«Поток сознания» из литературного метода превратился в способ коммуникации. Не увлекайтесь!
Каждый раз, когда я вхожу на Facebook, мне задают один и тот же неприятный вопрос: «О чем вы думаете?» И каждый раз я думаю, что я ни о чем не думаю. Во-первых, если мне предлагают задуматься на ровном месте и даром, так не на того напали. А во-вторых, вопрос мне кажется чрезвычайно бестактным, как будто бы в школе меня поймали на том, что я не слежу за уроком. Ты о чем это там размечтался? Марш к доске, и пусть твои товарищи тебя послушают.
Но я с удивлением замечаю, что моих товарищей это нисколько не смущает, и они бодро пишут на доске, то есть на «стене», свои мысли и путевые заметки. Это напоминает мне советские времена, когда у меня в подъезде жили люди, которые тоже писали на стене и тоже именно о том, что они в данный момент думали, например «Света — звезда минета».
Вы спросите, а почему же ты тогда завел себе друзей на Facebook, если не готов делиться сокровенным? Facebook дополняет мне электронную почту. У него есть таинственное свойство — люди не отвечают на письмо неделями, но на сообщение, посланное через Facebook, откликаются мгновенно. Разумеется, у премудрого сайта есть множество других чудесных свойств, и он на них мне постоянно указывает («станьте поклонником коньяка Remy Martin» предложено мне сегодня, хотя я и так поклоняюсь ему чуть ли не каждый вечер), но такая уж у меня привычка — пользоваться вещами наполовину. Даже свой компьютер я превратил в продвинутую пишущую машинку, хорошо хоть не забиваю им гвозди.
Чирикающий Twitter спрашивает еще более резко: «Что вы сейчас делаете?» И надо отвечать кратко. Например, пишу про твиттер, вот так.
«Фильм никогда не бывает слишком коротким. Есть только две слишком короткие вещи: слишком короткий член и слишком короткая жизнь, — сказал как-то Билли Уайлдер, режиссер «В джазе только девушки». Он мог бы это заявить по Twitter, потому что афоризм укладывается в 127 знаков — меньше, чем предельные 140.
Это мне как раз нравится, даже очень. Нет человека, который бы так любил краткость, мою сестру. Я 20 лет промышляю редактурой, и лишние слова давно вызывают у меня ярость. Теперь-то в печатном деле лишних слов не боятся, потому что компьютерная верстка их все равно уложит в строку. А вот когда я начинал, мы имели дело со свинцовым шрифтом, куда не только лишнее слово, но и лишнюю букву вставить невозможно. Это была постоянная головоломка — не менее головоломная, чем ограничения Twitter. Хорошо помню, как мне попалась цитата из Ветхого Завета и я подсократил слово божье, чтобы оно встало в набор.
Меня очень забавляют лежащие в сети переложения знаменитых сюжетов в sms-сообщения, иные — просто шедевры: «Пишу с английского номера. Подвески забрал, скоро буду. Д’Арт», «Платок и бусы купил. Ищу цветочек. Папа», «Мама в больнице, я тебя заберу из школы. Гумберт». Так что в 140 знаках можно сказать все что угодно — не зря фанаты Twitter укладывают в свой любимый размер даже «Улисса» Джеймса Джойса, который, согласно автору бестселлера The Little Book Of Twitter Тиму Коллинзу, набирается так: «Man walks around Dublin. We follow every minute detail of his day. He’s probably overtweeting».
Возможно, Леопольд Блум и вправду «овертвитинг», а его благоневерная Молли как будто бы выговаривается в «Живом Журнале», но, если взять в руки эту толстенную книгу, вы обнаружите, что она вся написана твиттером, а поток сознания может быть разлит на одноразовые дринки sms-сообщений. И я совсем не против таких ответов на вопросы, что ты думаешь и что ты сейчас делаешь, потому что из таких ответов и вопросов и родилась литература ХХ века.
Но когда я читаю в интервью видных твиттеров буквально следующее: «Я, честно говоря, уверен, что значимая часть фоловверов — роботизированные аккаунты, парсящие различные топы и предлагающие зафоловверить их тем, кто к этих топах находится», — я, честно говоря, уверен только в одном: «Кому велено мурлыкать — не чирикайте!» Мне хочется отобрать у них мобильный инструмент, вызвать к доске и все-таки попросить ответить на неприятный вопрос: «О чем вы думаете?»