«Нас обвиняют в преступлении, которого не было»: Майкл Калви выступил с последним словом в суде
Ваша честь, за этот долгий процесс вы услышали множество свидетельств и показаний обеих сторон, и все они без тени сомнения доказывают, что и я, и мои коллеги действовали исключительно в рамках закона и исключительно в интересах Банка и его вкладчиков.
Свое выступление я хочу начать с того, что те доказательства, которые были представлены суду стороной обвинения и исследованы в ходе судебного следствия, не только не изобличают меня в преступлении, но элементарно подтверждают мою невиновность и невиновность моих коллег.
Сейчас я коротко пройдусь по ключевым моментам этого судебного разбирательства.
Касательно кредита, выданного банком в декабре 2015 года НАО «ПКБ» (далее ПКБ), который обвинение рассматривает как хищение путем растраты
Я не понимаю, как данный кредит может быть классифицирован как «растрата», когда 100% кредитных средств были использованы для оплаты обязательств перед BrokerCreditService на Кипре (далее БКС), которые были гарантированы банком на основании конкретного договора о кредитной поддержке от 2014 года, в соответствии с которым банк передал БКС залог на сумму более чем 6 млрд рублей. Эти 6 млрд рублей залога в виде еврооблигаций перешли бы в собственность БКС в результате требования, выпущенного 3 ноября 2015 года (маржин колл). Это повлекло бы за собой потерю банком еврооблигаций более чем на 6 млрд рублей, уменьшение капитала Банка и неминуемый отзыв лицензии, в результате чего пострадали бы прежде всего вкладчики банка.
Какая ошибка обернулась катастрофой для Майкла Калви
Каких-либо доказательств, исключающих наличие договорных обязательств банка перед БКС суду стороной обвинения не представлено, потому что их нет и не может быть! С самого начала следствия мы объяснили ключевые факты, связанные с кредитом ПКБ и обязательствами перед БКС, и настаивали, чтобы следователь допросил представителей БКС и запросил все документы по вменяемым сделкам, но следователь отказался это делать. В итоге в 2020 года мы самостоятельно получили от БКС официальные документы, после чего представили их следствию и суду, но следователь их просто проигнорировал, наверное, просто потому, что эти документы доказывают, что обвинения против нас с самого начала были пустыми и беспочвенными.
Обязательства банка четко отражены в Соглашении о кредитной поддержке, Соглашении о счете обеспечения и подтверждены сведениями о движении денежных средств и обеспечении, связанными с этими соглашениями, которые банк заключил первоначально в 2014 году.
Более того, указанные обстоятельства, полностью доказывающие мою невиновность и невиновность моих коллег, подтверждены показаниями специалистов, допрошенных в ходе судебного следствия. Они подробно рассказали суду как о деталях транзакций БКС, так и о подтверждении возвращения залога банка в размере 6 млрд рублей после погашения обязательств за счет кредита, выданного ПКБ.
Как вообще возможно меня обвинять в «преступном умысле, направленном на совершение тяжкого корыстного преступления», когда я не получил ни прямой, ни косвенной выгоды от кредита банка, предоставленного ПКБ? Как подтвердили допрошенные в суде специалисты и ряд свидетелей, в том числе финансовый директор банка Константин Рогов и руководитель казначейства банка Астахов — единственным бенефициаром кредитной сделки ПКБ был сам банк, когда обязательства банка перед БКС были погашены.
Ваша честь, у банка были обязательства перед «БКС Кипр», которые он был обязан погасить, иначе банк мог просто перестать существовать. Совершенно невозможно обвинять меня и моих коллег в чем-либо — действия банка в 2015 году были исключительно в интересах банка и его вкладчиков.
Касательно обвинения в том, что я дал «инструкции» другим лицам об операциях и разработал «план преступной деятельности» для преступной группы лиц
Возмутительно, что меня обвиняют в «разработке плана преступной деятельности» и даче указаний другим лицам выдать кредиты банка для ПКБ, когда все собранные в ходе судебного следствия доказательства, в том числе электронные письма, документы и показания свидетелей подтверждают, что кредиты ПКБ от декабря 2015 года были предложены и структурированы руководством банка (в основном Кордичевым А. С. и Роговым К. В.). Было достигнуто 100%-ное согласие в поддержке их предложения среди членов совета директоров и всей команды менеджеров банка, поэтому в любом случае не было никакой необходимости давать какие-то «инструкции». Моя роль состояла исключительно в том, чтобы голосовать за это на совете директоров банка, как это сделали все остальные директора.
