«Ухудшение финансовой ситуации в фондах — вопрос времени»: интервью Нюты Федермессер
У каждой крупной благотворительной организации в России разработан кризисный план, рассказала в интервью Forbes Talk основатель благотворительного фонда «Вера» Нюта Федермессер. Крупные западные компании ушли с российского рынка и прекратили сотрудничество с НКО, а привлечь новых доноров сложно. На построение новых связей и контактов нужно время. Что изменилось в отрасли после начала «спецоперации» на Украине, чем международные доноры отличаются от российских, и как позиция различных НКО повлияла на поддержку со стороны государства?
Нюта Федермессер — основатель фонда помощи хосписам «Вера» и директор московского центра паллиативной помощи Департамента здравоохранения. Фонд «Вера» многие годы оставался бенефициаром программы Фонда президентских грантов (ФПГ) в области здравоохранения, например, в начале 2021 года благотворительная организация получила свыше 30 млн рублей поддержки. Летом 2022 года учрежденный Федермессер фонд впервые за пять лет остался без гранта от ФПГ. Она не считает, что это связано с размещенным ею обращением к президенту с просьбой остановить «спецоперацию»* на Украине. Оно было опубликовано 26 февраля на странице Федермессер в Facebook (принадлежит компании Meta, которая признана в России экстремистской и запрещена) и собрало свыше 500 подписей представителей российских НКО.
«Спецоперация» и благотворительность: что изменилось
«Люди, которые живут в стране, и государство порой, к сожалению (а может быть, к счастью), идут не одним и даже не параллельными курсами. В России люди в кризисной ситуации проявляют значительно больше эмпатии.
У фонда «Вера», как и у абсолютно всех остальных фондов, ситуация с донорами ухудшилась. Какие-то компании, которые жертвовали нам деньги или помогали продукцией, прекратили помогать, так как они просто ушли с российского рынка. Например, вы не найдете в стране ни одного хосписа, которому помогает Фонд «Вера», где не было бы какой-то мебели из IKEA. Нам очень помогала компания H&M, Louis Vuitton, я даже не знаю, какой бренд из ушедших не был в числе наших доноров. Все помогали. Но при этом есть и компании, которые начали помогать, значительно острее осознав в этой ситуации свои социальные обязательства.
Самое крутое, что развилось в благотворительности в последние годы — это рекуррентные платежи. Механика очень простая: человек не разово жертвует на ту ситуацию, что его в моменте тронула, а подписывается на ежемесячный платеж в пользу фонда, и раз в месяц эта сумма списывается с его карты в одно и то же время. На самом деле, именно такой жертвователь и обеспечивает стабильность жизнедеятельности НКО. Здесь много отвалилось, потому что [перестали работать] платежные системы, люди уехали. А с другой стороны, появились те, кому в ситуации собственного стресса, непонимания, отсутствия контроля за своей жизнью, нужно зацепиться за что-то, что делаешь осознанно. И вот такая осознанная помощь в кризисной ситуации резко возрастает. Так было в COVID-19 — резкий рост гуманитарной помощи, волонтерства. Сейчас произошло то же самое, и по деньгам мы, на самом деле, пока не просели».
«Западным компаниям не нужно объяснять»
«У всех фондов разработаны кризисные планы: с кем из сотрудников расставаться, какие программы в первую очередь закрывать. Понятно, что все, что касается непосредственной помощи пациентам, должно сохраниться. А развитие, обучение, какие-то более системные вещи — это, возможно, придется сокращать. И это очень грустно, потому что все последние 20 лет благотворительность в России развивалась именно в сторону системности: давайте уходить от покупки памперсов и лекарств и заниматься изменением системы, давайте заниматься образовательными программами, публиковать книги, учебники — то, что будет способствовать помощи не одному человеку, а целой категории пациентов. К сожалению, мы можем вернуться к ситуации, когда мы снова начнем собирать деньги на Васю, Петю, Колю.
Человек, который дает деньги, всегда реагирует на конкретную историю, а вот гранты даются на системные проекты. И также на системные проекты давали деньги крупные западные компании. Как раз им никогда не нужно было объяснять, зачем давать деньги на аналитику, на исследования, на перевод и публикацию учебника. Россия не настолько еще осознает значимость благотворительности, чтобы понимать, что и это тоже нужно. Для российского донора достаточно типичен вопрос: «А почему этим Минздрав не занимается? А почему вы должны этим заниматься? А что, министерство труда этого не делает?»
