Донбасс вновь стал темой номер один среди всех актуальных вопросов международной повестки. Но, рассуждая о конфликте, необходимо помнить не только о внешней политике, но и о внутриполитических аспектах. В украинской политической жизни донбасская проблема рассматривается в контексте вопроса о национальной идентичности и самоопределении страны.
Модель для России: как Донбасс живет без государства
Правый поворот
Стало уже общим местом говорить, что Владимир Зеленский в 2019 году пришел к власти как «президент мира». Можно предположить, что во время избирательной кампании он действительно хотел мира, рассчитывая (во многом наивно), что, в отличие от предшественника, ему удастся продвинуться в этом направлении довольно быстро.
Однако мечты и надежды для государственного деятеля — это слишком мало, что отчетливо стало видно в последующие месяцы, когда четко проявился фактор страха президентской власти перед улицей, которая прочно занята правыми. Находясь в меньшинстве в украинском обществе, они тем не менее полностью контролируют уличные протесты, примером чего стали манифестации против применения «формулы Штайнмайера» в 2019 году и ряд других акций, в том числе произошедшие уже этой весной возле офиса президента.
Но дело не только в уличной активности или в деятельности наиболее влиятельного оппонента Зеленского — Петра Порошенко. Правый сегмент политического поля Украины имеет ощутимую внешнюю поддержку, в то время как нынешний президент до сих пор не является в полной мере своим человеком ни для британо-американского сегмента коллективного Запада, ни для Старой Европы. Это стало особенно очевидно после победы демократов на президентских выборах в США. Поэтому для сохранения власти команда Зеленского начала смещаться вправо, стремясь вытеснить Порошенко на обочину этой ниши. Введя санкции против Виктора Медведчука, она продемонстрировала, что готова оказать по крайней мере выборочное давление на украинских олигархов. Ужесточение риторики по Донбассу должно, с одной стороны, продемонстрировать лояльность западным партнерам, а с другой — показать правому и правоцентристскому сегменту общества свою патриотичность.
Попытку сближения нельзя назвать односторонней. Во второй половине 2020 года укрепилось партнерство Украины с Британией и Турцией, особенно в области военного сотрудничества. Это произошло на фоне заметного охлаждения отношений с Германией и Францией, которые, несмотря на санкции против России и критику Москвы (в том числе по вопросам внутренней российской политики), тем не менее считают именно Минские соглашения базой для политического урегулирования. Украинские власти со своей стороны в феврале выдвинули идею так называемой «Крымской платформы» — международного формата переговоров, конечной целью которых должна стать «деоккупация» Крыма. Киев добивается совмещения донбасской и крымской повесток и отказа от Минска как от основной переговорной площадки.
Двойной тупик: почему вновь разгорается конфликт в Донбассе
Риски эскалации
И все же сегодня большое региональное столкновение вряд ли выгодно сторонам конфликта. Россия, демонстрируя передвижения войск и жесткую риторику, показывает, что издержки эскалации для Украины будут катастрофическими. Кремль, похоже, готов защищать свои «красные линии», нарушение которых может вызвать жесткую реакцию — вплоть до признания ДНР и ЛНР. Нельзя сбрасывать со счетов и внутриполитические аспекты, ведь тема Донбасса важна для значительного сегмента российского общества, а вопрос о его защите — еще и вопрос престижа власти в глазах этих общественных групп.
С другой стороны, Украина при всей риторике не может не понимать, что решить проблему Донбасса так, как Азербайджан частично решил проблему Карабаха, невозможно, ибо стоящая за республиками Донбасса Россия, мягко говоря, не Армения — как по мощи, так и по важности конфликта для внешней политики Москвы. Кроме того, для значительной части украинского истеблишмента автономный Донбасс по политическим и электоральным причинам вообще не нужен в составе страны. Правда, его можно потерять и через эскалацию, но риск при этом слишком велик. Возможно, для США было бы оптимальным, чтобы Украина в итоге столкновения потеряла бы небольшую часть Донбасса, находящуюся под ее контролем, но при этом «Северный поток — 2» был бы сорван. Возможно, и Зеленского такой вариант устроил бы — при условии, что поражение будет только тактическим: президент обеспечил бы себе образ патриота, а Украина избавилась бы еще от какой–то части не очень лояльного населения. Но для Москвы такой сценарий, очевидно, предполагающий новые жесткие санкции, крайне неблагоприятен. Отсюда и заявления российской стороны, что эскалация угрожает самой украинской государственности.
Для Старой Европы возобновление войны — это не только риск окончательного краха проекта «Северного потока — 2», но и вероятность получить новый миграционный поток из Украины, риск превращения черноморского региона в фактор еще большей нестабильности, возможность окончательного разрыва отношений с Москвой. Для США и Британии риски тоже очень велики. Прежде всего это опасность потери Украины как рынка, кроме того, резкая конфронтация с Россией — это дополнительный фактор для дальнейшего российско-китайского сближения. Наконец, у США и НАТО просто нет больших военных сил в регионе. Пара эсминцев в Черном море — серьезная сила, но недостаточная в условиях большого конфликта и действия конвенции Монтре. Что же касается переброски вооружений и войск на территорию Украины, то это может стать дополнительном фактором, провоцирующим Россию, а в ходе уже начавшегося конфликта вряд ли может быть быстро реализовано.
События последних дней показывают, что шанс на некоторую деэскалацию есть. Однако нельзя забывать о возможности провокаций и локальных столкновений, у которых могут быть свои скрытые бенефициары и которые могут перерасти в нечто большее. Кроме того, отсутствие алгоритма политического урегулирования будет и далее приводить к новым обострениям ситуации — а значит, риски большого регионального конфликта будут сохраняться.
Мнение автора может не совпадать с точкой зрения редакции