Чтобы быть абсолютно точным, я никогда не давал ни устных, ни письменных указаний кому-либо о каком-либо аспекте этой сделки, и в ходе судебного следствия не установлено доказательств того, что я это делал. Напротив, единственные свидетели того времени, которые действительно знали меня, включая всех подсудимых, а также свидетелей, в том числе таких, как финансовый директор банка Рогов К. В., в ходе судебного следствия подтвердили, что я никогда не давал им подобных указаний.
«Это была катастрофическая коммерческая ошибка»: как Майкл Калви оказался за решеткой
Еще один небольшой, но показательный момент. В некоторые из дат, упомянутых в обвинениях, например, 30 декабря 2015 года, по которым я якобы давал указания различным другим лицам «в Москве, в составе организованной группы», меня даже не было в России, как показывают копии моего паспорта и российских таможенных документов. Это не среди наших главных аргументов, поскольку гораздо важнее, что нет никаких доказательств какого-либо преступления, совершенного кем-либо, но в любом случае такая очевидная ошибка в обвинениях свидетельствует об общей неточности в расследовании и в «искусственности фактов», которые приводятся против нас.
Ваша честь, честно говоря, тут мне хочется вспомнить речь прокуроров во время прений. Единственный аргумент обвинения по поводы преступной группы был, что я и мои коллеги - «акулы бизнеса». Больше никаких доводов у обвинения нет. «Акулы бизнеса» значит преступная группа. Они даже не попытались что-либо доказать - ни роль каждого в группе, ни взаимодействие, ни выполненные действия этой группы. А мысль о том, что я «акула», просто абсурдна; о моей честности публично говорили многие ведущие фигуры российского бизнес-сообщества, в том числе Герман Греф, Кирилл Дмитриев, Андрей Костин, Олег Тиньков и многие другие.
Мне не понятно, как меня могут обвинять в «сокрытии преступления», в то время как:
Детали кредитования ПКБ в 2015 году были раскрыты как руководству и акционерам Юниаструм банка, так и их советнику «Эрнст энд Янг» . В первоначальном предложении, направленном BVCP в Юниаструм банк (через Юсупова Ш.И.), конкретно предлагалось погасить кредит ПКБ в размере 2,5 млрд наличными за счет выручки от продажи Юниаструм банку части доли BV Funds в Банке «Восточный», на что Аветисян А.Д. и Юсупов Ш.И. ответили письменным согласием. В письме о раскрытии для целей слияния конкретно указано, что кредиты ПКБ могут быть не погашены «без поддержки акционеров банка». И в Опционном соглашении указывалось, что реализация опциона (для того, чтобы компания «Финвижн» стала мажоритарным акционером банка) возможна только в случае, если вопрос о кредитах ПКБ 2015 года будет «урегулирован способом, удовлетворяющим стороны». Именно Юсупов Ш.И. предложил вариант погашения кредитов в натуральной форме, путем приобретения для банка финтех-активов.
Указанные обстоятельства в полном объеме подтверждены в ходе судебного следствия, в том числе и самим Юсуповым Ш.И. Но почему-то прокурор проигнорировал все эти доказанные факты и продолжает повторять фабулу о том, что Юсупов и Аветесян не знали, не несут ответственности и не были мотивированы на погашение кредита ПКБ через отступное.
Ваша честь, это просто лицемерие — материалы дела, переписка, показания ясно доказывают, что именно Шерзод Юсупов был инициатором продления сроков по кредитам и погашения их через отступное.
Касательно акций IFTG и расчетов в феврале 2017 года.
Это просто абсурд, что урегулирование кредитов ПКБ в феврале 2017 года через отступное является предметом расследования растраты путем хищения, которое якобы произошло в декабре 2015 года. Чтобы прекратить дело, достаточно просто посмотреть на документы между банком и БКС и поток средств, произошедший в декабре 2015 года, после чего банку были возвращены его собственные еврооблигации на 6 млрд рублей. Но поскольку сторона обвинения фокусирует 80% текста обвинения на IFTG, мне нужно обратиться к некоторым наиболее очевидным фактам, которые были проигнорированы прокурором и следователями.