Есть такой миф: а зачем помогать фонду, который известен, у которого реклама везде висит? Если висит реклама в городе, значит у них столько денег, что они их тратят на рекламу. Приходится объяснять, что реклама бесплатная, и что это тоже результат нашей работы. Что нам это не стоит ничего, кроме рабочего времени человека, получающего зарплату. Это еще одна важная штука: западной компании не нужно объяснять, что сотрудники фонда — это люди, которые работают целыми днями, и их труд должен быть оплачен».
«Не считаю, что кого-то наказали»
«Если говорить про помощь от государства, от Фонда президентских грантов, например, я бы хотела, чтобы четко прозвучало: есть организации, подписавшие письмо [против «спецоперации»], которые не получили [гранты ФПГ], и есть организации, подписавшие письмо, которые деньги получили. Я не могу точно сказать, какой был принцип [отбора]. Но я могу точно вам сказать, как один из экспертов ФПГ, я точно знаю, что количество заявок впервые с момента создания фонда превысило сумму денег, которую фонд мог распределить. И тогда, естественно, стали думать, кого отсечь.
Не буду лукавить, я считаю, что кто-то попал под сокращение именно из-за подписанного письма. Потому что нам и не только нам были звонки: отзовите свою подпись или разместите информацию в социальных сетях о том, что вы помогаете беженцам, и тогда вы дадите нам дополнительную возможность вам помочь. Но все-таки это какие-то единичные случаи. Я не считаю, что кого-то наказали.
Государственные гранты — это не только ФПГ, есть еще гранты правительства Москвы, Комитета общественных связей, региональные гранты. Все их продолжают получать. Слишком сейчас уже интегрирована работа НКО в работу системы, и если ты наказываешь фонд, не давая ему государственных денег, то ты наказываешь людей, которые через этот фонд получает ту или иную услугу. Я бы не сказала, что кого-то наказали, но заставили понервничать, особенно вот этими дебильными звонками и разговорами».
«Это не стыдно — прятать своих мужчин»
«Человек, который работает в благотворительности и который привык помогать тем, кто слабее, привык противостоять несправедливости, этот человек не может поддерживать никакое насилие. Поэтому, на мой взгляд, мои коллеги не поддерживают спецоперацию. Рукотворная смерть — это смерть, которой человеческое сознание, человеческая цивилизация, призваны избегать. Содействовать этому, конечно, безумие. И мне совершенно неважно, где происходит это насилие: в Албании, в Сирии, в Украине.
То, что происходит, не в интересах людей. Геополитика — это не про людей. Границы стран — это не про людей. Я не знаю, может ли здравомыслящий человек поддерживать то, что творится. Здравомыслящий человек, скорее всего, может только ужасаться и сочувствовать. Нельзя поддерживать смертоубийство.
Я годами обучала людей заботиться о качестве жизни и о последних неделях, днях, часах, минутах и секундах жизни тяжелобольных, пожилых, порой брошенных людей. И сегодня я должна своих сотрудников снаряжать, чтобы они шли участвовать в спецоперации? Тех, кого я учила у брошенной бабушки пролежни лечить? Нет.
Давайте поймем: наши ценности остаются с нами, и мы не должны от них отказываться. Если наши ценности — человеческая жизнь и ее качество, это нормально. У меня была сотрудница, которая недавно подошла и спросила: «Анна Константиновна, скажите, пожалуйста, а прятать своих мужчин — это не стыдно?» Я говорю: «Вы знаете, я считаю, что это не стыдно, я бы очень не хотела, чтобы у мужчин, которые есть в моей жизни, в руках было оружие. Я бы хотела, чтобы у них в руках была сигарета, бокал вина, моя рука. Если есть люди, которые видят себя так — с оружием — а такие люди будут всегда, это их выбор. И нет, это не стыдно «прятать своих мужчин».
Также в интервью Нюты Федермессер: о реабилитации вернувшихся с поля боя, настроениях чиновников и компромиссе с совестью. Полную версию смотрите на YouTube-канале Forbes.
* Согласно требованию Роскомнадзора, при подготовке материалов о специальной операции на востоке Украины все российские СМИ обязаны пользоваться информацией только из официальных источников РФ. Мы не можем публиковать материалы, в которых проводимая операция называется «нападением», «вторжением» либо «объявлением войны», если это не прямая цитата (статья 57 ФЗ о СМИ). В случае нарушения требования со СМИ может быть взыскан штраф в размере 5 млн рублей, также может последовать блокировка издания.