальше в таком формате продолжать не готовы. Крупный бизнес, на мой взгляд, имел ресурсы, имел возможности для того, чтобы пойти по другому пути, но не сделал этого, и сейчас за это расплачивается».

Китай – один из главных бенефициаров

«Россию в такой ситуации [политической нестабильности] некому будет поддерживать. Китай при всей нашей текущей большой любви и дружбе находится в другой позиции. Китай – один из главных бенефициаров того глобального порядка, который сложился за последние десятилетия. И он не заинтересован в разрушении этого порядка. Китай заинтересован в его изменении с тем, чтобы у него было больше права голоса, но он за порядок. 

Проблема нынешней силовой российской элиты, в том, что Россия, к сожалению, при любом глобальном мировом порядке во главе с США, с Китаем, с G20, с кем угодно, будет проигрывать. Потому что у нас кроме дубинки ядерной почти ничего не осталось. Нынешняя наша силовая элита может оставаться на коне и во власти в ситуации хаоса и анархии. И в этом смысле, при всех разговорах про тесную интеграцию России и Китая, для Китая Россия — непредсказуемый партнер. 

Китайцы, в отличие от нас, привыкли думать на длинную перспективу, на десятилетия вперед. Да, они будут сейчас использовать активно краткосрочные выгоды наших дешевых ресурсов. Но в случае катаклизмов политических в стране ничего подобного тому, что происходило между Россией и Белоруссией в 2020 году, не будет. Китайцы будут заниматься своими проблемами. И будут за то, чтобы попытаться наладить каким-то образом отношения с США, с Европой и так далее». 

Также в интервью Андрея Яковлева: о признаках напряжения в обществе и элитах, о грядущем бюджетном кризисе и причинах отъезда из России. Полную версию смотрите на канале Forbes в YouTube.

* Согласно требованию Роскомнадзора, при подготовке материалов о специальной операции на востоке Украины все российские СМИ обязаны пользоваться информацией только из официальных источников РФ. Мы не можем публиковать материалы, в которых проводимая операция называется «нападением», «вторжением» либо «объявлением войны», если это не прямая цитата (статья 57 ФЗ о СМИ). В случае нарушения требования со СМИ может быть взыскан штраф в размере 5 млн рублей, также может последовать блокировка издания.