Сытость потерпевшего: что изменит примирение сторон в деле Майкла Калви
Сторона обвинения считает меня ответственным за организацию расчетов ПКБ с банком на основании соглашения об отступном. Хочу еще раз акцентировать внимание, что первоначальное предложение о погашении кредитов ПКБ путем приобретения финтех-активов, а не наличными средствами поступило именно от Юсупова Ш.И., а не от меня или кого-либо в BVCP. И общая стратегия этого приобретения, в частности, касающаяся IFTG и/или Arius в качестве активов с ожидаемой оценкой в 2,5 млрд рублей, была единогласно утверждена советом директоров банка в августе 2016 года, включая голоса независимых директоров и самого Юсупова Ш.И.
Я не понимаю, как сторона обвинения может продолжать повторять фабулу о том, что Юсупов или кто-либо другой в банке ожидал, что стоимость акций IFTG будет зависеть в основном от инвестиций IFTG в ММВБ и «Русснефть». В первоначальном документе об условиях сделки с IFTG, направленном 26 октября 2016 года директором акционера IFTG, «Да Винчи», Олеком Теонидасом Юсупову и другим менеджерам банка, было показано, что инвестиции банка в IFTG дадут банку право собственности на 4 финтех-актива IFTG, но не на другие активы IFTG, такие как ММВБ или «Русснефть». В соглашении об отступном от февраля 2017 года было раскрыто, что акции «Русснефти» и большая часть акций ММВБ были тоже заложены кредиторам. И тогда IFTG в 2017 году продала незаложенную часть своих акций ММВБ. Прежде чем распределить выручку от продажи акций ММВБ акционеру IFTG класса B (MagicDay), IFTG необходимо было получить одобрение банка в качестве контролирующего акционера IFTG.
Запросив это одобрение у Банка, IFTG в начале 2018 года вновь подтвердила, что банк имеет исключительное право собственности на 4 финтех-актива IFTG, но не имеет прав собственности на долю IFTG в ММВБ. Получив это подтверждение в письменном виде по электронной почте (и это письмо приобщено к материалам дела), совет директоров банка, в том числе Юсупов и Аветесян, единогласно одобрили распределение выручки от продажи IFTG акций ММВБ своему акционеру класса B, MagicDay. Как сторона обвинения может продолжать повторять фабулу о том, что Юсупов или кто-либо считал. что стоимость инвестиций банка в IFTG в основном ожидалась от инвестиций IFTG в ММВБ или Русснефть? Как сторона обвинения может продолжать утверждать, что акции банка IFTG были «ограничены» на основании устава от декабря 2016 года, когда единственное распределение акционерам выручки от продажи активов IFTG в то время, когда действовал устав от декабря 2016 года, могло произойти только в том случае, если сам банк одобрил распределение?
Уважаемый суд, если просто посмотреть 5 минут на эту единственную сделку, когда IFTG продала свои акции ММВБ в 2017 году, а также корреспонденцию и одобрения. полученные от банка, вы увидите, что акции банка C и D никогда не имели никаких ограничений даже по старому уставу 2016 года, банк всегда был защищен от любых распределений другим акционерам IFTG, а права банка на 4 финтех-актива IFTG были защищены и признаны всеми сторонами, включая саму IFTG, Банк и даже Юсупова. Посмотрите вкратце на эту сделку, и вопрос об «ограничениях» закрыт. Точка. Не нужно смотреть на мнения экспертов, хотя эти мнения также убедительны в нашу защиту.
Я не понимаю, как сторона обвинения может продолжать считать, что «реальная стоимость» акций IFTG составляет 250 млн руб., когда эксперт-оценщик Табакова, один из ключевых свидетелей обвинения, дала заключение, что 4 финтех-актива IFTG, на которые банк имеет право, оцениваются более чем в 4 млрд рублей. Мы исследовали обширную корреспонденцию и документы о транзакциях, юридическое заключение эксперта из Люксембурга и экспертов-лингвистов, свидетельствующие о том, что права банка как акционера IFTG никогда не были ограничены даже в соответствии со «старым» уставом IFTG; и в любом случае в устав IFTG были внесены поправки в сентября 2018 года, задолго до возбуждения уголовного дела, разъясняющие якобы противоречивый текст и подтверждая то, что фактически было согласовано между сторонами (и обещано фондом «Да Винчи») в 2016-2017 годах, а именно, что банк будет иметь исключительные права на 4 финтех-актива IFTG, оцененные несколькими экспертами на сумму более 2,5 млрд рублей.
Обвинение попросило приговорить Калви к шести годам условно
Я не понимаю, почему следователь, привлекая Табакову для проведения экспертизы, просил только оценить акции банка в IFTG по состоянию на февраль 2017 года и отказал в просьбах наших адвокатов также попросить Табакову оценить акции IFTG Банка по состоянию на январь-февраль 2019 года, когда было предъявлено обвинение и уголовное дело было возбуждено. Поскольку Табакова оценила 4 финтех-актива IFTG в 4 млрд рублей, а новый устав IFTG в сентябре 2018 года передал акции банка C и D в исключительное владение 4 финтех-активами IFTG, оценка Табаковой акций банка C и D IFTG по состоянию на январь-февраль 2019 года показала бы, что ущерба не только не было, но и напротив, банк заработал существенную прибыль на акциях банка в IFTG на дату возбуждения уголовного дела.
То есть принадлежавшие банку 4 финтех-актива IFTG оценены в 4 млрд рублей, никаких ограничений в уставе IFTG нет, Банк получил прибыль, но уголовное дело по-прежнему не закрыто, и нас все еще обвиняют в растрате. И это не поддается никакому логическому осмыслению.
Я удивлен, что обвинение продолжает настаивать на том, что я вместе с другими обвиняемыми «знали реальную стоимость этих акций» в размере 262 млн рублей. Мое понимание реальной стоимости акций было основано на информации об IFTG, присланной мне Железко О.В. в июле 2016 года; на резюме условий о приобретении IFTG, согласованном между фондом «Да Винчи» и руководством банка (включая Юсупова Ш.И.) в октябре 2016 года; утверждениями фонда «Да Винчи» по электронной почте в Банк и BVCP от декабря 2016 года о стоимости акций IFTG и правах акций классов C и D, а также акционерном соглашении от 2017 года. Сделка в феврале 2018 года по выкупу акций MagicDay класса B, в ходе которой фонд «Да Винчи» предоставил руководству банка дополнительные письменные подтверждения, и которая затем была единогласно одобрена советом директоров банка, в том числе Шерзодом Юсуповым - лучшая демонстрация того, какими были реальные обязывающие соглашения между сторонам, и «реальная стоимость акций». Все эти документы подтверждают, что активы IFTG были разделены между различными классами акций и что у Банка были права на 4 финтех-актива IFTG, стоимость которых превышает 3 млрд рублей. Я доверял «Да Винчи» и их обещаниям о том, каково было настоящее коммерческое соглашение, и все, что произошло с тех пор, показало, что это доверие было обосновано.
Я обладал точно такой же информацией, как и все остальные члены совета директоров. Я не имею отношения и никогда не имел отношения к фонду Да Винчи, также как и к IFTG, поэтому слова о моем знании о некоей «заведомо низкой цены» этих акций голословные и ничем не подтвержденные утверждения.
Мне не понятно, почему сторона обвинения игнорирует все другие выгоды, полученные банком от владения акциями IFTG, включая комиссионные доходы от продажи продуктов ITI и доступа к региональной банковской системе. Доход Банка от владения акциями IFTG подтверждается приобщенными к материалам уголовного дела предварительными и агентскими договорами, согласно которым банк за 2018-2020 годы получил прибыль в размере одного миллиарда рублей. Представитель банка охарактеризовал этот комиссионный доход как «нормальный коммерческий» и не указывающий на стоимость акций банка в IFTG, но это явно не так. Коммерческие отношения между банком и IFTG начались только после того, как Банк стал акционером IFTG. Действительно, эти отношения являлись выгодными и для Банка, и для IFTG. И любая выгода для IFTG также даёт дополнительную выгоду и для Банка в качестве акционера IFTG. Значит, Банк получает выгоду дважды: во-первых, от комиссионных доходов, и во-вторых, от увеличения стоимости принадлежащих Банку акций IFTG за счёт роста клиентской базы этой компании. Это именно та синергия между Банком и IFTG, на которую все рассчитывали от этого приобретения.
И это было фактически главной мотивацией для приобретения банком IFTG с самого начала. Когда совет директоров банка в августе 2016 года единогласно утвердил стратегию приобретения финтех-компаний, в протоколе этого заседания совета директоров, который находится в материалах дела, указано, что целью приобретения было обеспечение «синергии» между финтех-компанией и банком. И эта цель была выполнена, сделка оказалась очень успешной. Я не понимаю, как кто-то может либо это игнорировать, либо утверждать, что этот комиссионный доход для банка не связан с его владением IFTG, поскольку ожидаемое получение комиссионного дохода было основной причиной, по которой совет директоров банка одобрил приобретение в финтех-секторе. Можно иметь разные мнения о стоимости 4 финтех-активов IFTG, но не надо быть оценщиком, чтобы понять, что компании, генерирующие для банка 500 миллионов рублей комиссионного дохода в год, не могут стоить 200 млн рублей.
Уважаемый суд, это один из самых простых и очевидныъ аргументов, которые указывают, что дело против нас должно быть немедленно прекращено. Банк получил в качестве отступного не просто качественный активы, но активы, которые ежегодно приносили ему дополнительные полмиллиарда рублей.
Я не понимаю, как обвинение может утверждать, что банк, получив отступное, «потерял право на взыскание 2,5 млрд рублей» кредитных средств с ПКБ, когда банк в 2019 году получил обязывающие предложения от 3 независимых покупателей на акции IFTG на сумму более 2,5 млрд рублей. Самое выгодное предложение было от «Parus Marine», который предложил за долю банка в IFTG 2.6 млрд рублей. Но банк не принял предложение по этой цене, а попросил за долю в IFTG цену в 3,7 млрд рублей! После этого представители Parus Marine заявили, что нет смысла вести дальнейшие обсуждения. Но отказ банка от цены в 2,6 млрд рублей и его предложение продать IFTG не менее чем за 3,7 млрд рублей очевидно показывает, что банк, к тому времени уже под контролем Юсупова и Аветесяна, считал акции IFTG очень ценными. Это еще одно доказательство того, что оценка доли IFTG в 200 или 250 млн рублей абсолютно коммерчески не обоснована, а необходима только для целей уголовного преследования.
Более того, как установлено в ходе судебного следствия, банк никогда и не пытался реализовать свое право на взыскание кредитных средств с ПКБ. Это еще раз подтверждает, что обязательства по кредитам с ПКБ были исполнены к удовлетворению сторон.
И наконец, самое главное про IFTG. Сторона обвинения полагает, что старый устав IFTG каким-то образом ограничивал стоимость акций IFTG классов C и D. Но я не понимаю, почему я или кто-либо из BVCP должны нести ответственность за это, поскольку никто из нас никогда не имел никакого отношения к IFTG - не был акционером, менеджером компании и ни у кого из нас не было никакой заинтересованности в IFTG, кроме как через банк. Текст устава IFTG подготовили юристы фонда «Да Винчи», и только фонд «Да Винчи», а не я или кто-либо из подсудимых получили бы потенциальную выгоду от оспариваемого текста устава, который якобы ограничивал права банка как акционера.
Никаких ограничений акций классов C и D не было, я полностью отвергаю эту идею и считаю, что предложение фонда «Да Винчи» по приобретению акций IFTG было крайне выгодно для Банка. Но даже если толкование следствием старого устава IFTG является правильным и права банка действительно были ограничены, почему я среди «обвиняемых», а не среди «потерпевших»?
Подводя итог всему вышесказанному, я на основании исключительно тех доказательств, которые были исследованы в ходе судебного следствия, считаю, что стороной обвинения не доказан прежде всего сам факт совершения мною и другими подсудимыми каких-либо противоправных действий, связанных как с заключением кредитных договоров, так и с заключением соглашения об отступном.
Доказательств того, что я или кто-либо другой, как при принятии решения о предоставлении кредита, так и при заключении соглашения об отступном, совершил какие-либо преступные действия, направленные на хищение денежных средств, в ходе судебного следствия также не установлено.
Факт того, что в результате заключения кредитных договоров, а равно заключения соглашения об отступном, банку был причинен какойлибо ущерб также не доказан, поскольку невозможно похитить кредит, который возвращен.
Наконец, я хочу закончить свое выступление некоторыми личными комментариями. Я переехал в Россию в 1994 году. В отличие от многих других иностранцев, которые тогда переехали сюда, у меня не было русских или советских корней или предков и я не говорил ни слова по-русски. У меня уже была успешная карьера, начинающаяся в США, и я мог бы остаться там или уехать куда угодно, чтобы реализовать свои амбиции предпринимателя. Я приехал в Россию и остался, потому что с самого начала любил эту страну и верил, что у России есть потенциал стать одним из ведущих мировых инвестиционных рынков. Я убедил инвесторов разделить мою веру в будущее России и привлек несколько первых в истории иностранных инвестиционных фондов, ориентированных на Россию. Несмотря на трудные времена в России в 1990-х годах, эти фонды стали очень успешными – они инвестировали в российский бизнес на ранней стадии и сыграли важную роль в успехе таких компаний, как «Вымпелком», «Яндекс», Ozon, CTC, Avito, «Тинькофф» и многих других. Эти компании помогли построить успешную современную экономику России сегодня, создав сотни тысяч рабочих мест и доказав, что российские компании могут быть еще более инновационными и конкурентоспособными, чем мировые гиганты.
Даже после 2014 года, когда геополитический климат ухудшился и в отношении России были введены санкции, я продолжал защищать имидж России как привлекательной страны для работы и инвестиций. С 2014 года фонды Baring Vostok инвестировали более 800 млн долларов в Россию в то время, когда многие другие иностранные инвесторы покидали страну. Инвесторы фондов Baring Vostok - крупные, опытные учреждения, и они могут инвестировать в любую точку мира. Другие страны прилагают огромные усилия, чтобы убедить такого рода инвесторов вкладывать в свою экономику. И все же наши инвесторы решили продолжить инвестировать в Россию через фонды Baring Vostok, даже после того, как некоторые страны ввели санкции в отношении России. Они сделали это, конечно, в первую очередь потому, что инвестиции в наши фонды были прибыльными. Но этого недостаточно. Ключевой причиной, по которой наши инвесторы продолжают инвестировать в Россию через Baring Vostok, является наша репутация, честность, прозрачность и добросовестность действий. Именно благодаря этой репутации талантливые российские бизнесмены выбирают Baring Vostok в качестве инвестора, который помогает им расти, масштабировать бизнес, выходить в новые регионы и предоставлять первоклассные услуги и продукты по всей стране.
Ваша честь, вот почему решение, которое вы примете в нашем случае, имеет последствия, выходящие далеко за рамки моей жизни и жизни других обвиняемых. Как я уже объяснял, сегодня нас обвиняют в «преступлении», которого никогда не было, за которое никто из обвиняемых не получил никакой выгоды и из-за которого никто не понес никакого ущерба. Нет ни единого доказательства, подтверждающего выдвинутые против нас обвинения. Сторона обвинения сама заявила, что нет ни одного свидетеля, который подтвердил наличие в наших действиях состава преступления в форме хищения путем растраты. Напротив, существуют сотни документов и свидетельств, которые доказывают нашу невиновность. Даже показания предполагаемого потерпевшего подтверждают, что никакого хищения не было и никакого ущерба в результате указанных сделок банку не причинено.
Решение суда отклонить обвинение стало бы огромным позитивным сигналом о независимости судов и защите прав инвесторов. Не будет преувеличением предположить, что такое положительное решение суда может привести к миллиардам долларов новых инвестиций в Россию и к тысячам новых рабочих мест.
Ваша честь, я не виновен, и все мои коллеги невиновны. У вас есть бесспорные доказательства нашей невиновности. Ваше решение повлияет не только на меня и моих коллег, но и на все российское бизнес-сообщество. Я очень надеюсь, что ваше решение станет символом независимости и справедливости российского правосудия.
Фото Валерий Шарифулин / ТАСС